... Как объясняет Википедия, это «психологический неосознанное защитное состояние, характеризующееся привязанностью жертвы к обидчику ...» Как следствие насилия с его стороны, угрозы смерти, пыток. В результате жертвы начинают сочувствовать своим захватчикам, палачам, оправдывать их действия, даже отождествлять себя с ними, перенимают их идеи. Автор — криминалист Нильс Бейрут, который ввел в обиход этот термин, анализируя ситуацию с захватом заложников в Стокгольме. В его основу легла концепция Анны Фрейд под названием «индентификации с агрессором ...» Российский ученый Питирим Сорокин применил этот термин для объяснения поведения жертв голодомора 1921—1923 годов. Она абсолютно тождественна с поведением других жертв агрессии. Ведь пытки голодом, истязания, осознание неизбежности собственной смерти, а особенно своих детей, пожалуй, самая тяжелая формой пыток. Автор лично знал нескольких политически очень активных людей при солидных должностях, которые самоотверженно служили коммуно-кагебистской власти. Но они из семей, где их родные погибли во время Великого мора 1932—1933 годов.
Однако здесь речь о человеке или группе людей. И если отталкиваться от аксиомы — если есть белое, то есть и черное, если есть огонь, то есть и вода, то и у «стокгольмского синдрома» есть его антипод, то есть противоположность. Правда, ученые, исследователи не обратили внимания на эту логическую закономерность, хотя она явно прослеживается. Поэтому упоминавшийся синдром является производным от первопричины. Это как следствие инфекционной болезни, вызванной вирусом, микробом ...
За что воевали поработители? Да, за земли, сокровища, а больше всего за то, чтобы ввести до недавних пор свободный народ в состояние «стокгольмского синдрома». Только тогда он будет послушно работать на обогащение поработителя, его вечное процветание. Наименее устойчивые, со слабым национальным стержнем нации, государства ломались или гнулись либо сжимались под значительно более мощной, коварной силой. Последние нередко распрямлялись. Имперские строения начали рушиться, а движение к цивилизации довершило дело. Начался обратный процесс — распад империй. Выжили его сильные хищники.
В этом жестоком раздрае есть один аспект, являющийся для некоторых загадкой. По мнению автора, это произошло потому, что Московия сама побывала в состоянии «стокгольмского синдрома» от своей крестницы — жестокой и коварной Орды, в совершенстве овладев ее опытом, впоследствии развила его, усовершенствовала. Так де-факто Орда не умерла, она лишь трансформировалась в другую форму. «Король умер! Да здравствует король!»
Украина, находясь в центре Европы, долго была объектом наживы, разменной монетой для многих захватчиков. А больше всего от Московии, Речи Посполитой (Польша), которые, терзая, отгрызалы от нее этнические земли. Однако у значительной части населения к этому был стойкий иммунитет — национальное достоинство, стремление создать собственное государство ...
Ситуация разительно изменилась в ходе Второй мировой войны. Нашелся третий обидчик Украины, замахнувшийся не только на Московию, Польшу, но и на весь мир. Однако он просчитался, поэтому Ордынскому обидчику, теперь жертве, при сильной помощи нескольких государств удалось обезвредить нападавшего. И произошло непредвиденное: половиной Европы завладела вчерашняя жертва, теперь победитель — коммунистическая империя, приватизировавшая результат кровопролитной войны. Это был триумф империи, потому что в подневольных странах она сформировала послушную власть, которую подпирала многомиллионная армия, сформированная в военный союз «Варшавский договор» ...
Участники антигитлеровской коалиции поздно увидели, какой «ящик Пандоры» они открыли своим благодушием в отношении красного режима, содержание которого точно определил впоследствии Р. Рейган: «Империя зла!» Не только за то, что она где только может, провоцирует конфликты — военные, гражданские , территориальные, этнические, экономические, межнациональные, религиозные, хочет везде быть арбитром, возвышаться. Есть и другая суть политики, которая сводится к принципу «ниппеля» автомобильной камеры: воздух туда входит, обратно — ни в какую! Разве произойдет прокол. Когда под предлогом «освобождения», «братской помощи», «воссоединения», «дружбы» Московия заходит на чужую территорию, то уже не выходит.
