Еще с 1 марта Украина и Россия могли, по мнению ныне экс- министра топлива и энергетики Сергея Ермилова, перейти к параллельной работе энергосистем. Это, по его словам, позволило бы Украине в 2001 году восполнить дефицит электроэнергии в объеме 10 млрд. кВт-ч, причем цена российской электроэнергии составляла бы всего 1,44 цента за 1 кВт-ч (с учетом НДС и стоимости транспортировки, тогда как сейчас средний розничный тариф на электроэнергию для промышленных потребителей в Украине превышает 3 цента за 1 кВт-ч). Однако российская и украинская системы до сих пор не объединены, а подписавший соглашение Сергей Ермилов уволен с должности министра. Таким образом, поддержанное Президентом объединение энергосистем может натолкнуться на еще одну проблему — кадровую. Хотя и без этого по поводу отставки Ермилова и назначения министром энергетики Станислава Сташевского слишком много далеко не риторических вопросов. Не ставя под сомнение деловые и человеческие качества нового министра, хотелось бы получить вразумительный ответ: почему такую специфическую и стратегически важную для страны отрасль, как энергетика, возглавил заместитель киевского мэра, известный в основном как строитель? Если это политическое назначение, то какая именно политическая сила будет отвечать сейчас за состояние дел в энергетике? И не приведет ли в очередной раз разрешенная премьеру Президентом свобода кадрового выбора к непредсказуемым последствиям, как это уже раз было с назначением Юлии Тимошенко? Тем более, что всем очевидно: отставка Ермилова — это, фактически, продолжение линии экс-вице-премьера, которая до Лукьяновского СИЗО настойчиво пыталась уволить министра энергетики. Напомним также, что назначение на эту должность Сергея Ермилова лоббировал Ющенко. За день до подписания указа об отставке Сергей Ермилов все же решил дать интервью. Наряду с «Днем» в этом «итоговом» разговоре участвовали газета «Бизнес» и Интерфакс- Украина.
— Мне с отставкой повезло: она случилась как раз накануне 8 Марта, в день, когда поздравляли женщин, и это как-то смягчило…
— Кого вы, как министр, не устраивали? — Я думаю, Виктора Андреевича. Но не как премьер-министра, а как кого-то еще. Я не хочу вдаваться в подробности. Хочу сказать одно: отрасль в нормальном состоянии, и мне не будет стыдно, когда в этот кабинет придет Сташевский, передать ему ее. Конечно, здесь еще надо много работать, но состояние намного лучше, чем тогда, когда я пришел.
— Как скажется ваша отставка на работе отрасли?
— Я уже давно работаю в энергетике и вывел определенную закономерность: как только проносится слух об отставке министра, сборы на энергорынке падают процентов на 20. Правда, в данном случае это правило может и не сработать — слухи ходят уже давно, но, тем не менее, нам удалось на 20% сборы поднять. Этого мы добились благодаря тому, что последние полтора месяца буквально развязали руки облэнерго, то есть позволили им работать так, как им и положено. Там есть еще вмешательство областных и районных администраций, но свобода и возможность выполнять то, что они должны, сказались на их деятельности. Без особого нажима и подключения административных рычагов, силовых структур сборы растут. Дальше будут задействованы дополнительные резервы: на денежные расчеты переведена железная дорога, в следующем месяце — нефтегазовая отрасль, а в мае — июне предстоит вернуть к деньгам угольщиков. Последнее — самое трудное, но это тоже реально. К июлю поступления на энергорынок вырастут до миллиарда гривен в месяц. Иначе ничего не будет — энергогенерирующие компании должны получать деньги, чтобы закупать оборудование и производить необходимые ремонтные работы, модернизировать производственные мощности. Когда мы научимся «добывать» 200 млн.гривен, которых пока не хватает отрасли, то это будет означать, что мы вывели предприятия по наполнению тарифа на уровень себестоимости, чтобы она хотя бы покрывалась денежными средствами. Когда начнет наполняться и та часть тарифа, в которой заложена прибыль, наши предприятия, и облэнерго, и генерация, сами «дожмут» остальное. Именно с этим связана моя точка зрения, заключающаяся в том, что ни в коем случае на этом этапе нельзя повышать тарифы. Если сейчас это сделать, то будет опрокинута вся программа по повышению уровня денежных расчетов. Поэтому меня беспокоит процесс приватизации облэнерго и требование инвесторов не только принять новую методику разработки тарифов на электроэнергию, а такую методику, которая должна обеспечить существенный их рост. Причем это требование ничем не обосновано. Тарифы нужно повышать, сообразуясь с уровнем инфляции, с конъюнктурой мировых цен на топливо, но на нынешнем этапе, когда мы решили окончательно побороть бартер в энергетике, от этого желательно воздержаться.
