Современная жизнь как-то странно отражается в электронных средствах массовой информации. Сплошные гламуры, вечеринки, приколы и тусовки, бесконечные и многократные разводы и семейные скандалы, однополые связи как предмет гордости, вечерние клубы и парикмахерские для любимых собачек — насколько все это не стыкуется с ежедневной жизнью миллионов. Для миллионов — это не нормально. А как среди этих «героев» и их по-хамски бесстыжего поведения найти нравственные идеалы или образцы для подражания? Потому что если присмотреться не сквозь призму захватывающих разговоров авторов репортажей и программ, а сквозь призму моральных принципов, которые всегда ценились в наших семьях, — то все это непонятная, да еще и показная грубая греховность.
Но есть среди наших людей немало, и их большинство, совсем другого рода. Эти люди и их «бесконечные истории» не попадают на страницы большинства газет, в разделы новостей или светской жизни. Но они ежедневным добросовестным трудом, честной жизнью и соблюдением узких норм поведения не только служат образцом для миллионов, но берегут бесценный для народа Грааль нравственности. Несколько слов о таком человеке, с которым недавно прощалась наша многонациональная семья, где рядом с украинцами веками живут чехи.
Мой дядя (муж отцовой сестры) Богдан Сидорчук родился в тихом и отдаленном от городов и дорог селе Комаровка Бродовского району Львовской области. Село в своем роде уникально — создано, что называется, в чистом поле австрийским военным отставником польского происхождения Комаровским по его личному плану. Село до сих пор сохраняет этот замысел в архитектуре — Т-образное расположение улиц, на их пересечении — площадь, очень широкий, как для села, бульвар, обсаженный липами и плодовыми деревьями, однотипные опрятные дома фасадами на улицу, дальше — хозяйственные постройки, колодец, садик, пасека и приусадебный огород. Подобных по планировке сел вы не найдете больше нигде. Предание гласит, что для заселения вновь созданной деревни этот отставник пригласил чехов из предгорья Белых Карпат. Военная служба в австро-венгерской армии дала ему возможность досконально познакомиться с традициями, жизнью и обычаями чехов. Ему импонировала дисциплина, скрупулезность и сплоченность этих людей.
Чехи принесли на новые земли не только свои традиции или культуру земледелия, они принесли невиданную протестантскую религию — евангельскую. Это поначалу удивляло и настораживало местный люд. Но как-то быстро притерлись, свыклись и научились уважать друг друга. Многие украинцы и поляки пристали к новому религиозному сообществу, ибо им импонировали высокие моральные устои, твердость в вере и трезвый, честный образ жизни. Где и когда семья украинцев Сидорчуков приобщилась к этому евангелистскому сообществу, сейчас уже сложно определить. Рожденный в 1924 году Богдан рос в ежедневном хлебопашеском труде, хоть было время и для учебы, посещений богослужений и привычных детско-юношеских забав. Первые «советы» в 1939 году только удивляли местных обеспеченных крестьян своими обмотками, безудержным желанием есть, совершенной замкнутостью и «фабриками, которые производят цитрины». По рассказам, одна из пожилых женщин почувствовала, что красноармейцы и их командиры несколько неискренни, рассказывая о прелестях «колхозной Украины», и спросила: «А роверы (диал. — велосипеды) у вас есть?» На что непрошеные гости наперебой отвечали: «Да, есть мамочка, фабрики делают». Тогда хитрая старушка еще спросила: «А помаранчи у вас есть?» А ответ: «И это, помаранчи, есть, фабрики делают» — дал понять, что они все-таки врут. Богдан, как уже довольно рассудительный парень, тоже внимательно присматривался к этим воинам Страны Советов.
