Уже отошли в прошлое пасхальные и поминальные дни этого года. Словно два цвета переплелись они на одном жизненном полотне. Красное и черное, Радостное Христово Воскресение и печальная память о родных, друзьях и знакомых. И так каждую весну, из года в год. Из века в век. Сколько живет наша христианская вера, надежда и любовь. Несмотря на расстояния и даже материальные затруднения сходимся, съезжаемся, слетаемся уже не к своему дому, у многих он давно в другом месте, даже в другой стране, а к тому горбику земли, украшенному цветами, который навсегда стал для них вечным, а для нас святым.
А с нами память о них: самых близких, самых родных, самых дорогих. Внимательно всматриваемся в их лица, которые вычеканены на гранитных, базальтовых, мраморных плитах, в скромных рамочках на железных крестах. Вчитываемся в скорбные слова, в цифры между которыми прошла вся их жизнь. И вспоминаем их голос, жесты, черты лица, даже языковые интонации. Все, что сохранила память. До мелочей. И мы мысленно уже разговариваем с ними, словно вместе вспоминаем прожитые годы. С кем под одной крышей прожиты, с кем на одной улице, в одном городе или селе. И опять переживаем те годы, дни, часы, которые были вместе и которые на расстоянии лет так быстро промелькнули. А тогда казались вечностью, которой нет конца. И ругаем, обвиняем себя, что кого-то недолюбили, кому-то недодали ласки, тепла и внимания, а кому-то не ответили взаимностью. А кого-то и оскорбили. Но уже никого и ничего не возвратить. Как и не забыть... Правду говорят: любить и ценить человека при его жизни сложнее, чем после его смерти. К сожалению, у многих бывает наоборот.
В те памятные дни мне пришлось побывать на Волыни, где похоронены самые родные мне люди, и на Черкасщине, где могилы людей тоже близких и родных. Боже, сколько переговорено, передумано, переосмыслено за те несколько дней, часов и даже минут молчаливого общения с теми, кого уже нет среди нас, и никогда не будет. И с теми, кто живы и бережет память. Как сейчас вижу — сидят или стоят кучками люди у могил, словно птицы около родного гнезда. И кругом тишина. Чтобы не потревожить покой мертвых, чтобы не разрушить ту невидимую ауру, которая господствует у каждой могилы. Это святые мгновения. Это те чувства, те самые дорогие ценности, которыми наделена только человеческая душа и сердце. Только они способны и на любовь, и на прощение. Но при жизни мы не часто задумываемся над этим. Не ценим и не бережем того, что от деда-прадеда досталось — семейную любовь, уважение и память. Как самое драгоценное наследие. Как самое ценное сокровище. Потому что все другое тленное. Вспоминаю одну встречу двух родных братьев, которая меня больше всего поразила. По существу, это была немая сцена. Петр и Николай, так зовут братьев, живут в одном районе, в 20-ти километрах друг от друга. Но встречаются только раз в год, на проводах. Так у нас называют поминальные дни. Где-то час они стояли молча, как вкопанные, не отводя взгляда от могил родителей. Потом то ли присутствие соседей, то ли мой любознательный взгляд заставил их прервать эту немую сцену. И младший Петр вдруг то ли спросил у старшего, то ли вслух подумал:
— Вот, Николай, с тех пор как умерла пятнадцать лет назад мама, а через год — папа, мы с тобой встречаемся только на кладбище.
Какое-то мгновение они оба стояли молча, с опущенными глазами, и, по-видимому, искали ответы на вопрос:«Почему?» Почему так случилось и продолжается до сих пор. Потом каждый долго смотрел на портреты родителей, выбитые на черной мраморной плите. Но встретившись опять взглядами, отвели глаза в сторону. И... разошлись. Каждый пошел со своей семьей своей тропинкой. Общую они не выбрали и на этот раз. А жаль, что не нашлось в сердце места для прощения. Даже у могилы родителей.
И действительно, почему так бывает? Пока живы родители, то слетаются, хотя и не всегда, как те птицы, дети в семейный дом. А не станет матери и отца — и начинают отдаляться друг от друга. Становятся и не чужими, и не совсем родными. А как будто просто знакомыми.
И еще запомнился один эпизод. В одном из сел Черкасщины семья, человек, по-видимому, с десять, прямо с кладбища перешла на другое «кладбище» — улицу, на которой стояли брошенные хаты. Около одной из них и остановились они. И начались воспоминания, в которых принимали участие все: и дедушка с бабушкой, и их дети, и внуки. И всем было о чем вспомнить. И о груше-дичке, которая раскололась то ли от старости, то ли от удара грома, и о вишнях, которые засохли на следующий год после того как дом осиротел. И о колодце сказали доброе слово. Его еще покойный прадед Максим самостоятельно после войны выкопал, из которого почти полвека все пили вкусную, аж сладкую воду. А теперь о нем напоминает несколько штакетин и валок с воротом, на котором еще остались ржавые следы от цепи. А возможно, где-то там глубоко, под кучей разного мусора, еще бьет источник? Как единственный живой свидетель на подворье бывшего семейного гнезда. И не высыхает, и не заиливается, а ждет. Ведь покойный прадед, когда выкопал колодец и взял в ладони эту воду, то сказал во всеуслышание: «На век хватит! И для меня, и для моих праправнуков». Но жизнь по другому распорядилась. И колодец, и все живое, и неживое вместе с ним в память перетекло. И слава Богу, хоть в память, а не в беспамятство.
Действительно, это были особые дни, когда мы все, независимо от возраста и пола, месяца и года рождения, находились не под различными зодиакальными и астрологическими знаками, а под одним небесно-земным знаком — ЗНАКОМ ПАМЯТИ.
