4. КАК УБЕДИТЬ НАШИХ ОППОНЕНТОВ?
Барьер ненависти возникает между людьми, которые эмоционально воспринимают трагедию 1932—1933 гг. Эта ненависть не имеет личностного характера, ее стоило бы назвать абсолютным невосприятием аргументации оппонентов в вопросе, от отношения к которому зависит мировоззрение человека. Каждая сторона по-своему смотрит на ужасные последствия голода. Российские политики и ученые воспринимают эти последствия как смерть от голода, а украинская сторона трактует их как убийство голодом.
Свое выступление на московском коллоквиуме я закончил выводом о том, что сталинское правительство в течение ноября 1932 — января 1933 гг. осуществило ряд замаскированных под хлебозаготовки акций, целью которых было обдуманное и хладнокровное уничтожение путем лишения еды нескольких миллионов человек в УССР и на Кубани. В.Кондрашин, который выступил после меня, начал с того, что наши дискуссии могут закончиться когда-либо войной между Украиной и Россией. В ходе дальнейшего разговора, когда напряжение немного спало, он дезавуировал это заявление. Действительно, война, вызванная разными трактовками событий, состоявшихся три четверти века назад, выглядела бы слишком странно.
Слово «геноцид» в моих выступлениях, как и в выступлениях В.Васильева, даже не прозвучало. Оно является правовым определением преступления и принадлежит к компетенции юристов. Историки должны установить факты, как я теперь понимаю, а юристы должны рассмотреть их под углом зрения критериев, которые содержатся в конвенции ООН «О предупреждении преступления геноцида и наказания за него» от 9 декабря 1948 года.
Общаясь с российскими коллегами, я убедился в том, что они стоят на полностью определенной позиции в двух пунктах. Во-первых, голод имел, по их мнению, только региональные отличия. Во-вторых, не следует говорить об убийстве голодом. Соединенные вместе, эти два суждения делают невозможным а priori, то есть до определения юристов, признание Голодомора геноцидом.
По-моему, первое суждение нелогично. Региональные отличия в общесоюзном голоде состоят из разных компонентов. Почему в данном случае требуется закрыть глаза на то, что среди них может оказаться мощный национальный компонент? Общеизвестно, что под прикрытием социалистического интернационализма и дружбы народов советская власть нередко репрессировала людей по признаку этнического происхождения.
Отношение Кремля к украинцам можно проиллюстрировать многими фактами. Вот один из них, недавно опубликованный в Варшаве польским историком Яном Брузьким. На дипломатическом рауте 6 ноября 1933 года в Анкаре Климент Ворошилов в разговоре с послом Польши Юрием Потоцким выразил удивление в связи с тем, что польская власть слишком снисходительно относится к своим украинцам. Речь шла о недавнем событии — убийстве чиновника советского консульства во Львове боевиком ОУН М.Лемиком с целью выразить на суде публичный протест по поводу умалчиваемого голода в Украине. Ворошилов отметил, что в советской России украинцев держат в полном повиновении. Мы не сможем, однако, как уже указывалось, найти документальное подтверждение намерения власти уничтожать украинцев. Тем более что этнические украинцы имели в СССР разный политический статус в зависимости от местожительства — в УССР, на Кубани или в городах России.
Но не все так безнадежно. Есть возможность сосредоточить усилие на поиске документов, которые удостоверяют убийство голодом. Сталинская акция была замаскированной, но она поддается раскрытию. Украинская сторона должна тщательным образом отработать доказательную базу убийства голодом и при этом отказаться от некоторых привычных, но не связанных с Голодомором представлений.
Во-первых, нужно более аккуратно употреблять термин Голодомор, понимая под ним только одно — голодный мор, организованный специальными действиями власти. Нужно отказаться употреблять этот термин во множественном числе, для украинцев хватит одного Голодомора, как для евреев — одного Холокоста. Голода 1921—1923 гг. и 1946—1947 гг. нельзя называть голодоморами по той простой причине, что в них не прослеживались действия власти лишить крестьян еды с одной только целью, — чтобы лишить их жизни.
