...В прошлом году мне довелось побывать в Женеве в музее Красного Креста. В просторных залах, поражающих своим фундаментальным подходом, на стенах — списки, сформированные по простому принципу: если в какой-либо стране в результате стихийного бедствия или военного конфликта погибли минимум тысяча человек, — дата, страна, место заносится в этот список памяти.
Я была шокирована (и сказала об этом сопровождающим), когда увидела, что в мартирологе этой чрезвычайно влиятельной международной организации нет строки, где было бы написано: «Украина. Голодомор. Около 10 миллионов».
Этот штрих, на мой взгляд, очень точно показывает уровень информированности мирового сообщества, в котором жила Украина в ХХ веке, и уже тринадцать лет живет в независимом государстве. Это — иллюстрация к тому, каким фантастически тяжелым делом занимался выдающийся ученый Джеймс Мэйс. Наш Джим. Уже немало сказано о том, что Джеймс стал украинцем, приблизившись к боли, которую передали ему те, кто уцелел после страшного голода. Украинцем его сделало обостренное чувство справедливости. Пробить заговор молчания было очень сложно. Не секрет, что многие его американские коллеги еще и по сей день остаются «советологами» и не очень-то и различают на карте мира Украину с ее катастрофами и национальными интересами.
Не менее драматичным было то, что увидел Джеймс Мэйс в первые годы по прибытии в Украину. И что много лет спустя мучило его, волновало, терзало, наполняло страстью и болью строки в колонках The Day и статьях в «Дне». Это правда о том, что мы были и еще остаемся ПОСТгеноцидным обществом. Она объясняет почти все — и качество нашей элиты, и состояние нашего народа, и уровень совести, и духовный стандарт — все-все- все. Джеймс много создал в Украине — но много ли знали о нем? В интеллектуальных кругах его рейтинг был достаточно высок — но был ли он по-настоящему востребован? Хотя все время он был более чем на виду. В лице Джеймса журналисты «Дня» получили друга и очень мощного союзника. Для меня лично это было словно открытием «второго фронта».
Отдельно хотелось бы сказать о той кампании, которую провела в прошлом году наша газета вместе с Джеймсом — мы обращались ко всем журналистам Украины, чтобы они поддержали нас, распространили информацию с целью лишить Дюранти Пулитцеровской премии — премии, которая была выдана за ложь о голоде. Джеймс очень переживал, что реакция была минимальной. Хотя сам знал и писал, в чем причина: «независимость получила УССР». Но Джеймс Мэйс верил в усилия и видел выход абсолютно четко. Все его мысли были о том, что без четкой ориентации на Европу, без поиска союзников в мире, которые бы понимали, с какими проблемами восстанавливается Украина, — будет очень сложно. Он говорил, что украинцам нужно быстро учиться и модернизироваться, чтобы вписаться в новый мировой ритм, не утратив, естественно, своей идентичности. Он предостерегал, как человек, в жилах которого текла и частица индейской крови, от опасности маргинеса — резервации для украинского мира. Я думаю, что те, кто его любил, те, кто у него учился, сделают еще немало для распространения его мыслей и отстаивания его идей.
Мы, в «Дне», намерены создать международный фонд поддержки проектов газеты «День» и в его рамках попробовать издать работы Джеймса Мэйса. С коллегами, единомышленниками я уже обсуждала идею учреждения ежегодной премии за публицистику, за искренность, за откровенное слово, за правду, которая бы носила имя Джеймса Мэйса. Ты с нами навсегда, Джим!
