Карл Маркс считал развенчание мифов важной задачей науки, а развенчание самого марксизма уже стало чуть ли не научным направлением. Правда, в случае с Марксом желательно еще и понимать глубинный смысл ниспровергаемого. Поэтому обратило на себя внимание письмо кандидата технических наук Виктора Бидненко «Мифы умирают последними» («День», №151). Автор справедливо говорит о ряде противоречий у Маркса. Но есть ли вообще хоть одна теория без противоречий? Далее В. Бидненко делает следующий методологический посыл: настоящая наука, мол, противоречий не допускает, а современная физика считает несостоятельной любую теорию, если есть хотя бы один пример, этой теории противоречащий. К сожалению, все это от недостаточного понимания как Маркса, так и современной философии науки.
По Марксу, объективная реальность — это многовариантный процесс постоянной борьбы взаимопроникающих и находящихся в неразрывном единстве диалектических противоречий, являющихся источником всякого развития. Наряду с объективным миром, диалектика рассматривает сознание и науку как процесс, в котором имеют место: переход количественных изменений в качественные, перерыв постепенности, скачки, отрицание исходного момента развития и отрицание самого отрицания, повторение на высшей основе черт предыдущего этапа. Поэтому Маркс никогда не боялся противоречий в своих взглядах, а использовал их как движущую силу познания. Все это начинает подтверждаться современной наукой, которая вместо привычной линейной причинности теперь говорит о релятивистской, вероятностной, квантово-волновой и голографической моделях в социуме, психике и познании, а не только в физике. Поэтому критика внутренней противоречивости Маркса в том виде, как это делает В. Бидненко, сегодня выглядит несколько упрощенно, тем более — со ссылкой на физику.
Идеал свободы долгое время отождествлялся с коммунизмом, и не Маркс это выдумал. Но его трактовка свободы и коммунизма радикальнее, чем у всех «демократов», ибо она имеет религиозно-экзистенциальный смысл: человек должен выйти за пределы социальной рутины и реализовать свое высшее предназначение в бесконечном познании и созидательном преобразовании мира. Этого никогда не понимали ни «стойкие» коммунисты, ни ярые антикоммунисты, но хорошо понимали, например, христианский экзистенциалист Николай Бердяев и выдающийся знаток дзэн-буддизма Дайсэцу Тайтаро Судзуки.
К сожалению, В. Бидненко повторяет тезис о том, что попытки воплотить теорию социализма «по Марксу» провалились. Ни один реальный социум еще никогда не воплощал ни одной теории, а «по Марксу» еще никто ничего не строил, особенно у нас. Любые передовые теории и высокие идеалы реализуются лишь в том виде, в каком они отвечают социальному характеру общества, и, как правило, бывают подавлены и извращены авторитарной и приспособленческой психологией массы, выдвигающей из своей среды такую же власть. Это подтвердила практика нашего «социализма», тем более, что его теоретической основой был не Маркс, а программная работа Владимира Ленина «Государство и революция». Основным ее тезисом является тотальная диктатура, что в корне противоречит Марксу, который был, скорее, анархистом. Но и Ленин не думал, что «диктатура пролетариата», усилив государственную власть, создает все себе подчиняющую колоссальную бюрократию, создаст новый привилегированный класс и государственный капитализм, которые смогут эксплуатировать куда сильнее частного. Эта мысль была высказана уже в 30-х годах Бердяевым. Правда, метания Ленина в последние годы жизни говорят о том, что и он начал это понимать, но сделать уже ничего не мог. Революцию в России «устроили» не большевики с Лениным — она стала взрывом накопившегося по ряду социальных причин громадного деструктивного потенциала. Большевики, говоря языком психоанализа, рационализовали иррациональность массы в символах абсолютно извращенного, но понятного этой массе марксизма. Взгляд на такие явления с точки зрения рациональных теорий, без учета их бессознательной природы, в корне неверен и говорит о непонимании сути общества вообще.