Во-вторых, в голоде 1932—1933 гг. нужно найти грань, которая отмежевывает голод от Голодомора. На эту грань указывает законодательство о натуральных штрафах, принятое в УССР в ноябре и примененное в селах, поставленных на «черную доску», в декабре 1932 года. Раньше украинский голод не отличался от голода в других регионах СССР, то есть был вызван изъятием зерна. Хлебозаготовки из урожая 1931 года в УССР были особенно жестокими и привели до голодной смерти десятков тысяч крестьян. Но в данном случае можно лишь констатировать, что для сталинского правительства хлеб был важнее, чем жизнь крестьян. То есть, конечной целью Сталина был только хлеб. Чтобы прекратить смертность от голода, в Кремле пошли даже на то, чтобы ограничить зерновой экспорт и закупить некоторые партии зерна в соседних странах для образования семенного фонда и продовольственной помощи голодающим.
Если подойти к делу с такими критериями и привлечь к сотрудничеству тех ученых Запада, которые уже начинают специализироваться на проблематике голода 1932—1933 гг. в СССР, то можно будет наладить полностью успешный диалог с российскими учеными. Говорю это с полной определенностью, потому что наши русские партнеры не увидят ничего опасного для своей страны в деполитизированной картине Голодомора. Имею в виду именно ученых, а не тех, кто считает Сталина эффективным менеджером.
5. ЧТО СЛУЧИЛОСЬ НА ИЗЛОМЕ 1932—1933 гг.
Действия Кремля в ноябре 1932 — январе 1933 гг., повлекшие за собой Голодомор, придется реконструировать приблизительно так, как превращенную в кучу разноцветных камешков мозаичную картину. Немало камешков-документов теперь известны, но неизвестно их место в прежней картине. Понятно, что профессиональный историк может подобрать под любую умозрительную схему достаточное количество связанных между собой фактов. Но, в этом случае, мы имеем дело не с концептом, который родился в голове ученого, а с Голодомором, который действительно имел место. Комбинируя камешки рассыпанной мозаики так, чтобы они совпадали друг с другом, мы всегда будем получать тот же портрет — организатора Голодомора — Сталина.
Орудиями убийства голодом оказались натуральные штрафы. 21 ноября 1932 года в газете «Вісти ВУЦВК» было опубликовано подписанное Власом Чубарем за день до того постановление СНК УССР «О мероприятиях по усилению хлебозаготовок». В нем говорилось: «к колхозам, которые допустили разворовывание колхозного хлеба и злостно срывают план хлебозаготовок, будут применены натуральные штрафы порядком дополнительного задания по мясозаготовках в размере 15-месячной нормы сдачи данным колхозом мяса как обобществленного скота, так и скота колхозников». В постановлении ЦК КП(б) У за подписью С.Косиора от 18 ноября под идентичным названием (оно не публиковалось) речь шла о штрафах мясом и картофелем (в размере годовой нормы сдачи).
Колхозники и единоличники платили государству натуральный налог мясом и картофелем, но не о нем идет речь. Идет речь о штрафных санкциях за несдачу хлеба, которые устанавливались в соответствии с нормами сдачи мяса и картофеля. При этом колхозники должны были штрафоваться за долги колхозов продукцией, выращенной в приусадебном хозяйстве.
Российские ученые утверждают, что авторами постановлений под названием «О мероприятиях по усилению хлебозаготовок» были те, кто их подписал — Косиор и Чубарь. Это не так. 22 октября 1932 года политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение отправить в УССР чрезвычайную хлебозаготовительную комиссию во главе с Вячеславом Молотовым. Последний находился в Украине до 6 ноября, после чего вернулся в Москву. В Харьков он опять приехал 17 ноября, а 22 ноября телеграфировал Сталину: «Разработали новые практические указания ЦК по хлебозаготовкам, которые высланы ЦК ВКП(б)». Понятно, что Косиор и Чубарь присутствовали, но кто разрабатывал подписанные ими документы, неужели неясно?
