Обмен мнениями с некоторым уклоном в полемику в связи с выходом статьи «Близнецы» («День», 9.11.01) и продолжение дискуссии статьей «Какие палачи добрее и гуманнее» («День», 3.12.01), не должны привести к ситуации, когда после купели с водой выплеснули и ребенка. Что следует оценить, так это уже саму попытку обсуждать сложную проблему: что общего и в чем различие между коммунизмом и нацизмом. Если руководствоваться выводами ученых, что коммунизм и нацизм были наиболее страшными болезнями ХХ века, то украинцам, которые были жертвами и коммунизма, и нацизма, тем более, следует заниматься рефлексиями над собственной историей, извлекать смысл из событий и делать выводы. Поэтому появление публикаций на эту тему в газете «День» нужно приветствовать как попытку выработать то, что Б. Паскаль называл idea clara et distingua — иметь четкое и определенное понятие — на почве универсальных этических норм, позволяющих дефинировать, что такое зло и что — добро. Оправдывать нацизм в культурном обществе считается идиотизмом и невоспитанностью, а его пропаганда является преступлением. Оправдывать или пропагандировать сегодня коммунизм означает — нравится это кому-то или нет — принять долю ответственности за то зло, которое он до сих пор совершил в Украине и в мире. По моему мнению, следует исходить из того, что обе идеологии — нацистская и коммунистическая — это два проявления абсолютного зла. Речь идет о конкретных, зафиксированных историей проявлениях зла гигантских масштабов, превосходящих возможности человеческого воображения.
О ТРУДНОСТЯХ ПОИСКОВ АБСОЛЮТНОГО ЗЛА
Пришло ли уже для подобных рефлексий время и в Украине? Не знаю. Казалось бы, 10 лет жизни без коммунистического принуждения и регламентации не так уже и мало, чтобы общественное сознание приспособилось к критическому переосмысливанию «родного» прошлого, чтобы научиться отчитываться перед самим собой: в каком мире мы жили, что с нами произошло и к чему стремимся.
К счастью, такие вопросы уже ставятся благодаря книжным публикациям документально-научного характера последних лет. Обращает на эти проблемы внимание и газета «День», например, в статьях С. Кульцицкого, В. Войтенко и других. Это важно, ибо будущие поколения могут выдвинуть эти вопросы, возможно, даже острее, чем их ставим мы, в частности, если они не увидят попыток своих предшественников дать на них посильный ответ.
С другой стороны, количество памятников Ленину в городах, городках и селах Украины, улиц с именами большевистских деятелей, «ленино- и октябреименные колхозы», значительное количество тех, кто, или из ностальгии за экономикой «контролируемой нищеты», или из протеста против «бессилия» власти решить социально-экономические проблемы в государстве и инфантильности демократических сил голосуют на парламентских выборах за КПУ, провокационные попытки «новейших» коммунистов восстановить памятник Сталину (в Севастополе), недавние проявления славянофильских симпатий к «балканскому мяснику», подозрительное отношение к ценностям западных демократий, и тому подобное, свидетельствует о том, что вчерашние «ценности» дают о себе знать, и прощаться с ними общество еще не совсем готово. Своего рода индикатором общественных настроений в Украине является, кроме прочего, наличие портретов Сталина в колоннах левых демонстрантов, например, 7 ноября, с одной стороны, и достаточно вялый отклик на призыв отмечать на должном уровне в четвертую субботу ноября «День памяти жертв голодомора и политических репрессий», с другой.
Известный советский диссидент В. Буковский считает, что «коммунизм был даже большим злом, нежели нацизм» уже потому, что в СССР коммунизм продолжался 73 года, а нацизм «только» 13 лет («День», 7.7.99). Это утверждение заслуживает внимания, если рассуждать о продолжительности коммунистической эпохи и сравнивать, как из ее мрака выбираются народы Прибалтики, поляки, чехи и словаки, венгры, православные болгары и румыны. Значительная часть общества этих стран «вмаршировала» в «новый строй» добровольно после 1945 г. Впоследствии оказалось, что эти народы коммунистический режим все-таки воспринимали как чуждое, навязанное им извне иго. Именно этим объясняется, что с его крахом в этих странах исчезли и все символы коммунизма. Разумеется, нельзя сбрасывать со счетов и довоенный опыт «буржуазной государственности» упомянутых народов.
Путь Украины более сложен, ибо наркоз продолжался значительно дольше, а перед тем два с половиной века длилось русское порабощение. Поэтому сравнение общественного сознания в Украине и в других посткоммунистических странах имеет свои пределы.
КОЕ-ЧТО О СХОДСТВЕ И РАЗЛИЧИЯХ
Если говорить об отличиях между коммунизмом и нацизмом, то не стоит останавливаться на усах, которые у Сталина были длинными, а у Гитлера маленькими. Если о сходстве, то оно не только в том, что Гиммлер говорил о необходимости избавиться от «вшей», имея в виду евреев, ибо раньше его о потребности избавиться «от паразитов» в другом контексте и в самом широком значении этого слова говорил Ленин.
