Одним из наиболее распространенных стереотипов среди тех, кого считают украинской политической элитой, является мнение об очень больших социально-политических, языковых, гражданских различиях между Востоком и Западом Украины. Однако анализ специалиста, который опирается на научные факты, свидетельствует о том, что «лед тронулся». Бесспорно, говорить о единой украинской (особенно политической) нации как о реальности еще рановато. Но приведенные ниже социологические выводы позволяют надеяться, что «политический бизнес», основанный на сомнениях в отношении украинской государственности, не имеет перспективы.
В 1994 году в пределах проекта сравнения социально-политических ориентаций в западной и восточной Украине был проведен социологический опрос, в котором Львов и Донецк были определены центрами, показательными для этих двух регионов. Этот проект под названием «Идентичность и социальная лояльность» состоял из двух опросов, которые проводились с перерывом в пять лет. В общей сложности в этих двух городах было проведено 800 интервью до парламентских выборов 1994 г. и 1600 интервью в 1999 г. до и сразу после президентских выборов. Проект осуществлялся под руководством ученых из Соединенных Штатов (Оксана Маланчук, Майкл Кенеди, Артур Милер) и Украины (Ярослав Грицак, Наталья Черныш, Виктор Сусак).
В 1994 г. исследовательская группа отметила такие общие характеристики населения Львова: 1. Огромное большинство составляли этнические украинцы, которые говорили на украинском как на родном языке. 2. Они в подавляющем большинстве идентифицировались с украинской культурой. 3. Население было намного менее русифицированным и просоветски настроенным, чем в Донецке. 4. Существовала общая ориентация на Запад и на демократию западного образца. 5. Населению был свойственен высокий уровень украинского национального сознания.
В Донецке мы отметили следующие, присущие этому региону, характеристики: 1. Русский язык был родным не только для этнических русских, но и для большинства этнических украинцев. 2. Огромное большинство идентифицировалось с русской культурой или с культурой русскоязычных украинцев. 3. Население было намного более русифицированным и просоветским, чем во Львове. 4. Существовала общая ориентация на Восток и бывшую советскую политическую систему. 5. Населению был свойственен низкий уровень украинского национального сознания.
Как же два настолько разных региона могли сосуществовать в пределах одного государства? Группы населения с такими в корне разными установками создавали ли угрозу дестабилизации и даже распада Украины? Чтобы ответить на эти вопросы, мы должны обстоятельно изучить результаты опросов, отмечая изменения в иерархии социальной идентичности, свойственной для Львова и Донецка, изменения которые наблюдались в течение пятилетнего периода осуществления проекта. Важно сравнить структуру социальной идентичности, определить наиболее заметные и распространенные ее типы и оценить потенциальное влияние расхождений между западным и восточным регионами Украины.
Респондентам был предложен такой выбор различий в идентичности, который вполне отвечает их самоотождествлению. Мы обнаружили, что для респондентов во Львове иерархия основных типов социальной идентичности в течение последних пяти лет оставалась стабильной. Из них основными признаками идентичности являются этническая и территориальная/ региональная (т.е. самоидентификация в качестве украинца и жителя Львова). Как и следовало ожидать, половая идентичность также расположена в верхней части списка. Также очень важна религиозная и культурная идентичность (т.е. самоидентификация с Украинской католической церковью и с ориентированной на Запад украинской культурой). Политическая идентичность не является особенно заметной: поддержка демократических партий снизилась, вместо этого наблюдался незначительный рост поддержки националистических партий.
Зато для респондентов в Донецке иерархия идентичности очень заметно изменилась. Только одна идентичность (территориальная/ региональная) оставалась заметной в течение последних пяти лет, — люди мыслят себя в первую очередь жителями Донецка. Однако украинская идентичность переместилась на второе место с четвертого. Половая идентичность также сохраняет значение. В иерархии появились две новых идентичности — культурная (православный) и социальная (пенсионер). Так называемая «советская» идентичность понесла большую потерю популярности (в 1994 г. она была на уровне 40%; в 1999 г. она сократилась почти наполовину — до 20,4%). Также менее заметной стала русская этническая идентичность, хотя даже в 1994 г. она не фигурировала среди выявленных шести наиболее распространенных различий идентичности. Политическая идентичность не является особенно заметной в донецком регионе: в 1994 г. как и в 1999 г. наиболее популярная политическая идентичность, а именно идентичность демократа, занимала относительно низкую ступень на шкале распространения.