27 ноября, когда Сталин произнес свою знаменитую фразу о «сокрушительном ударе», он сделал два ответственных назначения в системе ОГПУ. Полномочный представитель ОГПУ по Средней Азии Ефим Евдокимов становился полпредом по Северо-Кавказскому краю, а заместитель председателя ОГПУ Всеволод Балицкий — полпредом ОГПУ по УССР. Кстати, в неправленой стенограмме объединенного заседания политбюро ЦК и президиума ЦИК ВКП(б) с фразой о «сокрушительном ударе» направление этого удара не было размытым. Сталин назвал регионы, где действовали чрезвычайные хлебозаготовительные комиссии (Северный Кавказ, Украина, Нижняя Волга), а также конкретных врагов — белогвардейцев и петлюровцев.
Перед отъездом в Украину Балицкий имел беседу с генсеком. О ее содержании можно догадаться, читая оперативный приказ по ГПУ УССР №1 от 5 декабря. Документ начинался с утверждения о том, что в Украине имеет место «организованный саботаж хлебозаготовок и осеннего сева, организованы массовые кражи в колхозах и совхозах, террор относительно наиболее стойких и испытанных коммунистов и активистов на селе, перебрасывание десятков петлюровских эмиссаров, распространение петлюровских листовок». После этого шел вывод о «безусловном существовании на Украине организованного контрреволюционного повстанческого подполья, связанного с заграницей и иностранными разведками». Чтобы облегчить «сокрушительный удар» (мы позже узнаем, в чем заключалась его суть), Сталину нужно было подавить сопротивление со стороны местного аппарата. Легче всего это было сделать, связывая возможное сопротивление с иностранными разведками.
19 декабря на помощь Балицкому в Украину были посланы секретари ЦК ВКП(б) Лазарь Каганович и Павел Постышев в качестве особых уполномоченных ЦК ВКП(б) и СНК СССР. Позже, в конце января 1933 года Постышев получил уже постоянное место работы в Украине в качестве второго секретаря ЦК КП(б) У. Однако за ним до 1934 года оставалась и предыдущая должность секретаря ЦК ВКП(б). Одновременно в прессе поднялась шумная кампания против украинских крестьян. Газеты обвиняли их в том, что они подрывают линию партии на социалистическую индустриализацию своим нежеланием добросовестно работать в коллективном хозяйстве. Газета «Вісти ВУЦВК» в предисловии к статье от 23 декабря давала такую инструкцию многотысячной армии хлебозаготовителей: «Основную часть хлеба, которую еще нужно заготовить, можно и нужно взять только путем бесспорного исключения незаконно розданного, разворованного хлеба». 1 января 1933 года в газете «Правда» появилась корреспонденция из большого села Крынычки на Днепропетровщине, которая заканчивался так: «Нужно искать, ведь есть подземный «пшеничный город».
Крестьяне действительно желали спасти свой хлеб от реквизиции, которая длилась уже третий год. Используя для обысков сельскую милицию, уполномоченных по хлебозаготовкам из городских учреждений и предприятий, членов комитетов бедноты и собственную агентуру, чекисты находили ямы. Каждая находка описывалась в газетах и демонстрировалась в кинохронике, чтобы сформировать негативное отношение к голодающим крестьянам у населения городов, которому сократили нормы выдачи хлеба по карточкам. О том, что количество найденного в ямах хлеба было мизерным, можно было узнать только из секретных сводок ГПУ.
Если обнаруженные чекистами во время обысков запасы хлеба не имели государственного значения (за 20 дней декабря — 700 тыс. пудов), то почему газеты шумели о подземных «пшеничных городах»? Эта истерия была призвана замаскировать запланированный «сокрушительный удар».
На заседании политбюро ЦК КП(б)У 20 декабря с участием Кагановича и Постышева Влас Чубарь говорил о том, что во время хлебозаготовок не применяется законодательство о натуральных штрафах и считал это недостатком в работе заготовителей. Станислав Косиор говорил о повальных, но неэффективных обысках, которые дают несколько килограммов зерна на двор (что подтверждалось сводками ГПУ). Сопоставляя эти свидетельства, можно сделать исключительно важный вывод: перед последней декадой декабря натуральные штрафы и обыски еще не были соединены в одну репрессивную акцию.