В декабре 1939 — через год после «Хрустальной ночи» в Германии и четыре месяца после того как в Западной Украине, в результате пакта Молотова—Риббентропа начался «золотой сентябрь», — Сталин, благодаря за поздравительную телеграмму из Берлина по случаю своего 60-летия, напомнил, что дружба народов гитлеровской Германии и СССР, «скреплена кровью и имеет все основания быть долгой и крепкой».
Нацизм не сильно скрывал, кого следует уничтожить ради «счастья» немцев в будущем Рейхе: евреев, цыган. А славян, сократив их количество (по крайней мере на 30 миллионов — Гиммлер) превратить в рабов. Коммунизм в большевистском варианте был более гибким. Главный тезис марксизма-ленинизма о необходимости уничтожить «класс эксплуататоров» в СССР «на ходу» был сознательно манипулирован и «модернизован», мотивируя это либо внутренними, либо внешними врагами. Таким образом приумножено количество замученных из «своих» ради «счастливого будущего» всех. Правозащитники как, например, Л.Плющ, генерал П.Григоренко и многие другие жертвы советской карательной психиатрии даже в «период развитого социализма» были также «паразитами», которых нужно было изолировать от общества, чтобы «заразой» самостоятельного мышления не заболел весь «советский народ».
Одно из существенных отличий заключается вот в чем: коммунизм не имеет себе равных, когда речь идет об истреблении «буржуазного класса» (в том числе и искусственно организованным голодомором, от которого погибло приблизительно 6 миллионов украинских крестьян), а также десятков тысяч своих же коммунистов- единомышленников. Нацизм не имеет себе равных, когда речь идет о целеустремленной физической ликвидации еврейского народа (Шоа). Вывод: у нацистов расовая ненависть, у коммунистов — классовая. Обе идеологии обосновали потребность уничтожения своих врагов всеми доступными им методами.
Однако, как заметил немецкий историк национал-социализма Йоахим Фест, только нацизм стал для человечества «парадигмой абсолютного зла». Коммунизм такого определения не удостоился. Почему? Если в результате зверств нацизма погибло приблизительно 20—30 миллионов людей, то количество жертв коммунизма подсчитать невозможно; источники приводят цифры от 60 до 100 миллионов погибших. Как заметил французский исследователь Пьер Шоню, коммунизм и нацизм, это гетерозиготные (двухъяйцевые) близнецы, и что «коммунизму, как наибольшему убийце в истории принадлежит место перед черной оспой и чумой». К тому же есть еще и степень цинизма, в которой коммунизм отнюдь не уступал нацизму. Разница была в «технологии» убийства.
Узник сталинских и гитлеровских концлагерей Маргарет Бубер-Нойман вспоминала, что «в русских лагерях не было газовых камер… Но это только разница метода!… там убивают голодом, грязью и холодом. Кто познал лагерь на Колыме, на крайнем севере Сибири, знает, что самым действенным орудием убийства является ледяная полярная ночь». А пресловутые приговоры смерти «троек»? А атмосфера убийственного страха граждан — «когда моя очередь?» — во времена «больших чисток» в конце тридцатых?
А все-таки коммунизм с его машиной террора не удостоен характеристики «абсолютного зла», хотя масштабы террора в СССР ни один макиавелли не способен обосновать, исходя из идеи «государственной целесообразности».
Существует явление, которое британский писатель Фердинанд Моунт характеризует словами:
АСИММЕТРИЯ В СНИСХОДИТЕЛЬНОСТИ
В отношении к коммунизму по сравнению с нацизмом. Это явление не присуще исключительно обществам стран бывшего СССР, жившим под коммунистическим режимом более 70 лет. Провинилась и «слепая на левый глаз» западная интеллектуальная элита. На процессе с советским перебежчиком В. Кравченко в Париже 1948 года , упоминавшаяся М.Бубер- Нойман заявила, что в немецком лагере принудительного труда существовали остатки какого-то права и что этого нельзя сказать о советском концлагере. Это вызвало возмущение французских левых.
Годом позже, также в Париже, повторилась аналогичная ситуация, когда бывший троцкист и узник немецких концлагерей Давид Руссе, на то время несколько наивно, предложил создать комиссию, которая бы изучила положение в советских концлагерях. В ответ французский философ Ж-П. Сартр доказывал, что концлагеря в СССР не могут существовать, ибо это противоречит философскому понятию «социализм».
На феномене «асимметрии в снисходительности» еще стоит остановиться. Но не для того, чтобы определить, какой из них — коммунизм или нацизм — «хуже». В конечном результате не самое главное и арифметика замученных, чтобы это не превращалось в «конкуренцию жертв».