А уже через несколько лет, когда в 1944 году фронт отгремел страшным Бродовским котлом, он сам стал «красноармейцем». Полевые военкоматы на Галичине действовали по принципу «все мужчины в армию». Уже на второй день — в руках карабин, на ногах — кирзовые сапоги, и задача для часового — охранять колодец с водой. Чтобы не поступать наперекор вере, просился куда угодно, лишь бы не держать оружие в руках. На самом деле на войне есть немало мест для применения и таких «отказников». Но для партийного режима важно подавить саму волю человека. За отказ воевать, да еще уроженцем «бандеровского» края, верующего какой-то «не нашей» церкви — приговор полевого трибунала объявили быстро и без особого пафоса. Все — как на конвейере: действие, статья, «измена Родине» — расстрел. Ждать исполнения сутки, до следующего рассвета. Но, наверное, молитва Богдана была услышана. Усатый кремлевский тиран, испугавшись крупных потерь на фронте и в тылу, запретил расстреливать работоспособных, не совершивших прямой измены. Двадцать пять лет лагерей — все же альтернатива смерти. Позже еще одно везенье — замена срока двенадцатью годами. С лагерем тоже «повезло». Не Магадан или Воркута, а станция Сухая Безводная на Харьковщине.
Лагерь оказался жестоким и нечеловеческим. Ежедневная валка леса, минимальное питание, издевательства охраны, противостояние с уголовниками... Но Богдан вспоминает и светлые дни в те критические для жизни времена. Это — первые встречи с единоверцами, дружба с людьми из разных уголков Советского Союза. Это теперь мы знаем весь мир, а тогда география человеческих знаний была значительно уже. Едва ли не впервые в жизни в лагере познакомился с грузинами, эстонцами, латышами. Их вера и взаимная поддержка ему запомнилась навсегда. Рассказывал: какое это было везенье — подстрелить любое животное на прокорм. Каким вкусным был еж, испеченный в канун одной Пасхи. Почти два десятка мужчин испытали тогда радость общего пасхального угощения, получив кусочек крошечного зверька, запеченного в болоте.
Лагерь оказался суровой школой. Чего только не умел позже дядя Богдан — шить, готовить, тесать и столярничать, строить и ковать. А главное — умел с людьми разговаривать. А еще — умел жить! Когда в лагере становилось невыносимо, рассказывал, что в молитве просил Бога уберечь от отчаяния. Как оказалось — высокий, статный молодой мужчина достиг веса 36 килограммов. Это даже для исправительного лагеря было гранью выживания. Лагерный лазарет, непродолжительное «лечение». Но после шести лет наступило неожиданное освобождение. Набравшись сил, вернулся в Комаровку.
А Комаровка уже была советской, колхозной. Враг народа, зек, евангелист — что еще могло быть хуже для тогдашней власти. Но односельчане воспринимали все несколько по-другому. Женился, выучился на механизатора, завел пасеку, садик, упорядочил подворье. Наверное, если бы не лагерное прошлое и не причастность к евангелистам — не миновать бы Богдану президиума, награды и славы. Но, во-первых, это никогда не манило его, во-вторых — не искал он себе славы или похвалы. Поэтому не только в среде братьев по вере, но и среди всех жителей окрестных сел его уважали за высокую мораль, считали авторитетом. Трактористы говорили о нем — «наш генерал».
Судьба свела меня с бывшим священником греко-католической церкви в Комаровке о. Мирославом Ковальчуком. Он был приятно удивлен нашими семейными связями с Богданом Сидорчуком, и рассказал не одну историю, в которой дядя проявил свои знание и авторитет с пользой для общества. Говорит, что хоть и был представителем другой церкви, неоднократно ставил прихожанам в пример именно Богдана Сидорчука.
Особенная черта нашего покойного родственника — чрезвычайная терпеливость, уважение к другому. Он так любил выслушать кого-то, а совет давал всегда краткий, улыбаясь и добавляя: «милый мой» или «послушай, дорогой». Скорее всего, он не знал Махатму Ганди и его принципов, но на самом деле интуитивно чувствовал, что такое ненасилие, сила убеждения и действие сообща.
Уже на пенсии Богдан Сидорчук полностью посвятил себя церкви, семье и пчелам. Столько меда, как на его пасеке, не было ни у кого. Но очень быстро эти запасы таяли. Потому что гостинцем для всех была трехлитровая банка меда. Непревзойденный вкус груш, росших в его садике, знали все мальчишки села, причем совсем ничего не воруя. Скажу от себя — его приезд к нам всегда был событием. Несколько раз посещал адское место своего заключения и вместе с соратниками добивался, установки там памятного знака. Как образно на прощании с покойным сказал кто-то — с его уходом погас огонь великой любви и преданности Богу.
