В истории вообще, особенно же — в истории Украины, очень редко бывает так, чтобы творческое событие приобрело также не менее значимое общественное значение. Однако именно это произошло позавчера в Октябрьском дворце, и этим событием стала премьера нового фильма известного украинского документалиста Сергея Буковского «Назови свое имя».
Неординарность происходящего была понятна хотя бы из того, что специально на премьеру из Америки приехал — причем впервые на постсоветское пространство — знаменитый голливудский кинорежиссер Стивен Спилберг, выступивший продюсером ленты, а видеосвидетельства, собранные сотрудниками основанного им фонда «Шоа», легли в основу фильма. Импереза собрала практически все высшее руководство страны. Никогда еще в отечественном кинематографе трагедия Холокоста не получала такого масштабного освещения.
Следовательно, сегодня мы предлагаем вам интервью с господином Стивеном, а также рецензию на фильм «Назови свое имя», который — уже сейчас можно утверждать — стал одной из лучших неигровых лент в истории украинского экранного искусства.
— Вы уже побывали в Бабьем Яру?
— Как только я сошел с самолета — там была наша первая остановка. И у меня смешанное чувство, честно говоря. Потому что эпицентр Яра — это фактически станция метро, и никаких следов этого оврага, который был 60 лет назад. Чисто визуально для меня это было тяжело. Ведь моя работа — рассказывать истории, и я использую визуальные чувства, чтобы передавать эти истории. Мне было тяжело представить, как выглядело это место тогда, и почему так оно изменилось. Потом я узнал — почему. Удивительная история... Мне показали фотографии, книги, я увидел, как это выглядело раньше, и наконец сумел географически это все представить. Мы подошли к тому памятнику, который воздвигли при СССР, потом к миноре, и к памятнику погибшим там детям, положили камни к каждому монументу. И я действительно был очень тронут тем, что увидел утром.
— Был ли у вас опыт документальных фильмов про Холокост — хотя бы зрительский?
— Первый документальный фильм, который мне вообще довелось увидеть, в Фениксе, Аризона, по-моему, на 16-мм пленке, — «Скрюченный крест» — как раз и был фильмом о Холокосте... Это первый фильм, в котором появились образы Холокоста из Аушвица, из Дахау. И я думаю, что в этом отношении я был очень заинтересован в документалистике как в форме информирования, и, конечно, шокировать, потрясти людей тоже очень важно, как бы это печально ни звучало. Многие фильмы пытаются вас потрясти и таким образом достучаться до вас и привлечь внимание. Это важно для кино.
— И каково ваше впечатление от фильма Сергея?
— Я думаю, что фильм Сергея Буковского — один из самых блестящих фильмов о Холокосте, которые мне доводилось видеть. Это необычный фильм. Он не направлен на то, чтобы потрясти кого-то. Он использует специальную акварель, чтобы таким образом показать через эту призму историю выживших в таких смягченных тонах... Показать, как люди смотрят на улицу из окна, на прохожих, и создать визуальную атмосферу, визуальную поэзию, и рассказать через эти образы историю. Это уникальный подход к документалистике со стороны Сергея, достойный всяческого уважения и восхищения.
— А что понравилось более всего?
— Очень многое. Безусловно, самое важное — это свидетельства и открытость выживших. Еще раз пережить то, что мы даже представить себе не можем и раскрыть свой опыт того, что они пережили, всем нам, и сделать это честно и открыто... И как режиссер, кинематографист, я восхищаюсь тем, как Сергею удалось обратиться к своей аудитории, передавая время, передавая терпение, которое присутствует в этом фильме; каким образом ему удается соединить в очень медленном течении времени наше прошлое и настоящее таким образом, что кажется, что прошлое произошло вот буквально только что. Есть минималистские документальные фильмы и есть фильмы, несущие в себе очень многое... Этот фильм минималистский. Такие фильмы привлекают наше внимание. Они не выбрасывают информацию на зрителя, они, наоборот, приглашают зрителя к сопереживанию и к сотворчеству.
— Если вернуться к процессу создания картины, то хотелось бы знать — каково для вас было работать с другой культурой?
— Нет, для меня украинская культура как раз очень знакомая.