Исходя из этических норм, которые еще обязывают, самым главным должен бы быть вывод о глубокой аморальности и уродстве обеих идеологий. Было в них что- то демоническое, признаки Антихриста и ада. Именно это, как мне кажется, труднее всего донести до сознания человека, и не только «посткоммунистического». Проблема, по-видимому, в том, что современникам трудно поверить в ад и дьявола, как его нам дает христианская традиция. Просто это «не по-современному», поэтому и возникают трудности с понятием «абсолютного зла». Когда речь идет о «постсоветском» человеке, то здесь, как по мне, существует дополнительный «барьер» психологического характера.
Непосредственный опыт войны как последнего, в хронологическом порядке, большого террора на просторах СССР и целеустремленная обработка сознания советской идеологией, что именно нацизм является единственным воплощением абсолютного зла, против которого боролись советские люди, к тому же и освободили от «коричневой чумы» Европу. Это способствовало лелеянию снисходительного отношения к проявлениям коммунистического террора до войны — тема, на которую было наложено табу. По всей вероятности именно так можно объяснить терпеливость нынешних украинцев преклонного возраста, оказавшихся на пределе физического выживания: «главное, чтобы не было войны».
Граждан Украинской ССР, как, в конечном счете, и граждан всех других колоний и стран-сателлитов СССР (в том числе и автора этих размышлений) воспитывали в убеждении, что нацизм — наибольшее зло. С детства мы смотрели кинофильмы, в которых одну и ту же роль играли выродки СС, Гестапо. (В покрытых снегом сельских садах мы, дети, в игре воспроизводили увиденное. Каждый из нас хотел быть советским солдатом или хотя бы партизаном, и очень злились на «фашистов», которые, «убитые пулей» из «пушки», сделанной на скорую руку из куска дерева, не хотели падать «мертвыми» в снег). В школе нам рассказывали о зверствах нацистов на оккупированных территориях, об издевательствах над пленными красноармейцами.
О наибольшем запланированном преступлении нацизма — Шоа — учителя, как правило, молчали, ибо указания партии обязывали отмечать решающее значение в победе над нацизмом русских под руководством КПСС. Еврейский Холокост в это не входил, чтобы не возникала проблема «конкуренции жертв». Не потому ли советский режим так долго и упрямо молчал о Бабьем Яру? О преступлениях коммунизма речь, понятное дело, идти не могла. Поэтому «секретный доклад» Н.Хрущева, произнесенный в 1956 г. на ХХ съезде КПСС, в котором речь не шла о преступлениях коммунизма против безвинных некоммунистов, а только о преступлениях Сталина против преданных делу коммунизма единомышленников, советский режим не осмелился обнародовать. Масштабы ужасающего голодомора в Украине в начале 30-х годов еще во время горбачевской перестройки трактовались как «продовольственные трудности», обусловленные «погодными условиями и неурожаем». Зверства органов НКВД в Катыни, Куропатах, Виннице, Быковне приписывались нацистам. Зверств советских карательных органов в тюрьмах Западной Украины 1939—1941 гг. вообще «не существовало».
Сегодня, уже имея доступ к документальным публикациям о десятилетиях коммунистического кошмара, все-таки многим не так уж и просто понять, что делалось и почему. Сердце стынет, а разум потрясен. Ибо масштабы преступления превосходят возможности человеческого воображения.
Кстати, 3 декабря этого года в Швейцарии умер 90-летний Герхарт Ригнер — «Человек, которому не поверили». Он стал известен тем, что, получил очень важную информацию о массовом истреблении евреев нацистами. Начиная с августа 1942 го да Ригнер сообщал об этом в Вашингтон и Лондон. Адресаты, однако, отказались поверить ему и не считали нужным их публиковать. После войны Ригнер объяснял это тем, что его сообщения о массовых убийствах евреев были настолько страшными, что люди просто не способны были этому поверить. После 1945 года поверили и ужаснулись! Кошмары нацистских Освенцимов требовали времени, чтобы осознать масштабы зверств . АМНЕЗИЯ КОММУНИЗМА И ГИПЕРМНЕЗИЯ НАЦИЗМА
При помощи этих понятий проблему «асимметрии в снисходительности» в другой плоскости развивает французский ученый, профессор русской истории и литературы Алан Безансон и указывает на причины, приводящие к «потере памяти» в отношении преступлений коммунизма и интенсивного поддержания памяти о преступлениях нацизма.
Стоит пересказать хотя бы некоторые его мысли из труда «Болезнь века», изданного в 1998 г. Хотя исторические причины возникновения коммунизма и нацизма различны, а их идеологии враждебны друг другу, их можно сравнивать как два проявления одного жанра, считает Безансон. Обе идеологии прибегают к фальсификации добра.