Репрессивная акция, суть которой заключалась в изъятии нехлебных продуктов питания, начала применяться только в селах, поставленных на «черную доску». 8 декабря Косиор докладывал Сталину, что руководители областей поставили на «черную доску» до 400 сел. Он заявил, что о влиянии этой репрессии говорить рано, а лучшие результаты дают натурштрафы и лишение крестьян приусадебного участка. Эти рекомендации были учтены самым простым способом: в селах, поставленных на «черную доску», начали применять натуральные штрафы. Мы не знаем, кто дал эту команду, но знаем, кому было адресовано письмо Косиора. По воспоминаниям людей, которые жили в таких селах, они были заблокированы, и в них происходили обыски припрятанного хлеба, сопровождаемые конфискацией всех нехлебных продуктов питания. Как долго могли прожить те, кого лишили продовольствия и заблокировали в собственных селах? Не более двух-трех недель.
Когда произошло слияние натурального штрафования и обысков в одну репрессивную акцию в масштабах всей Украины? Это можно установить с точностью до одного дня. 1 января 1933 года Сталин предложил руководителям Украины оповестить крестьян через сельсоветы о необходимости добровольной сдачи припрятанного хлеба. Те из крестьян, кто хлеб не сдаст, предупреждал генсек, будут репрессированы. Скрытый смысл документа полностью понятен: это был замаскированный сигнал к повсеместным обыскам. Разве можно было иным способом установить крестьян, которые не пожелали сдать припрятанный хлеб?
Телеграмму нельзя было считать прямым документальным подтверждением изъятия у крестьян всех запасов продовольствия. Она свидетельствует лишь о том, что обыски осуществлялись во всеукраинском масштабе. Существуют сотни и тысячи опубликованных свидетельств людей, которые пережили Голодомор. Они в один голос подтверждают то, что во время обысков забирали все съестное.
Конфискация еды под прикрытием хлебозаготовок была лишь частью чекистской акции. Создание несовместимых с жизнью условий существования оказалось полным лишь тогда, когда оно соединялось с запрещением информации о голоде и с физической блокадой. Запрещение информации, как это общеизвестно, продолжалось до декабря 1987 года. Блокаду голодающих организовал Сталин собственноручно написанной инструкцией (автограф сохранился) от 22 января 1933 года.
Следовательно, украинским регионам был нанесен «сокрушительный удар». То, что произошло в первой половине 1933 года, следует квалифицировать как убийство голодом. Историки должны признать, что сталинский «сокрушительный удар» задокументирован во всех своих составных частях.
Нам говорят, что за пределами украинских регионов тоже применялись репрессивные меры в виде изъятия всей еды, а сталинская блокадная директива была распространена 16 февраля 1933 года на Нижнюю Волгу. Нам говорят, что в некоторых районах Российской Федерации смертность от искусственно созданного голода была не меньше, чем в Украине. Но следует ли из этих несомненных утверждений вывод о том, что репрессии 1932-1933 гг. не имели в себе национальной составляющей? Неужели такая национально этническая составляющая проявилась существенно позже — во время войны и в послевоенные годы (вспомним, например, немцев, чеченцев, турок-месхетинцев и тому подобное)? Но «сокрушительный удар» по украинской интеллигенции был нанесен не в 1937, а в 1933 году. Депортации немцев и поляков из Правобережной Украины начались в 1934—1935 гг.
Как долго длилась чекистская акция по изъятию продовольствия? Логично допустить, что она завершилась с началом масштабной помощи голодающему крестьянству. 7 февраля политбюро ЦК ВКП(б) приняло первые постановления — по Днепропетровской и Одесской областям — о предоставлении продовольственной помощи (по 200 тысяч пудов ржи). Хлеб предназначался, как указывалось в постановлениях, «на продовольственные потребности рабочих совхозов, МТС (машинно-тракторных станций. — Авт.), МТМ (машинно-тракторных мастерских. — Авт.), а также партийного и беспартийного актива колхозов, которые нуждаются в помощи». Помощь была лишена элементов благотворительности. Партийно-правительственные постановления предусматривали организацию общественного питания во время полевых работ прямо на полях, то есть только для тех, кто сохранял способность работать.
