Мой Tелемак,
Tроянская война окончена.
Кто победил — не помню.
Должно быть, греки: столько мертвецов
вне дома бросить могут только греки...
Иосиф БРОДСКИЙ, «Одиссей Телемаку», 1972 г.
70 лет назад, 19 ноября 1942 года, Красная армия под Сталинградом нанесла удар, который должен был отвлечь внимание ставки Гитлера от основного жуковского наступления — очередного этапа печально известного ржевского побоища. А 23 ноября кольцо окружения вокруг немецких войск замкнулось. Символично, что сейчас по приказу Путина № 1305 подготовка к юбилею победы под Сталинградом в РФ проходит в невиданных масштабах. Наверное, чтобы отвлечь внимание российских граждан от избиений на Триумфальной, Болотной и других площадях.
Тогда неожиданный успех в Волго-Донской степи стал поворотным моментом в войне между сталинизмом и национал-социализмом. Из работ, сравнивающих эти два явления, опубликованная в середине 2010 года монография американского полонофила Тимоти Снайдера «Кровавые земли. Европа между Гитлером и Сталиным» выделяется по многим критериям (укр. переклад: Тимоті Снайдер. Криваві землі. / Пер. з англ. П. Грицака і М. Климчука. — Київ: Грані-Т, 2011). Использована литература и документы на десяти языках. Книга сфокусирована на наиболее страшных проявлениях режимов — терроре и войне. Акцент сделан на интеракции систем на разных уровнях, а географический фокус нацелен на «соединительную ткань» между тиранами, поле битвы и одновременно объект притязаний — пространство между Берлином и Москвой.
Основным достоинством работы является простой, но яркий стиль, сделавший ее мировым бестселлером. Судя по форме подаче материала, изобилующей пафосом и морализаторством, книга рассчитана на электорат Демократической партии США, поэтому успех монографии является настоящим просветительским прорывом. В этой части общества долгое время сопоставление гитлеризма и сталинизма не вызывало понимания.
Текст организован по хронологическому принципу: устроенный Советами голод, классовый и национальный сталинский террор, репрессии в раскромсанной диктаторами Европе — все это описано широкими мазками. В главу «Экономика апокалипсиса», помимо воссоздания хозяйственных визий и действий тиранов, входит и повествование о гибели миллионов советских военнопленных, блокаде Ленинграда, а также внешнеполитических планах двух режимов. Холокосту посвящено три главы, куда вкраплены сюжеты о сопротивлении нацистам. Рассмотрены отдельно нацистские лагеря уничтожения. Две последние главы повествуют о послевоенных этнических чистках, в том числе депортациях немцев, а также об антисемитизме сталинщины, в том числе в Польше.
Во введении и заключении автором обозначены принципы работы: объединение разрозненной исторической памяти об общих трагедиях «кровавых полей». Ведь в сознании массового читателя преступления сталинизма ассоциируются с холодной Сибирью и расстрельными подвалами Москвы. Нацистская индустрия смерти связывается с чистыми улочками Германии. Однако на землях бывшей Речи Посполитой два режима на протяжении 1930 — 1953 гг. уничтожили большую часть убитых: 14 миллионов гражданских лиц. Не считая фронтовой мясорубки.
Книгу отличает нацеленность на сопоставление. К прямым жертвам взаимодействия систем относятся погибшие советские военнопленные, умершие в блокаде Ленинграда, а также, например крестьяне, подвергшиеся расправам в ходе «антипартизанских» операций Вермахта и СС. Даже косвенным путем «взаимодействие» несло смерть. Стороны использовали изуверства друг друга, чтобы оправдать свои казни, в том числе публичные.
Немаловажно упоминание и о выразительном молчании западного мира относительно издевательств над людьми. Наиболее яркий пример — визит в Советский Союз лидера Радикальной партии Франции Эдуарда Эррио. По итогам поездки по Украине в 1933 году он был приглашен в Кремль на торжественный прием. После участия в пиршестве с неизменной икрой бывший премьер-министр позволил опубликовать в «Правде» свое восхваление колхозов.
При этом в работе содержатся публицистические перехлесты, не всегда можно согласиться и с принципами отбора материала, и с рядом оценок.
Похоже, что сталинская система — как механизм беспредельного подчинения всего и вся холодной власти циничного вождя — не прочувствована автором. На Политбюро как бы переносятся представления о бесноватых лидерах национал-социалистов. В частности, утверждается, что в начале Голодомора Сталин «перешел на позицию чистой злобы, когда украинские крестьяне были агрессорами, а он, Сталин, жертвой. Голод был формой агрессии для Кагановича в классовой борьбе, а для Сталина — в украинской национальной борьбе, против которой голод был только обороной». Хотя по поводу мотивов устройства Голодомора после открытия архивов появилось немало публикаций (к слову, упомянутых в книге). В них указывается не только на «дисциплинирующее» воздействие рукотворной катастрофы, но и на выкачку из деревни средств для закупки в капстранах оборудования для ВПК.
В описании марша Вермахта вглубь СССР и последующего наката красного парового катка на Запад наличествует досадная асимметрия, в том числе на уровне лексики. Распространение общества поголовного рабства нередко называется «освобождением».
