Эти реки никуда не текут.
Как это случается в мировой истории, Украина за 15 лет своего существования не раз оказывалась на раздорожье и выбирала не лучшее направление развития: реальный сценарий, к сожалению, редко совпадал с оптимальным. В очередной точке бифуркации она находится и сейчас.
1. ЧТО БЫЛО БЫ, ЕСЛИ БЫ НЕ БЫЛО ЕВРЕЕВ ИЛИ ЕСЛИ БЫ НЕ УМЕР ТРЕТИЙ СЫН ЧИНГИСХАНА
Мировая история — это не что иное, как короткие промежутки от одного раздорожья до следующего, на которых волей случая делается адекватный или неадекватный выбор.
Не углубляясь в тонкости новой и весьма интригующей науки синергетики с ее ключевым концептом о точках бифуркации — точки выбора, — сошлемся даже на несколько таких точек истины, в которых вдруг оказывалось человечество. Хотя летопись этих роковых альтернатив усеяна сотнями примеров, которые звучат просто потрясающе, — если бы в тот день или даже в эту минуту было принято другое, более логичное и более неумолимое решение, развитие человечества пошло бы совсем иначе. Десятки, а то и сотни примеров за последние, по крайней мере, три тысячи лет истории цивилизации.
Очень часто этот перечень начинают с 701 года до нашей эры, когда могущественный царь Ассирии Синнахериб вдруг отменил решение взять Иерусалим — столицу беззащитного и миниатюрного иудейского царства.
Он снял осаду после того как его непобедимая армия мгновенно была охвачена неизвестной эпидемией. Если бы он взял штурмом Иерусалим, а его жителей превратил в рабов, как он делал это с другими порабощенными городами, человечество с того времени не имело бы такой своей уникальной составляющей, как евреи.
На планете Земля не было бы евреев — вот что произошло бы, если бы не случилось расстройство желудка у ассирийских воинов. Как пишет профессор Чикагского университета Уильям Макнил, «в этом случае иудаизм исчез бы с лица земли, сделав невозможным возникновение дочерних религий — христианства и ислама. Ну а без них наш мир был бы совсем иным, таким, которого мы просто не можем себе представить».
Или совсем уже близко к нам — во временном и территориальном измерении. Армада самой могущественной на планете Монгольской империи подошла к стенам Вены. Практически у Европы не было ни малейших шансов уцелеть перед потомками Чингисхана. Практически никогда Западу как историческому феномену не угрожала такая страшная опасность.
Если бы произошло то, к чему все шло, ничего того, что называется европейской цивилизацией с XIII века и по сей день, не было бы. Вот как описывает эту перспективу автор блестящих исторических эссе Сесилия Холланд: «После прихода монгольских орд ни одна страна не оставалась такой, какой была прежде... Катастрофическим для будущего человечества могло стать разрушение Парижа, который тогда был интеллектуальным центром Европы. Сумей никем не остановленные к тому времени монголы захватить Италию, что случилось бы с Папой? Монголы уничтожили халифат, который значил для ислама никак не меньше, чем папство для христианства».
Но монголы вдруг повернули от стен Вены. Умер их Великий хан — третий сын Чингисхана. Обычай требовал ехать домой для выборов нового хана. Смерть одного человека спасла целую цивилизацию, наиболее успешную на планете за последние две тысячи лет.
После этого в Европу монголы больше не вернулись, направившись в совсем противоположную сторону — в Китай, Иран и другие арабские земли.
2. ЕСЛИ БЫ ЗАДЕЙСТВОВАТЬ ХОТЯ БЫ ОДИН ИЗ 13 ВАРИАНТОВ УНИЧТОЖЕНИЯ США ИЛИ ПАКТ МОСКВА — БЕРЛИН — ТОКИО
Один из наиболее авторитетных американских историков, автор многочисленных биографий президентов США, в том числе отцов-основателей Томас Флеминг в своем труде «Маловероятная победа» насчитал 13 вариантов возможного поражения американской революции, а значит, 13 сценариев, по которым такая страна, как США, могла не появиться на свет. «Если мир и знал войны с большим потенциалом для возможного изменения хода истории, то очень редко. Представьте себе два последних столетия — или хотя бы одно — без Соединенных Штатов! Представьте себе мир, в котором Британская империя владеет не только полуостровом Индостан, но и Североамериканским материком», — пишет автор. Чего только стоит из 13 фатальных моментов встреча Джорджа Вашингтона в лесу с глазу на глаз с легендарным Патриком Фергюсоном — изобретателем самого совершенного в то время оружия — самозарядной (шесть выстрелов в минуту) винтовки, которая еще не была на вооружении в обеих армиях, но была в ту минуту в его руках.