Британский исследователь Роберт Девис и его австралийский ученик Стефен Уиткрофт подсчитали, что в период с февраля по июль 1933 года УССР и Северный Кавказ получили в пять раз больше хлеба в виде государственной помощи-заема, чем все другие голодающие регионы, вместе взятые. Означает ли это, что убийство голодом не коррелируется с таким объемом помощи, а поэтому о преднамеренном убийстве нет и речи? Нет, большая по сравнению с другими регионами помощь свидетельствовала лишь о том, что чекисты очень хорошо «почистили» территорию УССР и Кубани.
Какова была цель «сокрушительного удара»? Этот вопрос выходит за пределы рассматриваемой здесь проблемы. Ограничимся только одним документальным свидетельством, которое показывает суть сталинской террористической акции. Секретарь Сталиндорфского райпарткома (центр немецкого национально-административного района в Днепропетровской области) докладывал по начальству 25 февраля 1933 года: «В Ворошиловском сельсовете отчаяние колхозников дошло до крайних пределов: люди перестали просить помощи, лежат в холодных нетопленных домах и ждут смерти». Конфискация всего продовольствия практически сразу превращала давно голодающих крестьян из кипящей возмущением в инертную массу.
Качественное отличие между общесоюзным голодом и украинским Голодомором наиболее рельефно проявилось в событиях января 1933 года. До этого времени четко обозначился провал попыток Кремля превратить новорожденный колхозный строй в интегральную часть советской командной экономики. Это было возможно только в том случае, если бы колхозники удовлетворились приусадебным участком и работали на государство в общественном хозяйстве без материальной компенсации. Не спрашивая у них согласия, государство начало изымать у колхозов в 1930—1932 гг. почти всю зерновую продукцию. Крестьяне в ответ перестали продуктивно работать в колхозе, в результате чего урожай 1932 года в значительной мере был потерян. Сталин квалифицировал естественное нежелание крестьян работать на государство бесплатно как саботаж, но направил «сокрушительный удар» против колхозников и единоличников в двух украинских регионах. И тогда же, в январе 1933 года, Кремль осуществил принципиальную коррекцию планов коммунистического строительства. Государство признало колхозную продукцию собственностью колхозов и колхозников. Отныне колхозы должны были отдавать ему лишь твердо зафиксированную часть выращенной продукции в виде натуральных поставок налогового характера. Всю другую продукцию крестьяне могли реализовать на так называемом «колхозном рынке», где цены формировались по закону предложения и спроса. Как следствие, в СССР сохранились товарно-денежные отношения, а колхозный строй получил в системе командной экономики автономию.
6. ЧТО ДЕЛАТЬ ДАЛЬШЕ?
Предыдущая глава представляет собой краткую сводку того, что я публиковал в 2007—2009 гг., в том числе в газете «День». Именно этот текст я отправил проф. М.Дмитриеву электронной почтой еще до поездки в Москву, а он таким же способом распространил его среди участников коллоквиума. Следовательно, читатели газеты держат в поле зрения то, что и участники московского коллоквиума.
Что в этом тексте нелогично, неправильно, подтасовано, притянуто за уши? Не знаю, потому что в критическом плане никто не высказывался ни на коллоквиуме, ни раньше, за все предыдущие три года. Возможно, еще выскажется эксперт по гаремам Олесь Бузина, который посвятил мне разворот страниц в газете «Сегодня» с портретом под названием «Как считает трупы в Институте истории Кульчицкий» (14 ноября 2009 года).
