В позапрошлогоднем масштабном московском медиа-проекте с безграмотно-причудливым названием «Имя России» он занял 28 место из 50 самых выдающихся россиян. За него проголосовало в пять раз меньше российских граждан, чем за вождя большевиков Ульянова-Ленина, и в два с половиной раза меньше, чем за императора Николая ІІ. И это, наверное, неудивительно, принимая во внимание современную Россию.
А тем временем он всей своей жизнью отрицал известный ленинский тезис, что интеллигенция — это, мол, дерьмо, а не мозг нации. И ему никогда бы не пришла в голову констатация, подобная той, что записал в дневнике последний российский император: «Вечером пришлось долго читать; от всего этого окончательно ослаб головою».
Звали этого достойного мужа Андреем Дмитриевичем Сахаровым.
С чего начать, когда говоришь об этом человеке? С того, что пророков в своем отечестве не бывает? Или все же с того, что человек по своему естеству — существо свободное, и никакие награды и почести от неправедной власти не остановят тебя на пути к истине, стоит лишь выбрать этот путь? Не знаю. Но при любых обстоятельствах не стоит забывать: в том, что сердце академика Андрея Сахарова остановилось 14 декабря 1989 года, есть довольно большая вина и некоторых наших землячков.
Те, кому сегодня, как говорится, за 40 — вспомните сумасшедшую, просто безумную ненависть подавляющего большинства участников первого съезда народных депутатов СССР к вчерашнему диссиденту и политическому ссыльному, посмевшему «опорочить честь советских воинов-интернационалистов». Вспомните, как, за исключением нескольких сознательных и порядочных людей, присоединилась к той вакханалии украинская депутация. Как излучала та чиновничья массовка ненависть даже не к Сахарову персонально, а к нему как к живому воплощению свободного интеллекта и человеческой совести, которая не позволяла молчать даже тогда, когда говорить правду вслух было опасно.
И каким героем стал на мгновение для прессы определенного сорта тот комсомольский деятель — депутат из Черкасс (не буду напоминать его фамилию — слишком много чести для подлого персонажа), ливший грязь не только на Андрея Сахарова — на всех «экстремистов» (то есть демократов), на грузин и прибалтов, которые якобы «формируют штурмовые отряды» и «порочат честь советского солдата», на «злобных парней из программы «Взгляд» и так далее. Да, режиссура была умелой — полдня после этого все выступающие, за одним исключением, изо всех сил хаяли академика-инакомыслящего. Среди тех ораторов была депутат-учительница, которая сказала: «Вы оскорбили всю армию, весь народ». Обратите внимание: армия названа перед народом. Образцовое советское мышление. Как и у того черкасского персонажа, окончившего речь словами: «Семья, Государство, Коммунизм!». Почти весь зал (в том числе и малороссийские депутаты) встает и долго аплодирует. Еще бы, чуть перелицованное «Православное, Самодержавие, Народность!» Формула императора Николая Палкина. Но формула, против которой (какие бы разновидности она не принимала) всю жизнь выступал академик, лауреат Нобелевской премии мира Андрей Сахаров.
Через полгода он умер, оставив нам загадку своей личности.
Действительно, казалось бы, все у него было — в 32 года стал академиком, в 41 год уже был трижды Героем социалистического труда, лауреатом Ленинской и Сталинской премий, признанным в кругах «секретных» физиков (а таких в СССР хватало) научным авторитетом. Казалось бы, наслаждайся жизнью, не нравится коммунистический строй — стань в позицию интеллектуальной фронды, как академики Капица или Гольданский. Выйди из когорты «засекреченных», займись «публичной» физикой или космологией, за это получи Нобелевскую премию, как оба упомянутые выше академики, напиши популярную книгу о науке — разве этого мало?
Но, очевидно, что-то помешало этому русскому интеллигенту жить даже не так, как все — даже как избранные и свободомыслящие интеллектуалы. Поэтому он начинает давить с помощью своего научного авторитета на советское руководство — и не в последнюю очередь благодаря ему СССР подписывает с западными государствами соглашение об ограничении ядерных испытаний. Дальше — больше. Из-под клавиатуры его печатной машинки выходят «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе». Статья-эссе, 1968 год. Ходит в Самиздате, появляется на Западе. Это уже разрыв с правилами советской системы, на который до сих пор не осмеливался ни один академик. А дальше — шаг за шагом — выход Андрея Сахарова за пределы этой системы и начало его поединка с ней. Хотел написать по шаблону «неравного поединка», но рука сама остановилась: а где та система? И имела ли она вся в себе столько моральных сил, сколько один человек, не боявшийся всей гигантской государственной машины, звали того человека Сахаровым или Стусом, Ковалевым или Сверстюком?