Не имея ни малейшего представления, кто перед ним, предтеча Калашникова предложил отцу-основателю сверхдержавы сдаться. Но Вашингтон развернул коня и бросился вместе с ординарцем наутек. Фергюсон прицелился, но вдруг какая-то непостижимая сила заставила его опустить руку и не выстрелить.
Смерть Вашингтона в критических условиях осени 1777 года деморализовала бы его армию, что означало бы и ее гибель, и гибель революции, и гибель США еще до рождения. В то время Вашингтон был наделен «кромвелевской», диктаторской властью, что было решающим, и «возможность найти ему равноценную замену была настолько невелика, что ею можно пренебречь».
История не выбрала эту чертову дюжину очень вероятных и вполне реальных векторов развития событий, а наоборот, почти случайно отвернула их реализацию.
Завершим этот экскурс новейшей эрой, когда Гитлер мог выиграть, если бы... на год перенес нападение на СССР. А в 1941 году он мог остановиться на ином варианте из предложенных его Генштабом — напасть на Сирию, Ливан, Иран, а далее — в Индию, путем Александра Македонского, — и воссоединиться с союзниками-японцами.
А по пути — выход к советским нефтяным промыслам на Каспии, потому что нефти, за исключением румынских разработок, ему катастрофически не хватало.
Т.е. если бы он выбрал не лобовую атаку по плану «Барбароса», а взял бы Союз «в тиски», шансов в таком случае у Сталина было бы минимум.
Или вариант посреди войны, а такое тоже рассматривалось, — возобновить пакт Риббентропа — Молотова, т.е. установить перемирие со Сталиным и повернуть оружие против Запада, в первую очередь — против Великобритании, а потом — образование могучего тоталитарного альянса Германия — Япония — СССР. Сталин в 1944-м уже не рассматривал такой проект, но если бы раньше, то кто знает. Между диктаторами особых идеологических разногласий не было, а личная симпатия была взаимной. Когда сегодня западные аналитики пишут об этом, у них мурашки бегут по коже. И, наверное, не только у них. Как резюмирует на эту тему известный американский историк Джон Киган в своем исследовании «Как Гитлер мог выиграть войну»: «Мы должны быть благодарны судьбе за то, что весной 1941 года немецкий фюрер не остановил свой выбор на менее прямолинейной и более изысканной стратегии».
Таких раздорожий на крутых дорогах цивилизационных планетарных игр больше, чем можно себе представить. Судьба миллионов людей в течение веков зависит от указательного перста повелителя, а то и просто от стечения обстоятельств или случая — все это горькая правда нашего земного бытия, как бы ни пытались ортодоксальные историки вкладывать весь планетарный, постоянно действующий театр в абстрактные рамки детерминизма и так называемых объективных закономерностей.
Если бы у нас дома Махно стал союзником Петлюры, а среди победителей Первой мировой верх взяла позиция английского премьера Ллойд-Джоржа, который нам симпатизировал, а не французского Клемансо, который рисовал послевоенную карту Европы, на которой Украине места не нашлось...
А если бы нашлось это место, если бы признали, что нам имеет смысл иметь свое государство, как полякам или чехам, то УНР существовала бы с 1918 года и по сей день, и тогда не было бы Советского Союза, не было бы Сталина, а значит, его брата-близнеца Гитлера, не было бы войны Второй мировой, и совсем другим оказался бы этот самый кровавый ХХ век.
3. ЕСЛИ БЫ ЦК НЕ ВЫСТАВИЛ НА РИНГ КРАВЧУКА
Этот глобальный контекст альтернативной истории можно было бы описывать в многочисленных томах, и по крайней мере, один из них — это вариативность нашего 15-летнего суверенного бытия.
Даже на протяжении этого минимального часового отрезка судьба посылала нам каждый раз новый шанс, завернутый в пакет альтернатив. Чтобы найти его и выбрать, нужно было только одно — мудрость суверенной нации. К сожалению, этот ресурс слишком часто кажется непреодолимым дефицитом.
Немного найдется истинных украинцев, которые бы выплеснули из своих патриотических душ горячее дуновение восторга от того государства, которое мы сегодня имеем. Вполне элитарный интеллектуал, каковых у нас очень мало, Василий Скуративский не удержался и выкрикнул: «На черта мне такое государство!»
