ЧТО КРОЕТСЯ ЗА ТЕРМИНОМ «ЕВРОПЕЙСКИЙ ВЫБОР»?
Отвечая во время социологических исследований на вопрос
типа «Хотите ли вы в Европу?», респонденты, как, в конечном счете, и те,
кто формулирует вопросы, имеют в виду, в первую очередь, Евросоюз и НАТО,
а еще, возможно, общеевропейские экономические структуры. Интуитивно люди
чувствуют, что Украину в тех организациях не ждут: европейские государства
создавали их для собственных потребностей, а посему и понятно, что результаты
опросов явно не в пользу «европейского выбора».
Однако проблема — не во вхождении в европейские структуры,
главное — с чем туда входить. И — какими... «Европейский выбор» украинцам,
как и всему постсоветскому обществу, все равно придется делать, так как
он означает изменение модели общественной жизни в новых исторических условиях.
Историки считают, что слово «Европа», позаимствованное
греками у финикийцев, означало буквально «западная страна или страна Запада»,
но не в географическом смысле. Употреблялся этот термин для противопоставления
греков персам: в речи, культуре, образе жизни, форме государственного правления.
Уже во времена античности «Европа» ассоциировалась с идеей свободы — личной
свободы человека, чем Эллинский мир прежде всего отличался от мира Восточного.
Со времен Великой французской революции термин «Европа»
приобрел оттенок, доминирующий и до сих пор. Тогда рухнули сословные привилегии,
и было провозглашено равенство всех граждан перед законом. Кристаллизировалось
это равенство в «Гражданском Кодексе» Наполеона — крупнейшем достижении
западной, европейской цивилизации, под знаком которого она живет вот уже
два века.
Со словом «Европа» также связана совсем другая форма христианства,
которая отстояла независимость духовной власти от власти светской — в отличие
от православия с его цезаропапизмом, т.е. безусловной подчиненностью патриарха
государственному лидеру.
С личной свободы гражданина античного полиса, с духовной
независимости католика и протестанта, с завоеванных третьим сословием гражданских
прав, с рыночной формы общественного распределения труда и сформировался
тот общественный идеал, который вкладывается в термин «европейский» в нынешней
дискуссии о выборе Украины и выборе украинского общества после банкротства
восточнославянского общинного образа жизни.
Проблема выбора эффективной общественной модели, кажется,
является роковой для украинцев. Выдающийся наш историк В. Липинский отмечал,
что в украинском национальном менталитете всегда соперничали две тенденции:
с уклоном к хлебопашеско-культурному, а следовательно, частно-собственническому
ведению хозяйства и с уклоном к общинной, «а-ля» кочевой жизни — вроде
и оседлой, но с совместным владением землей и с общим ведением хозяйства.
Т.е. у нас менталитет динамичного производителя (продуцента
— по терминологии В. Липинского) все время боролся с пассивным потребителем
природных богатств. «Да и в конце концов, разве наша многострадальная история
от начала и по сегодняшний день не вращается вокруг все одного и того же
сакраментального вопроса: кто — кочевник или хлебороб — победит у нас?
— писал наш историк. — И разве не наибольшей нашей национальной трагедией
есть то, что до сих пор у нас фактически не смог победить ни один, ни другой».
Сегодня для независимой Украины выбор между двумя моделями
жизни — за счет экстенсивной эксплуатации природных ресурсов или за счет
собственного интенсивного труда — критически сузился: у нас нет своей Сибири,
которая пока что есть у России. Проблема перешла в другие плоскости.
ВЫБОР ФОРМЫ ГОСУДАРСТВЕННОГО ПРАВЛЕНИЯ
Летописец Нестор в своей бессмертной монографии «Повесть
временных лет» рассказывает, как вопрос об эффективном государственном
управлении «вкрутую» решали наши далекие предки. «Поищем себе князя за
морем, который правил бы нами согласно обычаю». Недоброжелатели делают
акцент на том, что, мол, славяне неспособны были сами собой управлять.
Ба, нет. Ударение нужно делать на том, что наши пращуры знали, какое управление
им нужно и как эту проблему решить — без всяких там комплексов.
Т.е. князя для правления русичи «нанимали», и окончательный
выбор кандидатуры был за народом. До тех пор, пока Александр Невский не
пошел поперек традиционного менталитета. Источником и гарантом его власти
стал монгольский хан, который выдал ему ярлык, как квитанцию на вогосударствление.
Тем самым новгородский князь для Северо-Восточной Руси сделал выбор в пользу
государства восточного, деспотического образца.
Западная же Русь, а затем и молодой украинский этнос оказались
в совсем другом правовом поле — с принципиально отличной трактовкой роли
государства и его представителей. Однако в XVII в. казаки, исходя из собственного
понимания идеи государственности и развалив Речь Посполиту, помогли Москве
объединить весь православный народ под скипетром «белого царя». За это
благодарные восточные патриархи, Вселенский и Иерусалимский, нарекли Богдана
Хмельницкого новым Моисеем, якобы выведшим украинский народ из-под католического
ига. А заодно — из-под влияния западных идеалов общественной организации.
Итак, на восточнославянском пространстве народ самоустранился
от такого хлопотного и ответственного дела, как выбор государственного
лидера. Коллективная психологическая установка принципиально изменилась.
Какое там призвание князя или еще что-нибудь в этом роде!.. Народу даже
самозванца подсунуть можно — лишь бы был ярлычок: «царь».