— Вы отстаиваете «неприкосновенность» тарифов с точки зрения интересов бюджета?
— Есть несколько подходов. Первое, на что я всегда обращаю внимание: зачем повышать тарифы, когда мы и по нынешним не собираем деньги за электроэнергию полностью. Если поднять тариф еще на двадцать процентов, то на столько же вырастут долги. Никому от этого хорошо не будет. В прошлом году у нас была аналогичная дискуссия по поводу тарифов «Энергоатома». Себестоимость «атомной» электроэнергии 5 копеек. Тариф был 7,5 копейки. А наполнялся он только на 3 копейки. Но начисление налогов шло на полную величину. Таким образом просто наращивалась недоимка. И понятно, что увеличение тарифа не могло привести ни к чему другому, кроме дальнейшего ее роста. А денег на неотложные нужды — повышение ядерной безопасности — не будет, как и раньше, хватать. Экономические показатели каждого предприятия «завязаны» на бюджет, и понятно, что казна недополучит налогов, уровень которых формируется исходя из плановых показателей. Повышая тариф «Энергоатому» или каким-то другим энергогенерирующим компаниям, но не обеспечив его наполнение денежными ресурсами, мы заведомо ставим в трудное положение не только эти компании, а и те бюджетные учреждения и тех людей, которые должны получать эти деньги. Идет раскручивание долгов. Поэтому сначала нам нужно, не увеличивая тарифа, системно работать над тем, чтобы полностью собирать плату за электроэнергию. Дальше все пойдет проще.
— Пытались ли вы убедить в этом премьер-министра?
— Мне не удалось с ним поговорить. Практически четыре месяца мы уже не разговаривали. (В конце разговора Ермилов скажет, что с Президентом ему доводилось встречаться чуть ли не каждый день, он звонил часто, интересовался как идут дела, постоянно следил за ситуацией). Какие-то мои попытки объясниться не привели к успеху. Причем ссылки на то, что я подписал выводы комиссии Евгения Марчука, тут безосновательны. Мной с абсолютной точностью было выполнено распоряжение Президента — я чиновник, госслужащий и обязан это делать. Над документами комиссии работали сотни людей, там были их подписи. Моя стала заключающей. И ничего нового она с собой не несла. Но еще до появления подписей под этим актом (31 октября) увидело свет известное отдельное поручение, которым все предприятия энергетики переводились в прямое безусловное подчинение Юлии Тимошенко. То есть что-то там произошло раньше. Я ни разу никому не объяснял эту ситуацию. Акт комиссии, состоявший из двух страничек с подписями, это только текстовая часть ее выводов, и рассматривать его отдельно от распоряжения Президента, в котором каждому члену комиссии было расписано поручение, конечно, нельзя. Равно как и от поступивших с мест материалов, которые прилагаются к этому акту и хранятся в СНБО, а там их несколько ящиков. А взяли несколько абзацев и мою подпись и начали критиковать. Моя подпись на акте комиссии Марчука — это был только повод, поскольку названное отдельное поручение появилось раньше. А в акте все цифры были проверены десятками и сотнями специалистов, имелись подписи и печати. Так почему я не должен был его подписывать? Я, как руководитель отрасли, все эти документы просмотрел, все цифры там абсолютно выверены. Я подписался под истинными цифрами, уточнив: «по данным Минтопэнерго». Комиссия Марчука отработала добросовестно, а то, что кому-то не понравилось, как были сформулированы выводы, то это эмоции.
— Вас обвиняли в противодействии правительству. Так ли это?
— Есть программа правительства, в подготовке которой я принимал участие еще в качестве советника. При ее выполнении ни на полшага в сторону Минтопэнерго не отступило. Все обвинения либо огульны, либо взяты просто с потолка. Это доказано делом. Ни одного предложения, ни одного проекта постановления по зачетам я не вносил.
— Сегодня в правительстве практически нет энергетиков. Вице-премьер по промышленной политике, отвечающий также за энергетику, как известно, металлург. Министром теперь назначен строитель. Не создать ли теперь какую-то общественную организацию, чтобы она определяла стратегию развития энергетики?
— Стратегию отрасли определяют ее специалисты. В Минтопэнерго собраны очень квалифицированные кадры, которым это по плечу, они жизнь положили на это дело. Они знают, что и как нужно делать. Качнуть куда-то в сторону их еще можно. К примеру, 449-е распоряжение сколько беды наделало. Борьба за то, чтобы его подписать или не подписывать, шла месяца два. Изо дня в день проводились совещания, всех заставляли визировать. Минтопэнерго его не завизировало. Но в конце концов оно было подписано… И стали опять возможны зачеты и вексельные схемы. Спасибо Дубине, что он пришел, сразу выслушал меня и согласился, что это распоряжение надо анулировать.
