Виктор Олегович Пелевин назвал аморальную послеперестроечную массу «Поколением «П». Да, это поколение берет свои истоки задолго до перестройки, и как раз его пиком и стала перестройка, когда обилие управленческих ошибок, неприятие перемен, падение моральных устоев стали списывать на менталитет.
Но здесь кроется самая большая наша беда. С одной стороны, в нашем коллективном сознании укоренилась заниженная самооценка, с другой, — мы столетиями вырабатывали защитную реакцию, которая заключается в нашей славянской загадочности и мифологизации. Мы подсознательно сравниваем себя с другими, но категорически боимся отрицательных оценок со стороны. Поэтому придумываем такие штампы, как «умом Россию не понять», «что русскому хорошо, то немцу смерть». Мы не такие, поэтому лучше. Скажи, что ты лучше ...и стань им, сказал Курт Гольдштейн, повторила же этот лозунг любимая нами чета Карнеги. Казалось бы, хорошо (с точки зрения психологии), но со временем, не ощутив социальной отдачи, мы забыли о том, что уверенность в себе — лишь стимул для новых подвигов, новых идей. А мы, к сожалению, на массовом уровне почиваем на собственноручно созданных лаврах.
«Матрица», которую сосватали на роль современной Библии, по мнению журналистов «Дня» и «100», наиболее подходит молодому поколению, погрязшему в мире виртуальном. Виртуальный мир и состояние сна выполняют на обывательском уровне сходные функции. Чего греха таить, алкоголь, а впоследствии и наркотики предвосхитили в определенных функциях виртуальную реальность. «Матрица» в нашем случае — это попытка приукрасить «современностью» устаревший язык Библии, чем мы и занимаемся, пытаясь возродить «древнерусские» и «казацкие» традиции. Но нам больше подходит наш вариант «матрицы», написанный все тем же Пелевиным. Простое, неброское название — «Сны», обедненная серая жизнь студента, который однажды заметил, что жить настолько нудно и просто, что это можно делать, не отрываясь ото сна. Сначала ему трудно это осознать и к этому привыкнуть, но когда он замечает, что так делают его коллеги, родители и все остальные, он просто смиряется. Сердито, но со вкусом — любимая формула постсоветского пространства.
«Мені однаково...» — четко и ясно заявил Тарас Григорьевич. Если бы я просто мог заснуть и не видеть, что мое поколение недалеко ушло от аморфной перестроечной массы... Хотя интеллектуал прошлого может оценить эти заявления как начало очередной волны аморальных штампов, гордо величая себя Дон Кихотом. Приведу простой пример. Мой родной город Запорожье по многим социальным и экономическим показателям отстает от Киева, Харькова, Днепропетровска, при этом зарабатывая вровень с этими регионами. Маркетинговое поле полностью исследуется, причем поверхностно, киевскими центрами, отдающими на откуп местным социологам лишь крохи, в основном — «полевые работы». Наши студенческие попытки в большинстве случаев натыкаются на такую странную проблему, как неохота своих же коллег экспериментировать и практиковаться на таком большом непаханном перспективном поле, это же касается и социальных проектов. Т.е. в этом кадровом океане очень трудно искать те пустынные, еще до конца не сформированные островки, которые помогут превратиться в настоящий архипелаг. Жизнь продолжается... Высохнут чернила, сон сменится бодрствованием, все пойдет своим чередом. Мы забудем Пелевина, выбросим Сорокина, насладимся Издрыком. Детям будем давать читать только Сент-Экзюпери и Баха, а сами возвращаться к Коэльо... И только по ночам к нам возвратятся призраки Достоевского, Пелевина, Куинга, а с ними и наше страшное прошлое. И, может, мы вырастим нового Будду... Не так ли?!