В.Кондрашин на коллоквиуме заметил, что украинцы напрасно не желают сотрудничать с россиянами в подготовке фундаментального сборника документов «Голод в СССР. 1930—1934 гг.» Он подарил мне изданный в 2009 году Федеральным архивным агентством сборник документов объемом в 518 страниц, которым я теперь часто пользуюсь. Это, так сказать, прообраз будущего сборника, который состоит из цветных ксерокопий документов (они есть в интернете). Очень эффектно выглядит автограф Сталина под протоколом №130 заседания политбюро ЦК ВКП(б) о помощи рожью Днепропетровскому и Одесскому обкомам.
У нас немного больший опыт подготовки документальных сборников на эту тему. Первый из них «Голод 1932—1933 років на Україні: очима істориків, мовою документів» вышел в свет по специальному постановлению политбюро ЦК Компартии Украины от 26 января 1990 года. В этом очень ценном для научных работников сборнике было напечатано немало документов о помощи государства голодающим крестьянам, а причиной украинского голода, как указывалось в упомянутом постановлении политбюро ЦК КПУ, было названо «принудительное, с широким применением репрессий, проведение пагубной для крестьянства хлебозаготовительной политики». Нам не хотелось бы принимать участие в подготовке еще одного архивного сборника с документами об ужасах голода, перегибах хлебозаготовительной политики, вызванных необходимостью форсированного построения Днепрогэса и Криворожстали, помощи государства голодающим крестьянам. Другое дело — авторский текст. Я передал В.Кондрашину рукопись «Голодомор в Украине», с которой читатели газеты «День» знакомятся в эту минуту, но не этот концентрированный для газетного формата текст, а со всей необходимой аргументацией — на 10 страниц. Надеюсь, он будет напечатан в книге о голоде в СССР, над которой В.Кондрашин работает как ответственный редактор. Если это не удастся, придется издавать рукопись на двух языках в Украине, а затем распространять в России.
Возвращаясь к оценке участниками коллоквиума текста, который воспроизводит предыдущая глава этой статьи, отмечу только одно: в один голос все указали на то, что воспоминания свидетелей Голодомора о конфискации всей еды — это не документ. Нужны архивные документы о конфискации всего, что крестьяне запасали от одного до другого урожая — лука, тыквы, фруктовой сушки, чеснока, свеклы, квашеной капусты и тому подобное, кроме мяса и картофеля (такие документы есть). Воспоминаниям не верят.
Это серьезное замечание, так сказать — последний аргумент наших оппонентов. Действительно, конфискация всей еды является первым признаком убийства голодом, здесь уже о Днепрогэсе и Криворожстали не вспомнишь. Как же добиться материализации коллективной памяти украинского народа, превращения ее в судебный документ? С большим опозданием за это дело взялась Служба безопасности Украины. В интервью с журналистом газеты «День» председатель СБУ Валентин Наливайченко отметил, что возбужденное его ведомством уголовное дело по Голодомору объемом в 253 тома уже передается в суд («День», 18 декабря в 2009 г.).
Могли ли бы украинские и российские историки прийти к единому знаменателю в дискуссии об общесоюзном голоде и украинском Голодоморе. В октябре в 2009 г. группа украинских научных работников встретилась в Киеве с докладчиком Парламентской ассамблеи Совета Европы по вопросам Голодомора в Украине и массового голода на территории республик бывшего Советского Союза 1932—1933 гг. вице-спикером ПАСЕ Мевлютом Чавушоглу (Турция). В разговоре с ним я допустил такую возможность лишь при некоторых условиях:
— если украинская сторона прекратит рассматривать Голодомор как что-то целостное в течение двух лет;
— если российская сторона научится видеть не только региональные, но и национальные отличия в голоде 1932—1933 гг.;
— если механизм Голодомора будет установлен совместными усилиями украинских, российских и западных ученых, работающих под эгидой ПАСЕ.
М.Чавушоглу побывал после Украины на Северном Кавказе, в Казахстане и в Москве. Он подготовил проект резолюции, который в декабре 2009 года рассмотрела комиссия ПАСЕ по политическим вопросам. Насколько я знаю, мысль о создании исследовательской группы в проекте резолюции нашла свое место. Итак, поработаем!