— Выводы комиссии Марчука состояли в том, что страна не готова к зиме. Но ее мы все же пережили. Что тут сыграло основную роль: теплая погода или что-то еще?
— Комиссия работала в октябре, еще до начала отопительного сезона и тогда положение, действительно было сложное, хотя и к тому моменту уже много было сделано. Уровень сбора средств в октябре был лучшим во всем 2000 году. Однако состояние энергетики во многом определялось нерешенностью вопросов по газовым делам и позволяло комиссии дать такую оценку. Если бы мы не решили газовый вопрос, а соответствующее соглашение было подписано лишь 22 декабря в Москве, и если бы мы сверхусилиями не добились повышения качества угля (мы сейчас практически не сжигаем мазут) и не отказались от значительной части подсветочного газа, то у нас сегодня была бы совершенно другая ситуация. Сейчас мы полностью управляем балансом. Допустим, нужно накапливать уголь, и мы в состоянии это сделать. Нужно будет сжигать определенное количество газа, и это мы можем. Словом, сегодня отрасль сбалансирована. Это удалось сделать к концу зимы. Хотя это не исключает проблем. И сейчас отрасль находится в очень трудном положении. Состояние тепловых электростанций, оборудования требует немедленной их реконструкции, обновления. Уже многие годы поверхности нагрева, вращающееся оборудование капитально не обновляются. Практически исчерпаны возможности по размещению золоотвалов. Еще год и золу, образующуюся при сжигании угля, некуда будет девать. Это уже экологическая катастрофа. Для ее предотвращения требуются серьезные капиталовложения. Словом, отрасли нужен приток больших денег. С ними ее можно перестроить. Сейчас мы добились лишь покрытия топливной составляющей энерготарифа, но говорить, что отрасль живет, можно будет лишь после того, как у нее появится прибыль. И тогда мы подготовимся к зиме. Соответствующий приказ по министерству уже издан. Но есть трудности. На рынке угля сложилась ситуация, когда весь польский уголь уже законтрактован Германией по достаточно высокой цене. В России свободного угля тоже практически нет. Поэтому баланс следующего осенне-зимнего периода в Украине, который сейчас просчитывается, нужно строить по минимальным затратам. Наиболее оптимальным и эффективным является сжигание углей. Но реализующаяся сейчас программа по развитию угольной отрасли не позволяет в этом году приращивать добычу. Сейчас задача — не потерять. Нужно начинать накопление уже в апреле и иметь на складе хорошего угля не менее 5 миллионов тонн. Это позволит меньше сжигать газа, который значительно дороже, а высвобожденные средства направлять на реконструкцию.
— Вы говорите о том, что энергетике нужны большие деньги на обновление. Надеетесь ли вы на то, что их принесут иностранные инвесторы?
— Инвестиции нужны и очень большие. Особенно в энергогенерацию. Но проводящаяся на данном этапе приватизация шести облэнерго ответа на вопрос, где взять инвестиции, не дает. О каком их притоке можно говорить, если шесть облэнерго мы предполагаем продать за 200 миллионов долларов, а повышение тарифов на 1 цент уведет полтора миллиарда долларов? Даже если повысить на полцента, то все равно получится 750 миллионов долларов, уведенных из экономики, в том числе и из бюджета, которому придется покрывать льготы и субсидии, оплачивать энергообеспечение бюджетной сферы. А инвестиций я не вижу. Но процесс уже, как говорится, пошел, решение принято и не мне ему мешать. Однако прежде, чем проводить приватизацию (а я ее убежденный сторонник), я бы занялся финансовым оздоровлением отрасли, после чего цена компаний, их рентабельность должны существенно вырасти. Сегодня коммерческие потери в сетях, включая воровство электроэнергии, доходят до 30%, а в некоторых районах — до 70%. Рентабельность там сегодня на уровне 5 — 6 процентов. Если даже наполовину сократить потери, энергокомпании сразу становятся привлекательными. И их можно дороже продать, не нанеся ущерба всей экономике. Мы сделали предварительный анализ, и он показал, что индексы цен от такой приватизации могут вырасти на 18—20%. Нужна ли нам такая приватизация? Нам нужно серьезно поработать со стратегическими инвесторами и убедить их смягчить выдвигаемые условия по повышению тарифов, а остальные их условия вполне приемлемы.