То, что выбор государственного лидера и сегодня слишком
сложная проблема для народа, на постсоветском пространстве первыми поняли
в среднеазиатских республиках, и местные руководители всенародно запрещали
себе пожизненное господство. В России, принимая во внимание гибельное действие
любимого национального напитка, пришлось несколько изменить эту формулу.
Здесь успешно апробирован вариант с назначением наследника, которому народ
с радостью продемонстрировал свою лояльность.
И можно не сомневаться, что «неевропейский» выбор Украины
также будет означать аналогичную процедуру с престолонаследованием. Разумеется,
это будет иметь форму безусловно демократическую — как безусловно демократической
была Конституция СССР 1936 года. Проблема не в том, чтобы было всенародное
волеизъявление, а в том, чтобы это было волеизъявление свободных граждан.
МОДЕЛЬ ОТНОШЕНИЙ: ГОСУДАРСТВО — ЛИЧНОСТЬ
Но все же выбор между Европой и русскоязычным Востоком
существеннее всего задевает традиционные взаимоотношения между государством
и человеческими личностями. На Западе государство — это инструмент в руках
структурированного общества, которое знает, чего хочет. В восточнославянском
православном мире — все наоборот. И чего хочет общество — лучше знает только
государство.
Почему так произошло — не столь уж и интересно для рядового
человека. Главное, что необходимость изменения психологической установки
в вопросе о роли государства сегодня, безусловно, наступила (если, разумеется,
украинцам не покажется более привлекательной резервация с законсервированными
традициями).
В плане отношений «государство — человек» термин «европейский
выбор» значит, в первую очередь, то, что на плечи каждого гражданина может
упасть тяжелая ноша: брать личную ответственность за принятие государственных
решений. До сих пор в восточнославянском геопространстве подобной проблемы
не возникало. В принципе. Для этого существовало специальное общественное
сословие, представители которого воплощали ум, честь и совесть эпохи.
Нынче «главная политическая проблема состоит в том, можно
ли демократизовать массы, т.е. способен ли вообще рядовой человек, как
государственный подданный включить в свою личную жизнь ответственное соучастие
за принятие решений в главных направлениях государственной политики». Так
писал в 1931 году немецкий историк и философ Карл Ясперс, встревоженный
низким уровнем общественной сознательности своего народа. А два года спустя
началась эпоха Гитлера, который получил власть абсолютно демократическим
путем всенародного волеизъявления.
Собственно, выбор требует перехода к новой системе общественных
ценностей. Не переоценки старой системы, а решительного шага для выхода
из своего маленького и уже тесноватого локального мира в пространство со
значительно большим числом степеней свободы. Подобно тому, как мы не можем
всю жизнь нести с собой систему ценностей и общественных ориентиров, господствовавших
в семье наших родителей, в нашем дворе или хуторе.
Локальный восточнославянский мир бесповоротно утратил свою
динамику и способность к эволюции. Тем временем другие народы нашли более
эффективные модели отношений личности и государства. До сих пор мы были
запрограммированы на выживание гуртом, общиной; теперь можно перепрограммироваться
на личную эволюцию, на личный творческий расцвет. Для этого Запад уже сделал
прорыв в общечеловеческой эволюции.
Ряд философов считает, что нынешняя эпоха информационных
технологий, благодаря которым ликвидируется время и пространство между
людьми, чем-то напоминает эпоху великих Учителей человечества (где- то
с VII—VIII вв. до н.э. и до Иисуса Христа), которую Карл Ясперс назвал
«осевым временем». Именно тогда человечество — в лице лучших своих представителей
— осознало себя одухотворенными личностями, а впоследствии сформировался
тип человека, доминирующий и до сих пор. К. Ясперс различал народы «осевого
типа»; народы, охваченные «осевым временем», и народы вне сферы действия
Учителей человечества.
На пороге нового «осевого времени» распад СССР как системы
с неэффективной общественной организацией, безусловно, Вызов Истории. С
наступлением информационной эры железный занавес был разорван. Бывшее советское
общество сделало прыжок из своего закрытого одномерного пространства в
многомерность общественной жизни.
Мы неожиданно стали частью — пусть окраиной — нового геопространства:
общеевропейского, а то и всепланетного пространства. Отныне такие понятия,
как Европа, Запад — уже не абстракции, которые существуют где-то далеко,
за горизонтом нашей жизни и на нас мало влияют. В современных условиях
остаться неохваченными новым «осевым временем» уже невозможно.
Но это новое пространство образовалось без наших усилий,
без параллельной эволюции нашего собственного государственного бытия; поэтому
коллективная психологическая установка бывшего советского гражданина еще
мало пригодна для жизни в новых условиях. В первую очередь это касается
понимания функций высшей власти в современном государстве и собственной
роли в формировании общественной атмосферы и государственной политики.
В индивидуальном плане выбор — европейский или внеевропейский
— означает простую вещь: необходимо осознать себя не «серым» безмолвным
винтиком государственного механизма, а личностью. Личностью с высоким чувством
собственного достоинства и осознанием ответственности за свои решения.
Все остальное — производное: и государство, и форма правления, и экономическая
модель.
Собственно, у младшего поколения значительно меньше проблем
с историческим выбором: психологически оно ориентировано в большей степени
на Запад, нежели на неэффективные модели собственного государства, — благодаря
современному глобальному информационному пространству. И очень хотелось
бы, чтобы старшее поколение, выступая в роли электората и оказывая определяющее
влияние на стратегическую перспективу украинского государства, проявило
достаточную взвешенность и сняло проблему «европейского выбора», сделав
переход к новой системе общественных координат как можно более безболезненным.
