В обращении трех — Президента, спикера и премьера — прозвучала фраза о том, что в кампании против государства присутствуют «признаки психологической войны». Что же такое психологическая война? Существует ли она сегодня в арсенале современных государств? Сегодня психологическая война реализуется на уровне исследований, обучения, подготовки военнослужащих во всех странах. Активно используется во всех вариантах военных конфликтов, к примеру, в Персидском заливе, в Боснии-Герцеговине, в Югославии. Такие подразделения есть в составе вооруженных сил всех стран мира, включая и Украину.
Как сегодня мы понимаем психологическую войну? Кстати, слово «война» в мирных условиях военными не употребляется, тогда речь идет о «психологической операции». Это такое воздействие на массовое сознание, достаточно интенсивное по своему характеру, которое призвано мотивировать новый тип поведения, выгодный коммуникатору. При этом все делается так, чтобы опереться на уже имеющиеся в сознании стереотипы, то есть используется ресурсный потенциал того, на кого воздействуют. Отсюда, к примеру, в американских стандартах есть такой термин, как точки уязвимости, через которые и происходит воздействие на человека, поскольку они представляют собой как раз те места, которые не закрыты той или иной защитой. И это естественно, коммуникация должна быть направлена туда, где возможно достижение максимального результата.
Что проявилось за время действия «кассетного скандала», что позволяет говорить именно об информационной кампании, а не о случайных событиях?
Во-первых, это активное удержание внимания массового сознания на одном и том же событии. Сейчас оно уже и так захвачено, но в начале было несколько периодов, когда внимание полностью сходило на нет, но тогда внезапно или выдавалась «на гора» новая информация, или некоторые СМИ переформулировали проблему так, чтобы вновь возвратить внимание к ней. То есть была определенная драматургия, которая не давала массовому сознанию переключиться на иные варианты событий, а информация выдавалась определенными порциями.
Во-вторых, это смещение данной проблемы на первое место — в списке приоритетов. Интенсивная кампания подобного рода отодвинула все имеющиеся проблемы на второй план, и невыплаты пенсий и зарплат, и нищенское положение ученых и учителей, и повышение цен на энергию — все это быстро ушло. Даже визит В. Путина, в былые времена значимое событие, прозвучал только в контексте данного скандала. То есть вся поступающая информация переформулируется с точки зрения только одного представления.
В-третьих, это борьба с иной интерпретацией, с иными источниками информации. Чтобы вводить свою информацию, необходимо блокировать возможные варианты других интерпретаций, которые могут быть противоположными данным. Это можно также сделать с помощью усиления своей точки зрения, с помощью «оккупации» для продвижения данной точки зрения ведущих по влиятельности СМИ.
В-четвертых, принуждение чужого информационного ресурса к работе на себя. В избирательных технологиях есть такие варианты работы на контрходе, когда оппонент выводится на активные действия, которые затем используются в свою пользу. Противник начинает рассказывать о тебе разные гадости, чего и следовало достичь, поскольку он уже не обладает авторитетом. К примеру, диссиденты или Б. Ельцин в советские времена создали свои биографии с помощью работы советских СМИ, которые так много о них рассказывали негативного, что вполне заменяли свои собственные ресурсы. А негативное мы легко трансформировали в нужное, как бы читая между строк. Игра на контрходе есть одним из вариантов спецтехнологий.
В-пятых, это четкое определение целевой аудитории, которая будет первой подлежать воздействию, а через нее информация и влияние распространятся дальше. У нас после девяностого года такой аудиторией-распространителем заявляется студенчество, хотя на самом деле это не совсем так. Студенты просто удачны для коммуникатора тем, что за ними нет уже устоявшихся предпочтений, а также тем, что они являются максималистами. Вспомним для примера студенческие волнения в Париже в 1968 г. и в советский период в Алма-Ате: студенты всюду идут в качестве передового отряда. Студенты как отдельная социальная группа хороши еще и тем, что они как бы цементируют на себе все общество: все когда-то были студентами или будут студентами.