Рассказывают, уже в середине 1970-х годов, после присвоения Андрею Сахарову Нобелевской премии мира, политбюро ЦК КПСС решило, что «отщепенцу» не место среди советских академиков. И поручило президенту АН СССР Александрову провести это решение через академические круги. На президиуме академии Александров, тяжело вздохнув (так как осознавал позор, который должен лечь на него), сказал: «Товарищи, мы должны принять беспрецедентное решение об исключении из нашей академии Андрея Сахарова». — «Почему же беспрецедентное? — вмиг отозвался академик Капица. — Прецедент был. В 1930-х годах, после прихода Гитлера к власти, Прусская академия исключила из своего состава Альберта Эйнштейна». Повисла тишина. «Вопрос снимается с повестки дня», — нарушил ее, наконец, Александров. Но все же целых 40 союзных академиков подписали гневное письмо против «антисоветской клеветы» своего коллеги. По убеждениям или из страха, или в ожидании каких-то выгод для себя — как видим, мозг нации действительно состоит не только из действительно достойного «строительного материала»...
Возьмем биографии буквально каждого узника совести советской эпохи, каждого диссидента, которого преследовала власть, и мы увидим, что там имеется и фамилия «Сахаров». Андрей Дмитриевич протестовал против незаконных расправ над борцами за гражданские и национальные права (а в те времена каждый процесс над инакомыслящими проходил с грубыми нарушениями законности, иначе и быть не могло), он ездил на суды, организовывал пикеты и сам в них стоял, давал интервью западным журналистам, собирал деньги на помощь семьям политзаключенных... Зеки-украинцы не были исключением. Сахаров пытался защитить каждого из них. А еще предметом его пристального внимания была судьба крымских татар — народа, силой лишенного родной земли. Казалось бы, речь идет о безнадежном деле — власть Кремля на 1/6 суши казалась даже западным свободомыслящим интеллектуалам бетонно-нерушимой, а гуманистические идеи Сахарова — крайне утопическими. Особенно когда в 1980 году за протесты против советской интервенции в Афганистане он был сослан в Горький и фактически изолирован от внешнего мира.
Хотя... А не мир ли изолировали от него?
Шесть полных лет ссылки — и возвращение с разрешения Горбачева в новую, перестроечную Москву. Казалось бы, следует быть благодарным тому, кто освободил тебя, кто дал возможность для плодотворного научного и общественного труда, кто, наконец, посодействовал переменам в государстве к лучшему, — но для Сахарова истина была дороже личных мотивов. И Горбачев становится объектом его последовательной и глубокой критики — как политик, неспособный довести начатые им же перемены до утверждения настоящей демократии. На том же съезде народных депутатов, о котором шла речь, было еще и программное выступление ученого. Государство переживает «конвульсии экономической катастрофы и трагического ухудшения межэтнических отношений», — подчеркнул Сахаров, при этом «одним из аспектов этих мощных и опасных процессов является всеобщий кризис уверенности среди руководства, накопление напряженности, что грозит взрывом с самыми ужасными последствиями для нашего общества... Мы унаследовали от сталинизма постройку, имеющую клеймо имперского мышления, имперской политики «разделяй и властвуй», а жертвами имперской системы, по Сахарову, стали не только нерусские народы, но и собственно русская нация, которой «пришлось нести основное бремя имперских амбиций и последствий авантюризма и догматизма во внешней и внутренней политике». Не сегодня ли это сказано? Ведь, как видим, в современной России хватает политиков, и, прошу прощения, интеллектуалов, которые считают: имперская политика была не просто лучшей, а единственно возможной для этой страны. Да что там Россия! У нас дома ненавистники Сахарова чувствуют себя весьма неплохо. Упомянутый провинциальный комсомольский босс, успевший повоевать в Афганистане, получил было место в Верховной Раде, занимал высокую должность в исполнительной власти, принимал участие во многих официальных мероприятиях наряду с Президентом Ющенко, а когда его партия побила горшки с действующим главой украинского государства, прямо призвал украинских граждан — ветеранов афганской войны продолжить то прошлое дело на Родине. «Братан! Еще не кончен твой Афган!» — газета 2007 года с этим призывом лежит у меня дома...
...Что ни говорите, а травля великого человека приносит немалые дивиденды, нужно только оказаться в нужном месте и в нужное время, а потом не мучить себя угрызениями совести...
И все же давайте помнить не тех, кто сжигал храмы, а тех, кто их строил. В том числе и храмы человеческой совести. Вчитайтесь в этот фрагмент нобелевской речи Андрея Сахарова 1975 года, чтобы почувствовать: существуют другой русский язык и другая русская культура, которые разительно отличаются от официальной неосоветчины: «Тысячелетия назад человеческие племена проходили суровый отбор на выживаемость; и в этой борьбе было важно не только умение владеть дубинкой, но и способность к разуму, к сохранению традиций, способность к альтруистической взаимопомощи членов племени.
Сегодня все человечество в целом держит подобный же экзамен. В бесконечном пространстве должны существовать многие цивилизации, в том числе более разумные, более «удачные», чем наша. Я защищаю также космологическую гипотезу, согласно которой космологическое развитие Вселенной повторяется в основных своих чертах бесконечное число раз. При этом другие цивилизации, в том числе более «удачные», должны существовать бесконечное число раз на «предыдущих» и «последующих» к нашему миру листах книги Вселенной. Но все это не должно умалить нашего священного стремления именно в этом мире, где мы, как вспышка во мраке, возникли на одно мгновение из черного небытия бессознательного существования материи, осуществить требования Разума и создать жизнь, достойную нас самих и смутно угадываемой нами Цели».