Общество практически единодушно — оно не такое, какое мы хотели бы иметь, не такое, каким представлялось и ожидалось тогда, в августе 91-го.
Я имею честь принадлежать к той первой шеренге, которая поднялась против тоталитарного молоха в 89-м. В победу, в то, что Украина станет государством, я верил, как в «Отче наш», но что она будет такой — это не могло присниться даже в самом страшном сне.
То, что мы имеем, — это продукт выбранных вариантов, которые выносились на рассмотрение истории. Всегда ли она делала оптимальный выбор, всегда ли из всего набора сценариев запускался самый производительный?
Поскольку украинская политическая действительность — невероятно персонифицирована, поскольку у нас, как у незрелого социума, роль личности гипертрофирована до абсурда, наша альтернативно-историческая анатомия будет очень показательной, если мы будем делать ее в персональном измерении лидеров — которые были или могли быть.
Если бы тогда, за шаг до независимости, ЦК КПУ выставил на дебаты с лидерами Руха не Кравчука, а Ивашко или Гуренко, имя первого президента было бы совсем другим.
Во-первых, названные альтернативные фигуры стояли выше Леонида Макаровича в номенклатурной иерархии, но уступали ему в мастерстве ведения публичной политики, в части которой Кравчуку поныне практически нет равных. И тогда он был не только первым, но и единственным публичным политиком в верхних эшелонах номенклатуры, которая, как огня, боялась света.
Не совсем ловкие ставленники партократии проигрывали бы на выборах привлекательному демократу, который с любой аудиторией чувствует себя как рыба в воде.
И если бы этих демократов было не несколько, а один от всей некоммунистической среды, он мог бы выиграть первые президентские выборы. Но случилось иначе: с одной стороны, был все-таки Кравчук, и это наилучший вариант из компартийного лагеря, и было несколько демократов, и это наихудший вариант из демократического лагеря.
Отсюда выдвиженцев было много — от политзаключенного-смертника Лукьяненко до послушного режиму во времена СССР ученого Юхновского. Кстати, доверенным лицом последнего был Кучма, который именно в такой роли впервые засветился в украинской политике.
При раскладе «единый кандидат-демократ Чорновил против кандидата-партократа неКравчука» выигрывал Чорновил.
Такой вариант создал бы в Украине совсем иную политическую стартовую площадку. Хотя такой результат выборов открывал только совсем другой набор альтернатив, а не однозначно указывал направление развития.
4. ЕСЛИ БЫ РУХ ЗАХОТЕЛ СТРОИТЬ ГОСУДАРСТВО
Перед Чорноволом была бы уже своя дилемма — либо стать украинским Гавелом, что направило бы Украину в том направлении, в котором развивалась не только Чехия, но и другие новопринятые центральноевропейские новобранцы ЕС. Либо разделить судьбу Гамсахурдии, которого просто физически устранили бы общими усилиями внутренние и внешние силы, и все вернулось бы на круги своя. Но шанс был. Шанс демократического развития — и в европейском векторе — еще тогда, в 91-м.
Позже он снова появился — после победы Кравчука. Первый президент делает сенсационное заявление — он хочет опереться не на номенклатуру, которая его выдвинула и избрала, а на Рух — на демократов и самостийников. Т.е. на армию вчерашнего неприятеля, а не на свою собственную.
Стратегическая мудрость состояла в том, что в день избрания президент становится своим для всех, в том числе и для тех, кто с ним еще вчера воевал. Своим — как для тех, кто голосовал против него, так и для тех, кто голосовал за него (этой мудрости не хватает сегодня, и это может иметь также фатальные последствия).
Будучи, как писал Винниченко, в первую очередь украинцем, а уже потом коммунистом, будучи единственным в политбюро «западенцем», Кравчук оказался на высоте исторической миссии первого президента — он хотел опереться на ту силу, которая выборола Украину, хотя и для вышколенного старого чиновничества оставалось место в строю.
Замес украинской власти состоял в том, что, будучи разбавленной пасионарными романтиками, номенклатурщики могли дрейфовать к патриотизму, а не к клептократии.
Верх среди них могли взять люди порядочные, а такие в рядах Компартии, безусловно, были, а не ненасытные клептоманы, для которых Украина имела только единственный смысл — как объект прихватизации, как жертва ограбления.
