Андрей Бурлюк, математик из Киева («День», № 132 от 27 июля 2001 года), задает странные вопросы, но редакция приглашает ответить на них, в частности: «Можно ли научить любить родной (по национальности) язык? Например, государственным протекционизмом?»
Отвечаю. И нельзя, и не нужно. Проблема в другом — как сохранить преемственность языка, национальную идентификацию украинцев?
Любить родной язык должны филологи, а население просто пользуется им. Но как пользуется? На Западе Украины этот язык засорен диалектизмами и русизмами. На Востоке доминирует якобы русский, но также засоренный украинизмами и украинскими новообразованиями, грамматическими формами украинского языка. Между Западом и Востоком настоящий водоворот переходных вариантов.
И все любят свой язык. Молча. Потому что другим не владеют.
Вместе с тем и «Запад» и «Восток» прекрасно понимают друг друга, особенно в делах бизнеса. И когда приходится что-то решать, то и «западенец» некоторые слова, несвойственные для него, употребляет, и выходец из Восточной Украины пересыпает свою речь, в принципе, чужими ему словами.
Поэтому я убежден, что для подавляющего большинства граждан Украины языковой проблемы не существует. Они ее уже решили: в каждой местности свои диалекты. Мне, к примеру, приходится общаться с жителями различных регионов, и поневоле я сам перехожу на близкий им суржик, т.е. нормально воспринимаю суржик как русскоязычный, так и украиноязычный, только русский язык в СМИ меня раздражает, потому что он приближает суржик к Булгакову, а я хочу, чтобы суржик приближался к Шевченко.
Проблема, конечно, есть и заключается в том, каким будет украинский язык в будущем. Будет ли он ближе языку Гоголя, Булгакова, Некрасова, Короленко или же языку Котляревского, Шевченко, Леси Украинки, Ивана Франко, тех же Симоненко и Стуса?
Где-то в 1960 году я в троллейбусе попросил передать деньги на билет по-украински. Свое состояние тогда помню до сих пор. Мурашки по спине. Ведь это был сознательный вызов. Уже тогда я слушал только программу «Промiнь», ведь на первой вещание преимущественно было на русском. И сегодня меня буквально трясет, когда я слышу русскую речь на украинских радио- и телеканалах. Это по поводу того, нужно ли показывать «Емелю-дурачка» на русском языке.
Но это обо мне и Андрее Бурлюке. Я просто взбешен от возмущения, да и его трясет — только по противоположным причинам. А как объективно?
Оглянитесь на соседей, ближних и дальних. Чехия, Ирландия, Новая Зеландия... У чехов — это уже все знают — только дворники разговаривали на чешском языке. Но было национальное самосознание и потребность в национальной идентификации. И в течение 10—15 лет при соответствующем государственном протекционизме на чешском языке заговорили все.
Ирландия же на базе древних манускриптов практически в лаборатории создала собственный язык. Естественно, то, чего недоставало в их манускриптах, они дополняли из английского. Но это уже их язык, и уже 80 лет они его воплощают. Это очень трудно, но не безнадежно.
В Новой Зеландии вспомнили о языке аборигенов, начали его изучать и собираются вводить в употребление повсеместно. Возможно, в результате они только позаимствуют из этого языка отдельные обороты, слова, конструкции, но это уже будет их язык. Бог им в помощь!
Выводы для нас. Из русского языка в будущем украинском останется, возможно, даже больше, чем в украинском языке осталось от польского. Но он должен быть более украинским, чем русским. А для этого необходимо заставить чиновника и педагога (других заставить просто невозможно) пользоваться украинской литературной речью позапрошлого века. Если же кому-нибудь из этих 5% не нравится, они могут делать оргвыводы для себя лично. Но народ должен идентифицироваться именно как украинская нация, и для этого необходимо единство языка. Это понимают все, только по- разному: 95% полагают, что такое единство уже есть, а 5% еще спорят. Если бы сегодня запретить русский язык в СМИ — никто бы этого и не заметил, разве что часть тех 5%. Но если бы сегодня запретить украинский язык — это заметили бы и протестовали бы значительно больше, в том числе и так называемые русскоязычные, так как это затронуло бы их представления о своей идентичности.
Как будет говорить народ — таким будет государственный и литературный язык. Вероятно, он будет отчасти таким, на котором разговаривают теперь в селах Луганской области.