Послевоенному антисемитизму системы уделен значительный процент повествования. Хотя прямыми жертвами этого явления стало в тысячи раз меньше людей, чем других репрессивных акций коммунистических режимов того периода. В «Кровавых землях» гипотеза о плане депортации советских евреев в 1953 году поддержана. Однако документальных свидетельств о наличии грандиозного замысла не выявлено. Более того, в рецензируемой монографии как достоверное приводится высказывание Сталина от 1 декабря 1952 г.: «Каждый еврей — националист и агент американской разведки». Во-первых, это не запротоколированное изречение, а дневниковая запись свидетеля, то есть ненадежный источник. Во-вторых, перевод цитаты неточен, так как в оригинале мысль звучит иначе: «Любой еврей-националист — это агент американской разведки».
Общая оценка жертв Сталина выглядит заниженной: около шести миллионов. Очевидно, это совокупный результат Голодомора 1932 — 1933 г. и расстрелов 1937 — 1938 гг. Но угробленные трудом, холодом и голодом в ГУЛАГе, умершие ссыльные, мобилизованные крестьяне, особенно на «стройках пятилеток», расстрелянные по национальным либо политическим мотивам в ходе повседневного террора, в том числе в период войны, а также погибшие в результате голода 1946 г. — все это тоже жертвы сталинщины. Важно помнить и о варваризации советского быта: росте смертности от недоедания и болезней, в том числе эпидемий, скученности проживания, свирепой хозяйственной эксплуатации. По подсчетам профессора Ивана Курганова, в результате войн и других мероприятий ленинско-сталинского периода демографический дефицит (убитых и не родившихся) в 1959 г. в СССР составил 110,7 миллионов человек.
Тем не менее с книгой произошло то же, что и с мировым бестселлером Орландо Файджеса «Шептуны», в котором повествуется об исковерканных сталинщиной судьбах многих людей. Одно из московских издательств купило права на публикацию «Кровавых земель» в России, но все никак не может перевести. В Интернете нет даже анонса. Судьба другой полонофильской работы Снайдера — «Реконструкция народов» — также своеобразна. Право на нее приобрело одно из петербургских издательств, а в Интернете появилась только та глава на русском языке, в которой остро критикуются украинские националисты.
Тезисы «Кровавых земель» породили полемику: слияние воедино традиций памяти о двух трагедиях было принято «в штыки» многими авторами. МИД РФ также принципиально выступает за применение двойных стандартов в отношении Сталина и Гитлера.
29 сентября 2010 года в британской The Guardian была напечатана статья за подписью Эфраима Зуроффа. Этот текст уже цитируется другими западными авторами. В публикации осуждалось приравнивание СССР к нацистской Германии. Подчеркивалось, что это означает снятие основной ответственности с главного виновника самого крупного вооруженного конфликта в истории человечества и якобы обоснование тезиса о двойном геноциде, который опасно искажает историю Второй мировой войны и Холокоста.
Сам Снайдер в солидном англоязычном издании в текущем году ответил в том числе и на эти нападки, выбрав их вместе с тремя менее свирепыми откликами из сотен рецензий. Йелльский специалист предположил, что оппонентом овладело ложно понятое чувство этнонационализма. Однако в упомянутом отзыве в The Guardian, напротив, представлена дистиллировано-советская трактовка сделки века — пакта Молотова — Риббентропа: «Сталин подписал его, так как не имел другого выхода: переговоры об антигитлеровском альянсе с Британией и Францией провалились, а Польша не согласилась пропускать советские войска по своей территории. Пакт позволил Сталину хотя бы выиграть время на подготовку Красной армии к неизбежному столкновению с Вермахтом».
Как ни странно, на страницах той же газеты автор «Кровавых земель» подобным образом сформулировал и свое видение внешней политики «кремлевского горца»: «Летом 1939 года Гитлер хотел войны, а Сталин — перемирия. В 1930-е годы Сталин очень боялся оказаться в кольце у коалиции Германии, Польши и Японии».
Да и в рецензируемой монографии высказывается предположение, что Сталин опасался нападения, следовательно, его шаги в 1920 — 1930-х годах были направлены на оборону страны. Отсюда же утверждение: социализм в отдельно взятой стране был предпосылкой создания рая для советского рабочего, а коллективизация представляла собой альтернативу захвату колоний и являлась формой колонизации внутренней.
На основании документов, ставших доступными в свободные 1990-е, и тезисов предшественников ведущий российский специалист по внешней политике Сталина Джангир Наджафов, сотрудник Института всеобщей истории РАН, представил другую версию событий. Все действия «вождя народов» до 1941 года объяснялись планомерной подготовкой к войне за распространение социалистической системы. Индустриализация была направлена на производство вооружения для армии агрессии. Коллективизация — на обеспечение индустриализации и будущего бесплатного прокорма этих вооруженных сил. Наполнение рабсилой ГУЛАГа подчинялось указанной военно-экономической цели. Расстрелы служили созданию покорного тыла. А пакт потребовался, чтобы подготовить к приходу красноармейцев Европу, ввергнув ее во всеобщую схватку. Последней, к слову, в 1939 году вовсе не желал Гитлер.
Таким образом, если благодаря книге Снайдера красный террор уже подвергается должной переоценке, то глобальные устремления СССР, без учета которых невозможно не только по достоинству оценить, но и просто понять внутреннюю политику Сталина, на Западе еще ждут столь же изящно оформленного, а посему громкого бестселлера.
Статья написана благодаря стипендии Дианы и Говарда Уолл Центра перспективных исследований Государственного мемориального американского музея Холокоста (USHMM)