Тогда руховцы оказались близорукими вредителями. Не протянув руку в ответ первому президенту, они не только перечеркнули свою заслугу как движущей силы национально-освободительной революции (тогда это была таки революция), не только похоронили себя как наиболее перспективную в Украине партию, а сделали, по моему глубокому убеждению, самую фатальную за 15 лет ошибку, которая закрыла Украине тот путь, по которому пошли страны Балтии и наши ближайшие западные соседи.
Украина оказалась в единых руках — номенклатурных, которые ее, кстати, не удержали и отдали на растерзание олигархату, который вырастал как на дрожжах, в бескарных пещерах дикого капитализма.
Отрицанием этой цековской номенклатуры впоследствии должно было бы стать новое знамя демократии и реформации — Кучма. После первого избрания его президентом в США принимали не менее пылко и оптимистично, чем Ющенко.
Первым его окружением было нынешнее окружение Ющенко. Пинзеник, Филенко, Стецькив, Кушнарев (он тогда был с ними, а они с ним в рамках проекта не «наша», а «новая» Украина) — вот кто выводил Леонида Даниловича на орбиту. Первая плеяда кучмистов — сегодня самые крикливые борцы с кучмизмом.
Чем другим мог стать Кучма, а с ним другой — и сама Украина, — тема отдельного разговора. Безусловным является то, что едва ли не с самого начала его президентства перед ним стояли дилеммы, и чаще всего он выбирал далеко не лучший вариант.
5. ЕСЛИ БЫ КУЧМА НЕ ОТВЕРНУЛСЯ ОТ ГАЛИЧИНЫ
Могу сослаться лишь на один пример. В 1999 году, когда его на второй срок практически избрала Галичина с ее 95-ю процентами «за» (точно те же самые избиратели, которые точно так же через четыре года голосовали за Ющенко), когда у него был шанс действительно стать, как было обещано на выборах, вторым президентом, мы, из Львова, написали ему письмо, смысл которого таков: вместе Кучма и Галичина власть выбороли — вместе должны ею пользоваться и вместе брать ответственность за судьбу Украины.
Это была ситуация, противоположная сложившейся в 1991 году. Тогда Кравчук приглашал национал-демократов к власти, теперь же мы предлагали свой потенциал Кучме.
Будучи на то время заместителем по политико- правовым вопросам губернатора Львовщины, я составил список галичан, которых должен был бы взять в свою команду «второй» Президент и которые должны были бы изменить формат власти в Киеве, разрушая дерзкий олигархат.
Покойный нынче тогдашний губернатор Степан Сенчук повез письма и персональный список как дополнение президенту. Кучма воспринял вроде бы с пониманием. Однако проходили дни, проходили ночи... Пауза затянулась. А после того начали звонить с Банковой самые «мелкие» клерки и насмехаться над нашей «государственно-созидательной стратегией».
Письмо на Банковой ходило по рукам и над ним сначала смеялись, а потом начали мстить за невиданную дерзость. Кучма просто отдал конфиденциальный документ в канцелярию, выставив наивных львовян на посмешище.
И дело даже не в кадровых предложениях — он просто сразу на второй день после выборов отвернулся от миллионов галичан, сделавших его во второй раз президентом. Без запада Украины у него не было никаких шансов быть избранным во второй раз.
Кучма сделал тогда иной выбор — он отвернулся от избравших его и бросился в объятия «творца» своей победы — олигархата. Тогда он пошел сам и повел Украину иным путем, на котором неминуемыми стали «кассетный скандал», обезглавленный журналист, презрение собственного народа и пренебрежение мира, а после того — бесславный финал, которого, в конечном счете, не заслуживает его 10- летнее президентство. Попав значительно позже по воле обстоятельств на Банковую, я понял, настолько наивными мы были тогда, в 1999-м, настолько далека была эта власть от нас, а мы — от нее.
За десять лет президентства не всегда и не только Кучма принимал стратегическое решение на очередном распутье. Были и такие, которые осмеливались разделить с ним эту монополию, которые пробовали самостоятельно самовыдвигаться, пытаясь выдернуть из-под президента кресло, а не покорно ожидать его родительского благословения.
Первым среди таких неблагодарных «сыновей» был еще один «воробушек гнезда Днепрового» Лазаренко. Павел Иванович, оказавшись в стартовом кресле премьера, практически не обременял себя даже ритуальной необходимостью — сделать паузу. О тактической или даже стратегической выдержке — тем более речь не шла.
