Вектор развития, избранный нашим крупнейшим и «вечным» соседом — Российской Федерацией, был и остается весьма существенным фактором, непосредственным образом влияющим не только на состояние двухсторонних отношений между Россией и Украиной, но и перспективы самой украинской политики, как внутренней, так и внешней. В чем суть скрытых процессов, происходящих ныне в российских «коридорах власти», в умах кремлевских «верховных стратегов» и, что не менее важно, в сознании рядовых россиян? Нас, украинцев, побуждает думать об этом отнюдь не праздное любопытство, а тревога за будущее. Именно эту проблематику исследовал в недавней публикации («День», №113) наш эксперт Владимир Лесной.
Сейчас мы предлагаем вниманию читателей материал, принадлежащий перу выдающегося русского философа ХХ века Николая Александровича Бердяева (1874-1848), а именно — выдержки из его классического труда «Истоки и смысл русского коммунизма», изданного в Париже в 1937 году. В этой работе замечательный мыслитель творчески ищет ответ на вопрос: какие именно особенности русского сознания способствовали и способствуют утверждению в стране тоталитаризма? И хотя (по внешней видимости!) у Бердяева речь идет о революционно-тоталитарном сознании начала ХХ века, тем не менее, анализ, проделанный философом, позволяет понять события и дня сегодняшнего. Вот почему с мыслями Бердяева стоит ознакомиться и читателям «Дня».
«ИСТОКИ И СМЫСЛ РУССКОГО КОММУНИЗМА»
...Решающим, во всяком случае, является тот факт, что первая попытка осуществления коммунизма на почве марксизма, которую мы видим в России, также рассматривает человека как функцию экономики и так же дегуманизирует человеческую жизнь, как и капиталистический строй. Поэтому того переворота во всемирной истории, на который надеялись Маркс и Энгельс, не произошло, между тем как коммунизм претендует не только на создание нового общества, но и на создание нового человека. О новом человеке, о новой душевной структуре много говорят в советской России, об этом любят говорить и иностранцы, посещающие советскую Россию. Но новый человек может явиться лишь в том случае, если человека считают высшей ценностью.
Если человека рассматривают исключительно как кирпич для строительства общества, если он лишь средство для экономического процесса, то приходится говорить не столько о явлении нового человека, сколько об исчезновении человека, т. е. об углублении процессов дегуманизации. Человек оказывается лишенным измерения глубины, он превращается в двухмерное, плоскостное существо. Новый человек будет лишь в том случае, если человек имеет измерение глубины, если он есть духовное существо, иначе вообще человека нет, а есть лишь общественная функция. Человек в своем измерении глубины причастен не только времени, но и вечности. Если человек целиком выброшен в процесс времени, если в нем нет ничего от вечности и для вечности, то образ человека, образ личности не может быть удержан. Коммунизм в своей материалистически-атеистической форме целиком подчиняет человека потоку времени, человек лишь преходящий момент дробимого времени и каждый момент является лишь средством для последующего момента. Поэтому человек оказывается лишенным внутреннего содержания, жизнь человеческая дегуманизируется.
В русский коммунизм вошли не традиции русского гуманизма, имевшего христианские истоки, а русского антигуманизма, связанного с русским государственным абсолютизмом, всегда рассматривавшим человека как средство.
Ленин объявляет нравственным все, что способствует пролетарской революции, другого определения добра он не знает. Отсюда вытекает, что цель оправдывает средства, всякие средства. Нравственный момент в человеческой жизни теряет всякое самостоятельное значение. И это есть несомненная дегуманизация.
Психический тип коммуниста определяется прежде всего тем, что для него мир резко разделяется на два противоположных лагеря — царство света и царство тьмы без всяких оттенков. Фанатизм, нетерпимость, жестокость и насильничество коммуниста ярко выраженного типа (для Бердяева, важно заметить, — это русский тип. — И. С.) определяется тем, что он чувствует себя поставленным перед царством сатаны и не может переносить этого царства. Но при этом он находится в отрицательной зависимости от царства сатаны, от зла, от капитализма и буржуазии. Он не может жить без врага, без отрицательных чувств к этому врагу, он теряет пафос, когда врага нет. И если врага нет, то врага нужно выдумать. Если бы классовый враг исчез окончательно и коммунизм легко было бы осуществлять, то коммунистический пафос тоже исчез бы...
Самый интернационализм русской революции — чисто русский, национальный. Я склонен думать, то даже активное участие евреев в русском коммунизме очень характерно для России и для русского народа. Русский мессианизм родствен еврейскому мессианизму. Ленин был типически русский человек. В его характерном, выразительном лице было что-то русско-монгольское. В характере Ленина были типически русские черты, и не специально интеллигенции, а русского народа: простота, цельность, грубоватость, нелюбовь к прикрасам и к риторике, практичность мысли, склонность к нигилистическому цинизму на моральной основе. Ленин был революционер-максималист и русский государственный человек. Он соединял в себе простоту, прямоту и нигилистический аскетизм с хитростью, почти с коварством, предельный максимализм революционной идеи, тоталитарного миросозерцания с гибкостью и оппортунизмом в средствах борьбы, в практической политике. Только такие люди успевают и побеждают.
Ленин мог это сделать только потому, что он соединял в себе две традиции — традицию русской исторической власти в ее наиболее деспотических проявлениях и традицию русской революционной интеллигенции в ее наиболее максималистических течениях. Как это парадоксально ни звучит, необольшевизм есть третье явление русской великодержавности, русского империализма, — первым явлением было московское царство, вторым — петровская империя. Проблема власти была основной у Ленина и у всех следовавших за ним. И они создали полицейское государство, по способам управления очень похожее на старое русское государство. Но организовать власть, подчинить себе массы нельзя одной силой оружия, чистым насилием. Нужна целостная доктрина, целостное миросозерцание, нужны скрепляющие символы. В Московском царстве и в империи народ держался единством религиозных верований. Новая единая вера для народных масс должна быть выражена в элементарных символах. По-русски трансформированный марксизм оказался для этого вполне пригодным. Абсолютную истину утверждает не познание, не мышление, а напряженная революционная воля. Тоталитарный марксизм — есть абсолютная истина. И учение, обосновывающее тоталитарную доктрину, охватывающее всю полноту жизни — не только политику и экономику, но и мысль, и сознание, и все творчество культуры — может быть лишь предметом веры.
