Казалось бы, мировую историю, которая за последние 5,5 тысяч лет знала лишь 292 мирных года, нельзя удивить новым военным конфликтом. Но война, начатая США против Ирака под лозунгом «Шок и трепет», приобрела особые черты. Она, ознаменовав начальные годы III тысячелетия, бросает тень на его ожидаемые ценности.
Военные действия в Ираке при всей их географической локализации, имеют эпохальные обертоны и глобальные последствия. В них задействованы основные детерминанты современной истории: борьба за сырьевой ресурс мировой цивилизации и, прежде всего, источники нефти; борьба за лидерство в мире (которая может привести к однополярному мировому порядку); развертывание политических и геополитических интересов в межконтинентальном контексте; конституирование системы международной безопасности; конфессиональные проблемы, связанные с позициями христианства и мусульманства (не исключая коллизий внутри христианского лагеря между католической Францией, Бельгией, половиной Германии и протестантизмом США и Великобритании).
Война в Ираке свидетельствует об утверждении США однополярного мира силовым путем, способным обеспечить контроль над нефтяными богатствами. Ведь их истощение грозит миру перестройкой всего производства и экономики уже в перспективе ближайших тридцати лет. Поэтому военные действия США и их союзников находятся сейчас в центре внимания и Европы, и Азии (особенно Китая).
Иракский конфликт разрушает мировой порядок безопасности, выстраданный неимоверными испытаниями ХХ века. С ним связаны неопределенности нового исторического поворота цивилизации.
По крайней мере, военные действия на Ближнем Востоке уже сказываются на векторах истории. Если в обозримом прошлом главное направление исторических процессов было ориентировано с Востока на Запад, а с эпохи Великих географических открытий в обратном движении на Восток, то уже первая иракская война («Буря в пустыне») ознаменовала дополнительный вектор истории — с Севера на Юг, инициированный постиндустриальным социумом в сторону развивающихся и полуколониальных стран. Современная атрибутика исторического движения к регионам «Третьего мира» ассоциирует вместе с тем почти эзотерические символы шумеро-вавилонского первоначала евро-атлантической цивилизации.
Смысловая нагрузка современных иракских событий невольно подсказывает нам, что историческая драма американских военных акций разворачивается в пространстве, обозначенном Святым Письмом семантикой грехопадения человека, раскола бытия на добро и зло. Ведь на территории между Тигром и Евфратом произошло, согласно библейским метафорам, дьяволово искушение людей запретным плодом познания добра и зла, за что человек был наказан смертностью.
Итак, «смерть», «добро», «зло», «грехопадение» и дьяволов соблазн — такова символизация древнего топоса цивилизации, которая придает военным действиям в его пределах почти мистериальные вид.
Тут напрашивается сюжет, согласно которому человек, по мысли Альбера Камю, испытав коллизии ХХ столетия, может в будущем вновь оказаться, как во времена Ветхого Завета, зажатым между царством жестоких фараонов и неумолимыми небесами. Так это или не так, но в настоящем пылевые бури древней пустыни крутят бесы, независимо от того, на чьей стороне они выступают. А смерть всматривается в обе стороны границы Кувейта.
В исторической реальности, помимо метафор, складывается странная ситуация. США, которые объявили себя воплощением либеральной демократии, то есть страной окончательного решения проблемы свободы и социумом, завершившим историю как становление свободного развития личности, на самом деле возвращают мир к прежним эпохам военных конфликтов. Вместо нового общества утверждения прав человека, плюрализма и толерантности нам снова грозят возвращением к истории, исполненной крови, грязи, лязга стали и слез пострадавших.
Точнее говоря, война в Ираке фактически означает точку бифуркации (резкой смены состояний, взрыва. — Ред. ) в историческом процессе современности. А это значит, что равновероятным оказывается любое развитие событий. Может сработать тенденция к однополярному миру, а может утвердиться и многополярный мировой порядок. Развитие может пойти по пути посткапитализма (американского типа), а может реализоваться и в духе постсоциализма (китайской модели). Человечество вступило в полосу нестабильности. Но отсюда следует и то, что в современном мире срабатывают законы сверхсложных систем. Эти законы, как доказывает синергетика, приводят к тому, что в одном и том же системном образовании одновременно возникают участки, где события локально протекают так, как они господствовали в прошлом; зоны, где события протекают так, как они будут доминировать в будущем; и события, характеризующие типические черты современности.
Тем самым ни мир, ни его подсистемы нельзя мазать одной краской. В нем и в них (подсистемах) сохраняется возможность утверждения этических норм, ответственных за прогресс ХХI столетия. Но эта возможность связана с исключительной сложностью нашего выбора и оценок. Духовные запросы нового мира предполагают осознание и в себе той частицы зла, против которого мы боремся, а в оппоненте — той частицы добра, за которое мы боремся. Здесь неприемлема ярость правоты. Необходима третья правда той вертикали этической оценки, которая позволяет встать над конфликтом с позиций учета общечеловеческого опыта, а не интересов борющихся сторон. Лучше всего сказать, перефразируя Шекспира: «Чума на ваши оба дома». Труднее найти консенсус для блокирования военного конфликта.
Конечно, США, прибегнув к военным акциям, совершили ошибку в эпоху, исключающую право на ошибочные действия в силу возможности их катастрофических последствий. Но ценой этого ложного шага является необходимость борьбы против деспотического режима в Ираке, режима, угрожающего всему человечеству. Ошибочна здесь форма борьбы, а не цель, ибо сопротивление деспотизму — задача общецивилизационного масштаба. Она входит в стратегию построения взаимосвязанного мира ХХI столетия, в котором люди утверждаются в сознании того, что они члены единой планетарной цивилизации. Потерять шансы участвовать в построении солидарного, демократического сообщества нового тысячелетия не может позволить себе ни одна страна. Непосредственно это касается и позиции Украины, взявшей курс на евроинтеграцию после социально-политического изоляционизма советского времени. Здесь нужно только не упускать из виду, что способность исторического действия провозглашена свыше, а дорогу мы выбираем сами.