Он и не скрывал, что пришел в Киев, чтобы стать президентом, и как можно быстрее. Индикатором всегда были отношения Банковой с Кабмином. При Павле Ивановиче аппарат правительства, как никогда, чувствовал себя сверху, что и повлекло к калифорнийскому экзилю.
Какое будущее могло открыться перед Украиной на этот раз? Почти одновременно с Беларусью Украина могла получить своего Лукашенко. Аграрные архетипы — один к одному. Как известно, в украинском селе, перекроенном по ленинскому кооперативному плану, другого начальника не было и не могло быть — только председатель колхоза. Красный помещик-надсмотрщик над коммунарскими крепостными.
Кто прошел эту школу — колхозную, кто вышел из этого «председательского корпуса», тот генетически не способен воспринимать такую «химеру», как демократия. Благо, Украине удалось избежать судьбы сплошь коллективизированного села.
Из этого же теста, с этого же колхозного поля еще один селянский сын, рядившийся в отца нации, — Мороз. В 1999 году он вплотную приблизился к булаве.
Несмотря на достаточно удачное освоение имиджа «честного седовласого отца», Александр Александрович ни по психологическому, ни по идеологическому складу не подходил для модерного лидера европейской страны. Заигрывание с Социнтерном невозможны хотя бы по той причине, что там, в Европе, никто уже цветы к памятнику Ленина не носит. И памятников таких, которым поклоняются наши социалисты, нет.
Кроме того, речь идет о все той же маргинальной, по современным меркам, субкультуре с ее нафталиновым привкусом хуторянства и колхозными шорами провинциальности.
6. ЕСЛИ БЫ «КАНЕВСКАЯ ЧЕТВЕРКА» ПОСТАВИЛА НА МАРЧУКА
В том же 1999-м взять вожжи истории в свои руки пробовал Евгений Марчук. Если бы на него поставила «каневская четверка», появлялась бы совсем иная перспектива для государства.
Проект развития, который можно было строить на этом номинанте, с высоты сегодняшнего дня выглядит достаточно интригующим. Марчук мог стать не только реальным евроинтегратором, при котором дата вступления в НАТО сегодня была бы фактом из недалекого прошлого, а и претендовал бы на роль, исключительно необходимую до сих пор Украине.
Он мог стать креатором и реализатором мобилизационной модели развития, без которой Украина просто не выберется из того катастрофического положения, связанного с уровнем жизни и правопорядка, в котором она находится все 15 лет.
Олигархат на то время уже невозможно было засунуть назад в пещеру, но у него были шансы под авторитарной генеральской рукой стать цивилизованным и полезным для государства. По соседской, российской, аналогии «жирные коты» знали бы свое место, и власть заставила бы их работать на страну и народ.
Случилось бы так, что уже не Украина искала бы своего Путина, а Россия впоследствии нашла бы своего Марчука.
В конечном счете, вопрос о мобилизационной модели еще не снят с регламента, и к нему Украина обречена вернуться. Если хочет выжить. А тогда выбор был сделан в пользу не размывания, а упрочения олигархата. Поэтому был проигнорирован еще один шанс, когда по итогам парламентских выборов 2002-го Украина покончила с коммунистическим наследием — по результатам выборов Компартия впервые не заняла первое место.
Лидерами народного доверия впервые стали демократы во главе с Ющенко. Широкий демократический реформаторский альянс выглядел многообещающим. (Работая тогда Генеральным консулом Украины в Канаде, я высказал это мнение на заседании Мирового Конгресса украинцев, и после этого выступления был отозван в Украину. Это было мое первое увольнение с должности «за поддержку Ющенко».)
Проект коалиции блоков «Наша Украина» и «За единую Украину» выглядел не только реальным, но и оптимальным и конструктивным. Без революционных потрясений государство могло перейти рубикон и мирно и тихо распрощаться с эпохой кучмизма, как россияне — с эпохой ельцинизма.
Никаких идеологических разногласий у двух блоков не было, никаких непреодолимых персональных антагонизмов — не было. С позиции государственной.
Но эта позиция не была определяющей (не является она таковой и сейчас). Определяющим был интерес личный, имущественный, корпоративный, и порожденная им идеология — на всех участников такой широкой коалиции Украины, как имущества, не хватит. Олигархат, разделенный на два лагеря, иначе действовать не мог. Он никогда не руководствуется государственным интересом или логикой исторического развития, а интересом шкурным и рефлексом безусловным.