Для нацизма добро, это потребность восстановления «естественного порядка», который разрушен, по мнению нацистских идеологов, христианством, демократией, большевизмом и евреями . Воплощением «нового порядка» должен быть немецкий Рейх, хотя место в нем зарезервировано и другим представителям белой расы, например, скандинавам, голландцам и тому подобное. В середине Рейха также предусматривался порядок; в нем должны руководить самые лучшие, самые чистые, самые рыцарственные. Образцом служили элитные войска СС. Нацистские планы на основании общепринятых этических норм легко было осудить как зло.
Несравненно большую притягательную силу, считает Безансон, имела идеология ленинского коммунизма, который паразитировал (и далее паразитирует! — И.Г. ) на наследстве очень давних идеалов и своем видении будущего мира с «новой моралью», пропагандированной с помощью слов: справедливость, равенство, братство . Безансон это называет идеологией «оптимистического спасения», ибо она имитирует библейские пророчества о приходе Мессии.
Кстати, еще недавно один из народных депутатов Украины, член фракции КПУ заявил, что «идеология коммунистов исходит из идеи, заложенной еще в десяти заповедях» («Сегодня», 6.7.1999). В том-то и суть, что ленинский коммунизм, ревнуя всех богов и больше всего возненавидев Господа Бога растоптал «10 Божьих Заповедей» из принципа .
Достаточно будет напомнить некоторые из них, как: «не убий», «не возжелай имущества ближнего твоего», «не лжесвидетельствуй о ближнем», «почитай отца и мать твою» и сравнить с коммунистической практикой в СССР, чтобы прийти к однозначному выводу о демонической природе ленинского коммунизма , который, впрочем, очень умело скрывал свои преступления за «словесной эрупцией» о справедливости, равенстве в будущем.
Покойный Лен Карпинский, в прошлом один из лидеров ленинского комсомола, а в начале 90-х годов главный редактор «Московских новостей» характеризовал СССР как «антимир», в котором невероятно сложно установить, где, собственно, скрыта ложь. Об этом же феномене Безансон пишет так: «все слова, определяющие проявления добра — справедливость, свобода, человечность, ласковость, благородство и результативность в труде — использовались со всеобъемлющей единственной целью: коммунизм.
Возможно, частично этим объясняется и массовое отступничество верующих от христианского учения в СССР, в частности в первые десять послереволюционных лет. Быть коммунистом ассоциировалось с чувством любви к ближнему. Одновременно разум был укрощен тем, что речь шла о мировоззрении, имеющем «научную базу». В действительности речь шла о хилиазме — ожидании тысячелетнего земного царствования Мессии. Приход Мессии нужно было «взять в свои руки», ускорить его, т.е., всеми возможными средствами (и террором), переделать человеческую природу.
Кстати, К.Маркс и Ф.Энгельс увлекались не только утопистом Т.Мюнцером, но и «Мюнстерской коммуной» (1534—35), основанной пылкими последователями черной магии и алхимии, у которых идея другого мира приобрела характер схемы, плана, согласно которому можно перестроить всю жизнь. Царство Божие на Земле. В связи с этим грузинский философ М.Мамардашвили говорил, что идея социализма родилась, собственно, из идеи алхимии.
«В алхимии идея теургии, теургический акт реального перевоплощения применяется к телу — это личный поиск, а в первых формах социалистической мысли — она применяется уже к общению, т.е., к обществу. Общество является также телом»… («Лекции в Прусте»). «Речь идет о паракультурных или околокультурных явлениях», подытоживал М. Мамардашвили.
Это указывает на сложность постижения феномена ленинского коммунизма и, возможно, следует даже расширить понятийный аппарат, чтобы это явление должным образом и в доступном виде описать и избежать опасности «голословной» критики прошлого.
Считаю, что для этого весьма пригодится украинский перевод труда А. Безансона. Тем более, что в упомянутомом труде «Le malheur du siecle» автор немало внимания уделяет и проблеме украинского геноцида в начале 30-х годов, сравнивая его с геноцидом евреев, совершенным нацистами.
И в завершение, еще одна мысль Безансона: «Нужно было несколько лет, чтобы мы полностью поняли нацизм, потому что он превзошел то, что мы считали возможным, и потому что человеческое воображение не способно было его охватить», — пишет он и продолжает: «То же самое могло бы быть и с коммунизмом большевистского типа, поступки которого открыли нам такую же глубокую бездну, которая, подобно Освенциму до 1945 г., была такова, что это трактовалось как неправдоподобное, невероятное и немыслимое». «Время, функцией которого является открывать правду, еще сослужит свою службу», — убежден А. Безансон.
Недавно исполнилось 10 лет краха советского коммунизма — возможно, уже пришло время разобраться в нем и его последствиях также в Украине, чтобы расшевелить общественное сознание?