В заключение заметим, что наше исследование обнаружило хорошо выраженную ось стабильных и четко сформированных различий идентичности во Львове с довольно узким диапазоном их изменчивости за последние пять лет. В то же время жители Донецка, которые находятся в поиске новой идентичности, обнаружили значительный сдвиг в иерархии своего выбора. Из данных опросов вытекают два других вывода: 1. Социальная идентичность в регионе Львова обнаруживает притяжение к этнической основе, тогда как в регионе Донецка она, главным образом, имеет гражданские основы. 2. Несмотря на эти различия, имеет место незначительная, но последовательная тенденция к уменьшению региональных разногласий: львовская идентичность движется к сближению с гражданской моделью, донецкая же идентичность становится больше ориентированной этнически. Это взаимное сближение наблюдается в каждой категории социальной идентичности.
В Донецке старая «интернационалистическая» советская идентичность получает выразительное этническое измерение, создавая основание для развития двух новых моделей идентичности: этнической и гражданской.
Языковый вопрос и далее разделяет население этих двух регионов, оставаясь довольно заметным среди составляющих этнической идентичности. Однако за последние пять лет этническая (во Львове) и гражданская (в Донецке) ориентации двигались в направлении возникновения более широкого консенсуса: мы установили, что не играет роли, на каком языке говорят люди, если они за Украину.
Несмотря на сохранение напряженности между регионами Львова и Донецка, огромное большинство их жителей соглашаются по двум важным вопросам: оба региона имеют общую судьбу с остальной Украиной, и дальнейший раздел страны на более мелкие единицы противоречил бы ее интересам. Когда респондентов попросили высказать свое мнение относительно тезиса «Единство Украины более важно, чем потребности отдельных регионов», они как правило соглашались с ним, тем самым давая еще одно подтверждение постепенного сближения между этнической и гражданской моделями украинской идентичности.
Что касается религиозного компонента культурной идентичности, то здесь можно сделать два предположения: 1. Увеличение числа верующих в Донецке означает, что эта составляющая культурной идентичности становится все более заметной, двигаясь в верх иерархии социальной идентичности. 2. Уменьшение числа верующих, которые относятся к ориентированным на Россию церквям в Донецке и рост числа верующих в церквях, ориентированных на Украину, приближают донецкую модель к львовской.
Данные, полученные в нашем исследовании, указывают на то, что политическая идентичность не является заметной составляющей социальной идентичности во Львове и Донецке. Следовательно, значительное расхождение политических установок в этих двух городах можно считать таким, которое не имеет большого значения, учитывая низкий уровень политической активности, особенно в Донецке. Люди в Украине с осторожностью относятся к политическим экспериментам, которые над ними проводились и не считают, что политическая деятельность может изменить их общественные условия, их политический выбор зависит от конкретной политической ситуации. Наше исследование показало возрастание поддержки демократических партий и сокращение числа сторонников коммунистической партии в Донецке, а также небольшой рост поддержки социалистических партий во Львове. Наблюдались небольшие изменения в установках, которые касаются отношений с Россией и внешнеполитической ориентации Украины, а также углубления пессимизма в возможностях развития Украины.
Все эти изменения в иерархии социальной идентичности в обоих регионах свидетельствуют о том, что респонденты не одобряют фракционности, а также тенденции в направлении раскола Украины по этническим, региональным, культурным и геополитическим линиям. Это в свою очередь создает хорошие предпосылки для интеграции Украины как социального и политического целого.
P.S. Статья написана на базе семинара, проведенного в Канадском Институте Украинских Студий Альбертского университета в сентябре 2000 года.