— Нынешней зимой активно обсуждались предложения о создании энергоостровов…
— Я никогда не был их сторонником. И я говорил об этом Леониду Даниловичу, когда было дано поручение проработать этот вопрос. Я настаивал на том, чтобы целиком объединить энергосистемы (Украины и России. — Ред. ) Правда, три губернатора думали иначе, и им был дан карт- бланш. Но своей работой они доказали, что энергоострова невозможны. Я думаю, что на них уже крест поставлен окончательно. Источником пополнения энергоресурсов может быть переток электроэнергии. Поэтому мы готовили и подписали меморандум (о сотрудничестве Минтопэнерго Украины с РАО ЭС России. — Ред. ) Он готовился почти два года. Чубайс приезжал, и переговоры шли в этом кабинете, когда еще министром был Иван Плачков. Документы отрабатывались тяжело, сложно. Так вот, покупать российскую электроэнергию значительно выгоднее, чем газ. Такая сегодня сложилась ценовая пропорция. Нужно быть холодным прагматиком и идти на это, пока есть такая возможность. Сейчас из-за того, что не вошли в параллель с Россией и сжигаем дополнительный газ на электростанциях, каждый день тратим сотни тысяч долларов. И какой в этом патриотизм? Должен быть чистый расчет. России он также выгоден, потому что у нее цены на электроэнергию еще ниже. Россияне газ на электростанциях сжигают по цене 15 долларов. А у нас он обходится с доставкой и всеми налогами в 70 долларов.
— Почему в Украине возникло политическое сопротивление меморандуму? — Я это связываю только с палатками, никакого здравого смысла тут нет. Просто повод, чтобы лишний раз обратить на себя внимание, заявить: что-то еще не в порядке либо в правительстве, либо у тех, кто подписывал.
— Как возник ваш конфликт с Юлией Тимошенко?
— Даже когда работаешь советником премьера, не знаешь того, во что посвящен министр. Мы долго учили Тимошенко, не только я, но и другие советники, работники министерства. И уже в мае она начала ориентироваться — она способная женщина, и дело вроде бы пошло на лад. Я шел на должность министра потому, что ставившиеся задачи совпадали с моими представлениями, но когда начал работать, то увидел, что она (Тимошенко. — Ред. ) хочет использовать ситуацию под свои конкретные цели. Причем это было видно уже через неделю. Меня назначили 13 июля, а ее поездка в Сумы состоялась через неделю. Уже в эту поездку она хотела реализовать там проект создания региональных расчетных центров, с последующей передачей их в управление коммерческим структурам. Затем на эти рельсы поставить всю энергетику. Это было первое наше разногласие, потом возникало еще парочку конфликтов. Разногласий у нас было немного. А сделано, по-моему, было немало. По поручению Виктора Андреевича я возглавлял группу по подготовке газовых переговоров. В ней были в основном новые люди: Гайдук, Копылов, Чалый, Шлапак, Багиров, Лисовенко, Триколич. Эти семь человек всю эту проблему разложили, и каждая встреча на более высоком уровне продвигала нас к тому моменту, на котором проблему можно было решить. И сегодня она решена. Первый квартал мы проходим как никогда. Он всегда был самым трудным. Может быть, теплая погода еще помогает. Как бы там ни было, мы ни одного кубометра газа не перебрали. У нас еще запас есть. Вторым достижением можно считать то, что удалось сбалансировать работу угольной отрасли и энергетики. Обычно в первые три-четыре месяца полностью проедалась господдержка, которая выделяется не на зарплату, а для того, чтобы обновлять оборудование и так далее. В этом году мы ни копейки не отвлекли из господдержки на заработную плату. И в феврале угольная промышленность получила от государства самое большое количество средств за всю свою историю. При этом была полностью выплачена зарплата, сделана предоплата за поставленный уголь ряду объединений. Если бы в этом режиме удалось хотя бы год продержать отрасль… Но опять выделены мизерные суммы капитальных вложений: на все Минтопэнерго 17 миллионов. Поднимать цены на уголь мы не можем. Коксующиеся угли подняли в декабре прошлого года, а на энергетические поднимать нет смысла, потому что это отразится на стоимости электроэнергии и дополнительного сбора денег не будет все равно.
— Как вы можете прокомментировать ситуацию в «Энергоатоме», которым сегодня руководят два президента — один новоназначенный по указу Президента Украины, второй — не освобожденный постановлением Кабмина?
— Человеческой логике это не поддается. Ситуация запредельная. И в «Энергоатоме» очень плохое положение с точки зрения управления. Юрий Александрович (Недашковский. — Ред. ) не смог там навести порядок. У нас с ним был разговор в октябре, он писал заявление (на увольнение? — Ред. ), но Кабмин тогда его отставку не принял. Сейчас там коммерческие структуры гуляют. Это ненормальная ситуация, которая ни к чему хорошему не приведет. — Вы думали уже над тем, чем лично вам заниматься завтра?
— Запасных аэродромов не строил. Над этим еще нужно думать.