В-шестых, это создание напряжения, которое может разрядиться только при выполнении условий, навязываемых коммуникатором. Когда чужую армию призывают к дезертирству, то страх, например, используется только до определенной степени, оставляя для армии возможность избежать данного страха смерти — сдаться в плен. Просто эксплуатация страха без указания пути, как его избежать, считается неэффективным вариантом воздействия, поскольку нет реализации нового типа поведения.
В-седьмых, это многоканальная кампания, в данном случае мы видим задействованность как ведущих СМИ, так и демонстраций, палаток, надписей на заборах и листовок. Все эти коммуникативные события призваны резко расширить вовлеченность окружающих: перейти от узкого «ядра», задействованного в этих процессах, ко всему населению. Политически активных людей всегда меньшинство, только определенным объемом дополнительных усилий можно распространить эмоции одной из групп на всех.
Интересно рассмотреть и исторические параллели: первоначально данная ситуация «привязывалась» к студенческой голодовке 1990 года, поскольку тогда был осуществлен переход к нужному поведению, и массовое сознание должно об этом помнить. Потом эти параллели как- то ушли в сторону. Но они как бы введены, и внимание время от времени направляется на это, когда подобные типы протестов привели к успеху.
Это было разрешением ситуации вне применения силы. Но власть как бы исподволь сегодня провоцируется на применение силы. И тут возникают параллели с расстрелом мирных людей 9 января 1905 года, когда поп Гапон вывел мирную демонстрацию в Санкт-Петербурге, которая была расстреляна.
Известный художник Александр Бенуа вспоминал атмосферу, которая предшествовала этому расстрелу следующим образом: «Чувствовалось уже задолго до этого, что нечто назревает, что накопляется гроза, готовая разразиться. С осени 1904 года все пресловутое «фондирование» общества стало окончательно терять свой характер. Неизбежность, необходимость радикальных реформ стала чем-то общепризнанным, толки на эту тему даже получили привкус «моды». Где бы русские люди ни сходились, беседа по любому вопросу сразу сворачивала на обсуждение общественных дел и принимала горький, негодующий оттенок» (Бенуа А. Мои воспоминания. — Кн. 4-5. — М., 1990. — С. 413).
Волнения в Тимишоарах в Румынии начались после того, как власть отказалась принять требования митингующих. Демонстрация с попом Гапоном во главе также несла петицию государю.
Странным образом идет определенное повторение дат: осень 1904 в России — осень 2000 с раскруткой «кассетного скандала» в Украине, январь 1905 — демонстрационный пик в Украине также январь-февраль 2001. Нас как бы толкают на повтор уже реализованных однажды событий.
Украина также имеет свой печальный опыт силового разрешения конфликта, возникший в результате похорон Патриарха на Софиевской площади. Кадры применения силы на площади достаточно долго будоражили общественное мнение, а числу статей об этом событии в нашей прессе не было конца. И это притом, что крови пролито не было, однако силовое противостояние серьезным образом гальванизировало общество, выталкивая его на поиск и наказание виновных.
В свое время в мире был опыт смещения президентов в Чили и Индонезии. И в том, и в другом случае происходила резкая дестабилизация ситуации, в первом случае с применением силы и гибелью президента Альенде, во втором — с помощью отречения президента от власти. Индонезия интересна вообще именно задействованностью подразделений по психологическим операциям. Там стояла задача порождения отрицательной информации о стране, например, о тяжелой болезни президента, на что с английской стороны был выделен один миллион фунтов, что в шестидесятые годы, вероятно, было очень большой суммой. Эти сообщения порождались в стране, затем транслировались Би-Би-Си, которая наряду с Радио Пекина для той аудитории считалась одним из основных средств коммуникации. Был также путч генералов в поддержку президента, но он был подавлен, а президенту поставили в вину негласную поддержку путча, что и послужило одной из причин отставки. Другим обвинением было сочувствие китайским коммунистам. В итоге президент Индонезии в результате развернувшегося на него давления добровольно ушел в отставку.