«Прокол» произошел. Рухнула «Берлинская стена», за ней оккупационный режим, в Европе, Афганистане, «Варшавский договор», социалистический лагерь, за ними испустил дух «могучий и нерушимий». В результате упокоения «могучего» воскресла независимость нескольких государств, в том числе Украины и Польши, испытавших бед от одного обидчика.
Оба стремились быстрее строить независимые государства. Польша в начале предоставляла ощутимую нам посильную помощь: одной из первых признала Украину как независимое государство, в ЕС защищала его интересы. Правда, мы находились в разных условиях. Главной бедой нашего государства была очень поврежденное многовековыми «объятиями «старшего брата» национальное сознание: симптомы «стокгольмского синдрома», которые мешают нам и сейчас. Тогда это показали выборы первого Президента, сейчас проявились в худшем варианте на Донбассе и в Крыму.
Враг пошел на нас сильный, коварный, жестокий, ордынского духа и родословной, с ядерным оружием. Мог победить нас, если бы не мужество, жертвенность добровольных защитников и, пусть недостаточная, но такая необходимая реакция сильных государств. Нам, как воздух, нужна активная поддержка, особенно соседей, как это делает Литва. Печально воспринимать, но наш «европейский адвокат», с которым мы якобы нашли понимание в нелегких вопросах прошлого, изменил свое отношение. Открылся второй, уже с Запада, фронт гибридной войны в ответ на наши дружественные шаги. Он не менее опасен, чем московский. В Украине пока воспринимают это как временную досадную ошибку Польши.
Не хочется утверждать, но факты подталкивают к выводу, что имеем дело с рецидивом «имперской болезни», характерным для бывших империй, которые несмотря на необратимые исторические обстоятельства, время, предпочитают под влиянием крайних радикальных сил своего государства видеть бывших подневольных, а теперь наше независимое государство в состоянии «стокгольмского синдрома» ...
Как ни странно, но и в наше время определенные силы соседних стран хотят видеть Украину, вернее, ее население, в состоянии Андрусовского перемирия, в состоянии «стокгольмского синдрома». Конечно, каждый в своем варианте: Московия ордынская хочет снизить нас до своего уровня «демократии», Польша — видеть ниже своего уровня, уложить нас в свое «прокрустово ложе», смотреть на прошлое и настоящее через ее национальные очки...
Такой подход к прошлому для народов или государств, ранее находившихся в диаметрально разных состояниях, — явный нонсенс, потому что не может быть одной истории для поработителя и порабощенного, как и общих национальных героев. Эта первопричина «стокгольмского синдрома» иногда перерождается в опасное состояние...
Ностальгия по своему прошлому — нормальное состояние человека, который вспоминает свою молодость, потому что он трезво оценивает факт: прошлого не вернуть. Однако, когда тоска по сладким годами становится частью реальной политики государства, это крайне опасно и не является дальновидностью ее носителей. Ностальгия по Андрусовскому перемирию, «Кресы Всходне» (этнические земли Украины под Польшей до 1939 года) гласит: выводы из «дружбы» с хищной Московией не сделаны. Хотя после нее было три раздела Польши, подавление восстания Костюшко, красный рейд на Варшаву, заговор Сталина и Гитлера, приведший к потере государственности, Катынь и Харьков, Варшавское восстание, послевоенная оккупация, уничтожение УГКЦ, покушение на папу, наконец Саратов, где погибла национальная и политическая элита Польши. Даже какое-то затишье. Простили? Ее соседи тоже забыли об оккупации, танках и крови в Праге, Будапеште, самосожжении патриота Яна Палаха. Короткая память очень опасна...