— Что же связывает вас с Украиной?
— Мои бабушки и дедушки и по отцовской и по материнской линиям родом отсюда. От них я получил какое-то представление об Украине. Это ощущалось в нашем доме... Конечно, возможность приехать сюда — огромное событие для меня. Так что, когда я сегодня вышел из самолета, то сразу сказал: «Я дома!» Это действительно очень знакомая культура для меня.
— Кстати, в вашем фильме «Война миров» вторжение инопланетян начинается именно с Украины. Почему вдруг?
— Учитывая, что мы уже тогда предполагали работать вместе с Виктором (Пинчуком. — Д.Д. ), я решил, что должен упомянуть Украину в своем фильме, причем в дружеском плане!..
— Если продолжить семейную тему, то известно, что вы осознали свое еврейство уже в сознательном возрасте. Что вас привело к этому?
— Когда я был очень молодым человеком, у меня в доме всегда был очень глубокий еврейский контекст, потому что мои дедушка и бабушка — жили с нами. Но вне нашего дома мы жили в местности, где было очень мало евреев, кроме нас. И вы понимаете, что очень сложно… Когда ты молодой человек, хочется быть частью чего-то, хочется ассимилироваться. И должен сказать, что долгие годы я как-то отказывался от своего еврейского наследия. То есть когда люди спрашивали, еврей ли я, — я, конечно же, отвечал «да», но никогда не говорил этого первым. И так продолжалось достаточно долго, пока я не нашел общность людей, где было очень много евреев, и, смешно сказать, это был Голливуд. Но, думаю, поворотным пунктом в моей жизни стало время, когда родился мой первый ребенок. Тогда я должен был решить, как его воспитывать, в каких традициях, будет ли это еврейская традиция, и именно тогда я понял, кто я есть на самом деле.
— Мы говорим о Холокосте как историческом событии, а между тем оно происходило в середине ХХ века, в эпоху, которая считается цивилизованной и просвещенной. И вдруг — такое... Как вы думаете, почему это стало возможным?
— Это стало возможным, потому что люди позволили это. Они позволили не задать достаточное количество вопросов. Они боялись высказываться, боялись наказания за искренность, за честность. Это происходило раньше — геноцид армян в начале столетия, позднее — в Руанде, это повторилось в Сараево. Это повторяется в истории. Эта трагедия… Когда я думаю, что технология дала возможность сделать мир тесным, что у нас есть средства для связи, интернет, мы сближены техническим прогрессом, — мне вообще непонятно, почему мы не стали близкими друзьями… И соответственно, задаюсь другим вопросом: меня удивляет, почему мы не учимся у истории. Я и основал Фонд Шоа для того, чтобы голоса выживших были услышаны. Эти истории должны прозвучать для детей, они должны узнать о последствиях того, что мы не предприняли попытку сблизиться, понять друг друга лучше. Теперь надо действовать на опережение, чтобы различия, связанные с разными культурами, не стали яблоком раздора. Моей целью, целью фонда является рассказ этой очень печальной истории всем, кто готов выслушать, всему миру, чтобы студенты, наши дети могли получить ответ на вопрос — почему мы не сблизились с нашими соседями.
— Но это продолжается и сейчас. Ксенофобия в бывшем СССР является реальной проблемой.
— Вы знаете, я это действительно чувствую… Но это не просто касается тех условий, которые существуют в Украине или на Ближнем Востоке… Это все эпидемия… Это началось еще до того, как кто-то из нас родился. И эта эпидемия, по-моему, основана на том, насколько боятся люди того, чего они не понимают в других. Я думаю, что вся ненависть начинается со страха. У нас есть опыт столетий страха, и я опасаюсь, что мы и в следующее столетие перейдем со скрытым, гипертрофированным страхом. Но если подумать, почему люди так боятся, почему они боятся этих различий, почему они боятся того, какого цвета наша кожа, того, во что и почему мы верим... Если они не поймут всего об этом, то мы будем еще больший страх испытывать в следующем столетии.
— Вопрос, действительно, очень серьезный, потому что сейчас наблюдаются попытки ревизии Холокоста в Европе, и в Украине в том числе. Что можно здесь сделать?