Это потом, после Майдана, стало очевидно, — главный мотив борьбы — отобрать собственность, а не спасать государство и работать для народа. А тогда ястребы с одной стороны хотели оставить все захваченное и ни с кем не делиться, а ястребы с другой стороны — отобрать все и также ни с кем не делиться. Поэтому они вместе победили — мегапроект консолидации политического класса треснул, как мыльный пузырь, наткнувшись на физиологический интерес олигархов с обеих сторон.
7. ЕСЛИ БЫ НЕ ТРЕТИЙ ТУР
А далее — начались уже иррациональные маневры Кучмы. По собственному опыту непродолжительной службы на Банковой могу утверждать, что на этой кухне украинской политики, когда ее шеф-поваром был Кучма, такими приправами, как реализм и здравый рассудок, пахло редко. Было убеждение, что политика — это не искусство возможного, а театр абсурда, до которого можно довести любую ситуацию.
Мало кто знает о незабываемой тайной встрече на президентской даче в Конча Заспе, в которой принимали участие Кучма, Медведчук, Кирпа, Тигипко, Янукович и Азаров. Эта встреча — это точка бифуркации, в которой был сделан очередной фатальный выбор.
Вопрос о третьем президенте конкретизировался так: им станет тот, кто обеспечит 300 голосов за политическую реформу. Кирпа и Тигипко сказали, что они этого сделать не смогут. А Янукович сказал, что он это сделает, — так же, как обычно говорит в соответствии с формулировкой: «Донбасс порожняк не гонит».
А тогда, как известно, Янукович бросил Кучму — Партия регионов провалила голосование за политреформу — не осенью 2004-го, а в начале лета.
В конечном итоге, намечалась последняя попытка Леонида Даниловича — освобождение Януковича и назначение премьером Кирпы со следующим выходом на президентскую кампанию.
Было такое намерение, потому что был уже проект разгромного выступления президента на заседании Кабинета Министров как основание для освобождения премьера (мне было поручено подготовить такое выступление, оно хранится в моем архиве).
Какие силы вынудили Кучму передумать? Очевидно, их было немало. Свою роль сыграл и черный пиар против Кирпы, подлый и коварный. Я тогда часто общался с Георгием Николаевичем и видел, как эти удары ниже пояса надламывали его духовно.
Не отрицаю субъективной природы моих заключений, поскольку с Кирпой меня связывали многолетние дружеские отношения, но я навсегда останусь убежденным, что это была крупная фигура в контексте посткучмовской эпохи. По масштабу, по менеджерскому формату ему не было и нет равных в Украине.
Возможно, управленческому размаху недоставало политического опыта, но это могла наверстать команда, которая была готова работать с Кирпой.
В конечном счете, разве экипаж «Ющенко-президент — Кирпа-премьер» не заключал в себе интересной перспективы? Однако их контакты как можно более тщательнее отслеживались. Как рассказывал мне сам Георгий Николаевич, после каждого телефонного общения начиналась жестокая «взбучка». На собственном опыте знаю, как слушались кабинеты, телефоны, дачи всех «неблагонадежных» в тогдашней системе власти, как писались доносы на каждое подозрение в симпатии к оппозиции.
Был шанс для варианта «Тимошенко-президент — Кирпа-премьер». Он мог кристаллизироваться, если бы в Украине Президента Ющенко не назначил Верховный Суд антидемократическим, невиданным в истории мировой демократии так называемым третьим туром. По букве и духу демократии должны были быть новые выборы, а не третий тур. Тогда в них уже не участвовали бы ни Ющенко, ни Янукович, и у Украины были бы шансы избежать этого ужаса, который она переживает сегодня. Тогда действительно главными номинантами были бы Кирпа и Тимошенко, союз которых не только объединял бы Украину, а придал бы ему энергетику развития, а не краха, как это происходит теперь.
А тогда была запущена другая формула: Янукович был тем единственным противником, у которого мог выиграть Ющенко. А после того вторая серия: Ющенко был тем единственным президентом, который мог подать на премьера Януковича.
Что виднеется на сегодняшнем распутье? Более чем очевидно, что досрочные выборы 2007 года — это едва ли не самый щедрый подарок судьбы, когда Украина имеет шанс вырваться из заколдованного круга, по которому ее водят ее слепцы-поводыри. Но этот шанс снова, как и каждый раз до того, обернут в пакет альтернатив. Но об этом — в следующем эссе.