Все это говорит о существовании подобного рода информационного инструментария, который время от времени включается в действие. Значимо и то, что ключевыми моментами сегодняшних событий являются свобода слова, гибель журналиста, то есть вещи принципиально приоритетные с точки зрения западного читателя или телезрителя. Это лакмусовая бумажка для западной системы реагирования. Для нас более важными являются невыплаты зарплат, забастовки шахтеров, нищенское существование учителей. Однако эти моменты абсолютно не включены. Торпедируются исключительно «болевые точки» западного общества. Соответственно, Украина получает преувеличенное внимание в западных СМИ. Все это говорит как бы о том, что главный зритель — это западное общественное мнение, наше общественное мнение является вторичным. А уже западное общественное мнение будет осуществлять давление на западных же политиков. Это несколько странный вывод, но он проступает достаточно явно. Отсюда и возникает западная интерпретация событий в виде народной революции на Крещатике. Бунт одной из частей нашей политической элиты спрятался за демонстрациями и палаточными городками, которым придан вид народного гнева.
Если посмотреть на приоритетность определенных задействованных мотивов, то они не совпадают для населения и для определенного истеблишмента, спрятавшегося за демонстрацией (см. табл.1).
Вышеприведенный набор мотивов демонстрирует несовпадение их для населения и для истеблишмента. Элементарно простая вещь в виде зарплаты значима для населения, но абсолютно незначима для истеблишмента, который живет, исходя из других финансовых потоков, поэтому они столь сложно находят общий язык.
Все это создает странное сочетание мотивов и средств, задействованных на сегодня. Есть приоритеты западного общества, есть приоритеты украинского истеблишмента и есть приоритеты украинского населения. Эти наборы «болевых проблем» абсолютно не совпадают, поскольку все они обитают в абсолютно несовпадающих контекстах. Источником этой пропагандистской коммуникации является часть украинского истеблишмента со своим набором приоритетов. Канеалом коммуникации становится украинское население с другим набором приоритетности. Получателем этой политической коммуникации является западное общество с иным списком приоритетов (см. табл.2).
Отсюда и возникает данное несовпадение, когда из-за невозможности согласовать все три вида приоритетов, доминирующими становятся чьи-то одни: в данном случае приоритеты получателя информации. Коммуникатор, чтобы быть эффективным, должен перейти со своего языка на язык своей аудитории. К примеру, палатки в виде протестной коммуникации направлены скорее на западный телеэкран, чем на наш. При этом газета Financial Times (11 февраля 2001 года) подчеркивает слова Президента Л. Кучмы, что это не могло быть сделано на уровне государственных органов Америки или России, но при этом не исключена работа других негосударственных институций извне.
Украина впервые попадает в подобную ситуацию, когда идет активный поток отрицательной информациии, организованный внутри и направленный наружу. У нас нет реальных структур, способных информационным способом адекватно реагировать на динамически развивающуюся ситуацию. Тут необходимо реагирование ежедневное и ежечасное, а не еженедельное или ежемесячное, что достаточно сложно. Нет у нас и поддержки информационной сферы ни со стороны академических, ни со стороны образовательных институций, что отражает их серьезное запаздывание. Ни в рамках Академии наук, ни в органах исполнительной власти нет соответствующих структур. Следовательно, нет ни мониторинга информационного пространства, ни порождения рекомендации по стратегии и тактике информационного поведения.
Разворачивание подобной информационной кампании не может идти само по себе. И это в определенной степени обучающий урок, который Украина должна пройти. Кстати, у военных есть такой термин, как «специальные информационные операции», под которыми понимаются информационные действия, последствия которых значимы для проблем национальной безопасности страны. И именно это разворачивается перед нашими глазами.