— Это очень хороший вопрос. Я уже немного ответил на него... Подчеркиваю: для того, чтобы создать осознание того, что такое Холокост, эти 52000 свидетельств, которые мы имеем, надо показать всем студентам во всем мире. Не просто для того, чтобы дать возможность выжившим рассказать что с ними случилось. Мы это сделали для того, чтобы молодежь увидела самое страшное преступление не просто ХХ века, но и вообще всей истории. И я надеюсь, что это создаст… толерантность. Это воспитывается, все фактически воспитывается. Мы можем учиться чему-то позитивному, чему-то негативному. Это зависит от наших учителей. Нас могут научить ненавидеть. Мы можем родиться в такой культуре, которая вдохновляется ненавистью, и каждый ребенок будет думать, что это его обязанность — бороться против врагов. Дети могут родиться, уже думая так. А есть люди, которые рождаются в такой ментальности, что они должны любить своих соседей — это, наверно, вам также знакомо. Но все начинается на уровне обучения молодежи. Может, мы не будем показывать эти свидетельства 2—3 классу, но обязательно будем начинать со средней школы, с 6—8-х классов, начнем учить толерантности через такие свидетельства, которые теперь распространяются по всему миру. В школах Баварии преподают толерантность, они воспитывают, используя эти материалы, которые мы распространяем на дисках. И в фильме есть такой момент, тоже свидетельство своего рода — когда одна из участниц, молодая девочка- блондинка, смотрит как тот, кто выжил, рассказывает о своей истории. Мы видим, как ее что-то поражает, и это создает сопереживание и даже озарение для нее. Вы видите этот момент реакции молоденькой девочки, ее эмоциональный отклик на только что сказанное… Когда мы создавали каталог, то видели также реакции тех людей, которые работали над каталогом, сводили материал воедино; а когда посмотрели фильм, то подумали: «Да, это работает». И мы хотим, чтобы вот так же чувствовали студенты, которые будут смотреть эти свидетельства.
— А может ли «Назови свое имя по буквам» стать коммерчески успешным?
— Этот фильм будет успешным, если его покажут во всех классах всех школ мира.
— Кроме Холокоста, в Украине сейчас много говорят о Голодоморе, борются за признание его геноцидом украинского народа.
— Да-да-да, я знаю об этом…
— Но не кажется ли вам, что из-за этого евреи и украинцы будут выглядеть в мире как слабые народы, которые можно легко уничтожить?
— Я не согласен, что в мире будут воспринимать украинский народ как слабый, который хочет привлечь внимание к тому, что тут что-то произошло. Это трагическое, ужасное событие. Однако сравнивать один геноцид с другим — с Голодомором, — нельзя, это может привести к трагедии. Холокост, которому я посвятил свою жизнь, происходил между 1935 и 45-м годом, и к нему я стараюсь привлечь внимание мира. Есть другие трагедии. О том, что происходило с украинским народом, также нужны документальные фильмы, которые так же должны попасть во все школы по всей стране. Я думаю, что это очень важно.
— И, все-таки, неужели один фильм может что-то реально изменить?
— Я не думаю, что когда я делаю свои фильмы, то изменю этим мир. Но я действительно верю, что истории свидетелей Катастрофы, которые мы слушаем, способны что-то изменить. Этот фильм должен привлечь огромное внимание к Холокосту в Киеве, а также к сотням городов по всей Украине, где евреев таким образом собирали и уничтожали. Я думаю, что это чрезвычайно важно. Ведь Холокост происходил не только где-то в Польше или Германии. Он также происходил и в России и в Украине... Я хотел бы просто завершить несколькими фразами. Мы все еще живем в очень молодом мире. И хотя мы очень высоко оцениваем себя интеллектуально, практически все нации мира находятся в наивной стадии. Мы должны научить наше подрастающее поколение так, чтобы каждое следующее поколение относилось с большей открытостью и теплотой к тем, кто находится вокруг них. И я хочу поблагодарить всех выживших в Катастрофе, а также тех, кто выжил и находится в этом зале, за то, что они были нашими учителями, и научили нас, как можно выжить и принести счастье остальным. И то, что мы узнали о вашей боли, я уверен, — это ваша огромная надежда на наше счастливое будущее.
