Непосредственным поводом к написанию этой статьи стал случай почти курьезный. Один из депутатов Верховной Рады Украины, выступая перед Конституционным Cудом, аргументировал свое нежелание использовать язык украинский тем, что в его выступлении много технических терминов, и на украинский язык они не переводятся.
Я сразу же вспомнил здесь историю, которую начал рассказывать своим студентам лет 20 назад, сразу же после окончания аспирантуры и защиты кандидатской диссертации в Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова.
Этой истории уже больше двух тысяч лет. После того как античные эллины в своем стремлении к осмыслению мира и себя в этом мире «придумали» все искусства и все науки (в европейском их измерении), дальнейшее развитие человечества в значительной степени основывалось на античном эллинском духовном и цивилизационном наследии. Завоевав Грецию, римляне стали послушными учениками завоеванных ими греков (как поэтично сформулировал Гораций, «пленная Греция пленяла своего дикого победителя» — Greaecia capta ferum victorem cepit). Чуть ли не в каждой римской фамилии появился учитель-грек, и образованные римляне не только одевались на греческий манер, раздражая патриархально настроенных римлян типа старого Катона, но и говорили, особенно на философские, то есть научные темы, исключительно по-гречески: разве можно о высоком говорить на латинском языке? — Нет, только по- гречески. Лишь с течением времени появляются первые попытки писать стихотворения на латыни, но и то они — эти попытки — делаются греками, живущими в Риме! Сами же римляне искренне считали, что и мудрствовать не стоит — все искусства и науки по праву принадлежат эллинам.
И так продолжалось довольно долго — пока не выросла новая генерация римлян, которые в своем стремлении к наукам и искусствам, да и из чувства внутреннего протеста против всей ненормальности унижения собственного языка, начинают писать стихи и философствовать по-латыни, и после поэтических упражнений Горация, после подвижнического просветительства Цицерона уже ни у кого не возникало сомнений по поводу возможностей латыни. А впоследствии латинский язык станет государственным в почти неоглядной Римской империи, и уже ни у кого не останется сомнений относительно самоценности латыни, ее состоятельности адекватно передавать все оттенки человеческой мысли, ее права быть языком высокой науки и культуры. А еще позже, согласно Пилату, латынь станет одним из языков Священного Писания, христианский мир заговорит, наряду с еврейским и греческим, и на латинском языке; для западного же и центральноевропейского общества он и будет языком святым — языком, на котором гоже разговаривать с Богом!
В 476 г. Западная Римская империя прекратит свое существование, но язык латинский не умрет. Для мира, который будет создаваться из обломков неоглядной империи, из приобщения к античной цивилизации когда-то варварских (в позитивном значении этого термина) народов, латынь останется, а может, и станет, языком наук и искусств, языком Священного Писания, и никому и в голову не придет разговаривать на «высокие темы» на каком-то другом языке, кроме нее: разве можно что-то умное сказать на немецком, французском, итальянском, английском языках, которые к тому же еще только формируются — языках толпы, языках простонародья? — Нет, только на языке науки и культуры, на латинском языке; за попытки же «опустошить» Священное Писание народным говором — инквизиция, костер аутодафе!
Но все проходит. Лютер перевел Писание на немецкий, с Богом люди заговорили на родном языке, и Бог воспринял их слова: Богу безразлично, на каком языке люди обращаются к Нему, лишь бы молитва их была искренней, а помыслы — чистыми!
А еще позже творческие личности из новых народов напишут стихи и романы по-французски (и что же это за роман для новой эпохи, если он написан не по-французски или герои в нем не говорят на французском?), переосмыслят античную философию по-немецки (и что же это за философия без немецкоязычных произведений Гегеля и Канта?), создадут политическую экономию, да и экономическую теорию как таковую на английском языке... Мир ментальный постепенно наполнится гомоном всех народов. В России тоже русский язык не сразу стал универсальным. Развившись в самых дебрях народа, будучи глубоко народным по своей сути, он еще при Петре, когда иностранцы, как горох из дырявого мешка, посыпались в Россию, отодвигается на второй план в сферах наук и искусств, и Ломоносов борется за само право творить по-русски, хотя не чурается и других языков, да и диссертацию свою пишет, как тогда и было принято, на латинском языке.
Со временем же русская аристократия, все больше отрываясь от народа, в презрении своем говорит Бог знает на каком, лишь бы не на русском: на французском — языке салонов и куртуазности, немецком — языке настоящей науки, английском или итальянском — да как угодно, но не на русском же! Лишь в патриотическом запале, когда Наполеон пошел на Россию, дворянство старается говорить не по-французски! Прекрасно пишет об это Л.Н. Толстой, когда описывает эту ситуацию в «Войне и мире»: «По-русски княгиня (Анна Аркадьевна Шелешпанская. — В.С. ), как и все тогдашнее общество, только молилась, шутила либо бранилась с прислугой» В своем непринятии Бонапарта, демонстрируя патриотизм, посетители аристократического салона решают: бойкот французскому! За каждое французское слово — штраф в пользу действующей армии! И вот одна из героинь, оштрафованная в очередной раз, в сердцах выкрикивает: «Нельзя говорить, так скучно!» и завершает искренне: «Но как же это по- русски сказать!» Да и весь роман Толстого писан не только по-русски, но и по-французски, потому что так и разговаривает русское дворянство... Только позже вырастает русскоязычная наука, постепенно, с большим трудом, но непрестанно формируется русскоязычная научная терминология, и русское общество увидело: и по-русски можно говорить на «высокие темы», на темы науки и искусства. И когда сегодня я слышу стоны, что нельзя найти слов в украинском языке, что язык науки и искусств — это язык русский, то я, искренне влюбленный в русскую духовную культуру, связанный с российскими коллегами сотнями уз, я, для которого Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова — Аlmа mater, мать кормилица, а Ленинградский университет, который был ведущей организацией моей диссертации — это мать крестная, я тогда вспоминаю историю, которой уже более двух тысяч лет: можно ли говорить по- латыни, ведь язык науки и высокой культуры — это язык греческий? Конечно же можно! Можно ли говорить по-французски, по-немецки или по-английски, ведь язык науки — это латынь? Можно ли говорить по-русски, ведь это не язык науки и высокой культуры? — Да, конечно же, можно! И сама душа каждого народа проявляет себя через язык, и мир обогащается через появление новой своей проекции еще на одном языке.
Так можно ли говорить на высокие темы на украинском языке, уважаемый народный депутат? — Можно, если вы действительно депутат народный, если вы заботитесь об украинском народе, который через столетие безгосударственности пронес свой язык, сохранил и взлелеял его, который сегодня, получив возможности создавать свое государство, проявляет себя и как творец, творчество которого приумножает и еще приумножит духовное разнообразие мировой цивилизации.
