Расскажу о своей семье коротко в том порядке, как помню себя, и как узнавал историю своей семьи.
Жаркий летний день, мы едем на поезде: моя мама Мирошниченко Татьяна Ягоривна, моя старшая сестра Зина 1932 г. р., я, Владимир, 1937 г. р., младший брат Виктор 1939 г. р. и самый младшенький брат Григорий, которому было тогда, в 1941 году, 4—5 месяцев. Став уже взрослым, я узнал, что моего отца Мирошниченко Григория Кирилловича забрали на войну, и мы переезжали из Полтавской области в село Вязовую Краснокутского района Харьковской области.
С приходом немцев в селе назначили двух полицаев, один из них был маминым двоюродным братом по линии матери. Людей постоянно выгоняли в колхоз на работу, а однажды мама не пошла на работу, потому что заболел брат Григорий, так ее на следующий день закрыли в колхозном погребе. Потом нас перегнали в другое село.
Зимой 1944-го немцев выгнали, и одна женщина из нашего села и сестра Зина поехали попутными товарными вагонами домой узнать, что происходит там в селе. Сестра назад не вернулась, а тетя рассказала, что село сожжено и люди живут в землянках. Мы тогда также в попутных товарных вагонах поехали домой. Жить мы перешли в землянку, там же жили мамина мать и две маминых сестры — Анна и Вера.
Летом бабушка и мама наняли плотников, чтобы поставили столбы и сделали крышу, а мы всей семьей из глины сделали стены и укрыли соломой, и у нас появилась своя хата. Отапливали первую зиму дом, в основном, бурьяном, потому что во время войны поля не обрабатывались, позарастали сорняками, и моя сестра Зина была за поставщика топлива.
Наступил 1947 год, и вся семья едва не умерла от голода, ведь в колхозе ничего не платили, а на огородах урожай был плохим. Со второй половины зимы старшие мальчики и девочки, в том числе и сестра, среди ночи шли в соседнее село, открывали кагаты, где была закопана свекла, и крали ее. Так и дожили до весны. Весной в колхозе на обед стали варить какой-то суп и давать работникам на обед, так мама и Зина забирали свои порции и приносили домой, чтобы съесть его могли все вместе. А как трава немного подросла, то я ходил на луг и рвал конский щавель, его вываривали и пекли из него коржи.
Когда вернулись из эвакуации, мама получила сообщение, что отец пропал без вести, а весной 1946 года он появился в селе. Отец недолго пожил у своих родителей, а затем поехал на Урал, откуда была его новая жена.
За всю жизнь отец не помог нам ни одной копейкой, а почему мама не подавала на алименты, не знаю. Что мы все выросли и остались живы, это просто чудо, потому что всегда были голодны, ходили в лохмотьях полуголые и босые и в этих же лохмотьях спали все вместе на помосте из досок, нас заедали вши, блохи, клопы. Хлеба наелись лишь в 1955 году — тогда впервые в колхозе выдали зерна на трудодень по 1 кг. В школу начал ходить без учебников и тетрадей. В первом классе учительница выдала по листу, и на нем мы учились писать, а чернила делали сами — кто из сажи, кто из бузины, перья привязывали нитями к палочкам, и редко у кого были настоящие ручки и чернильницы.
В начале семидесятых в первый раз в доме заговорили о Голодоморе. К маме в гости приходила ее двоюродная сестра и спрашивала: «Татьяна, а как ты думаешь, голод был сделан специально? Ведь раскулачивали тех, которые сами на себя работали, у них не было наемных работников, а их позабирали, и кто знает, куда они делись». Потом она говорила, что по селу страшно было пройти, улицы позарастали бурьяном, не слышно ни собак, ни кошек, многие дома опустели, так как люди умерли.
Мама рассказывала, что у ее отца было семь десятин земли, пара волов, кони и корова, и все это забрали в колхоз. Когда я спрашивал, почему деда рано не стало, мама отвечала: во время жатвы он косил, очень перегрелся, в обед пришел домой, напился холодной воды, заболел и умер. Рассказывала также, что был у нее брат Петр и он рано умер.
Моя тетя Галя в 1956 году поехала на целину, несколько раз приезжала в гости в Вязовую, потом она несколько раз меняла место работы и жительства, не писала писем, и мы потеряли с ней связь. А недавно связь возобновилась, мы забрали ее к себе жить. Тетя Галя родилась 1923 году и рассказала о нашей семье много такого, чего я не знал.
В селе ходили слухи, что наша мама вышла замуж за отца, потому что ее заставили, чтобы родителей не раскулачили. Тетя рассказала, что их мама (моя бабушка) сказала: «Да иди за него, так, может, нас из дома не выгонят». Отец в селе был активистом и принимал участие в раскулачивании односельчан. Потом отца как активиста направили в Полтавскую область редактором районной газеты, и там мы жили до начала войны.
Тетя Галя рассказала, что полицай, их родственник, хотел расстрелять маму и нас, ее детей, за то, что наш отец его раскулачивал, но защитила нас бабушка.
И только через 72 года я узнал, что в Голод у меня умерли дед и дядя.
О моем деде Кирилле, папином отце, мне в 14 лет рассказали такое. Дед Кирилл не любил работать, а пытался наняться сторожем или объездным, жил в соседнем селе. На свиноферме была хата соломой крытая, и ветер верх соломы сорвал, то он так и жил: за шею текло, а прикрыть не хотел.
Так я и прожил... Знал: один дед от работы умер (по рассказам мамы), а второй жил одним днем, и потому его сын, мой отец, вырос завистливым на чужое добро и морально неустойчивым.
Так, в моем роду были те, кого раскулачивали, и те, кто раскулачивал, те, кто воевал с немцами (бабушкин брат погиб), и те, кто помогал немцам, потому что был недоволен советской властью (бабушкин племянник был полицаем).