Ввиду несостоятельности дискурса «социализм- капитализм», его давно уже следовало сдать в архив. Наш «социализм» был сначала репрессивным, а затем деградирующим госкапитализмом, а западный капитализм в первой половине XX века оказался на грани краха и едва не уничтожил жизнь на Земле в двух мировых войнах. Но, несмотря на насмешки, тезис Маркса о «крахе капитализма» во многом справедлив. Частный либерально-рыночный капитализм объективно идет по пути монополии и срастания с госаппаратом, а отсюда — к неизбежным фашизму, революциям и мировым войнам. Развитые страны начали все более ограничивать «капиталистический иррационализм» путем принудительного введения государством социальных и политических прав и гарантий. Наемные работники получили реальную возможность стать акционерами корпораций, что ближе всего к Марксу, у которого социализм — это не тотальная госсобственность советского образца, а «ассоциации производителей», что, в принципе, не отрицает частную инициативу и собственность. Капитализма в «развитом мире» осталось не так уже и много, что подтверждает прогнозы Маркса. Но это углубило другие проблемы: человек все более становится винтиком социального механизма, будучи отчужденным гигантской бюрократией от управления государством, собственностью и даже своей жизнью. Маркс ошибся в ином: он наивно ожидал, что, получив достойный уровень жизни, права и свободы, обыватель массово бросится познавать и преобразовывать Вселенную, а вместо этого — пьянство, наркомания, кино- и телеэкспансия Голливуда, деградация, все более грозящая миру. Недостаток психологических знаний в XIX веке заставил Маркса поверить в разум и высшее начало человека, что роднит его с первыми христианами; любимый ученик Христа Иоанн Богослов также говорил, что «истина сделает вас свободными».
Взгляды Маркса на роль пролетариата тоже подтвердились. Социальной базой революций были пролетаризованные массы, которым «нечего терять». Ошибочна мысль В. Бидненко о неспособности пролетариата управлять страной. И царизм, и Временное правительство «не справились с управлением» и привели державу к катастрофе. Под понятие пролетариата подходит и так называемая интеллигенция, продающая свой наемный труд. Бердяев как-то писал, что наша интеллигенция всегда была пролетарской в социально-экономическом плане, и по сей день такой остается. Именно она стала основой советской бюрократии после революции. Психология клерка часто мало чем отличается от люмпенской.
Противоречивость взглядов Маркса на экономическую категорию стоимости отражает иррациональность экономики вообще. Маркс иллюстрирует это диалектически противоречивым единством потребительной и меновой стоимостей. Пиджак «от Воронина» — намного лучшая потребительная стоимость, чем «от Кардена», но «Карден» имеет намного большую меновую стоимость, что говорит о значительном элементе психологии в экономике. Вопреки мнению В. Бидненко, Маркс не всегда выводит стоимость однозначно из количества труда и не абсолютизирует обмен товаров только равными стоимостями. Действительно, земля есть стоимость и товар, но не является продуктом труда. Маркса нужно дочитать до конца: он говорит, что государство, власть, деньги, стоимости, товары — это система отношений в обществе, а социально-экономический процесс — результат целенаправленной психической деятельности людей. Измени отношения в обществе, уничтожь саму необходимость понятий стоимости и собственности — и Земля вновь станет колыбелью человечества, а не причиной войн; товары будут служить раскрытию творческого потенциала людей, а не являться причиной убийств и грабежа.
Марксизм — одна из немногих мировоззренческих систем, которая, пусть и не всегда удачно, пытается преодолеть раскол мировосприятия и создать интегральную картину мира. Сознательно отказавшись от уютной карьеры профессора университета, будучи всю жизнь в изгнании и испытывая нужду, Карл Маркс наивно верил, что, став выше «социального и экономического болота», человек бесконечно расширит горизонты своего бытия и станет, наконец, человеком! Он ошибся?..
