В советской историографии 1929 год был назван годом великого перелома, следующий за ним 1930 год вполне может быть назван годом громких политических процессов. Ведь печально знаменитый 1937 год произошел не на пустом месте, Большой террор начался гораздо раньше. Процесс по «Шахтинскому делу» весной 1928 года наглядно показал, в каком направлении будут развиваться события.
БОРЬБА РАЗГОРАЕТСЯ
Отказ от нэпа, переход к ускоренной индустриализации и коллективизации привел к нарастанию сопротивления в самых широких слоях населения. Политика заигрывания с национальными кадрами привела к усилению так называемых национал-коммунистов в союзных и автономных республиках. Этот процесс стремительно нарастал в первую очередь в Украине, Белоруссии, в республиках Южного Кавказа.
Татарский коммунист Мирсаид Султан Галиев еще в начале 1920-х гг. вступил в острое противостояние со Сталиным по национальному вопросу и великорусскому шовинизму, который все больше стал проявляться в деятельности ВКП(б). В 1928 г. было сфабриковано дело «султан-галиевской контрреволюционной организации». По нему прошел ряд руководителей Татарии.
Продолжением стало дело крымскотатарской организации «Султан-Галиевский центр». По нему прошло 102 человека. Все привлеченные по этим делам были обвинены в связях с зарубежными центрами, контрреволюции, антисоветской агитации и шпионаже.
Впрочем, год 1937-й подвел страшную черту для всех участников этого процесса. Как тех, кого приговорили, так и тех, кто приговаривал.
События, связанные с процессом Султана Галиева, проходили практически параллельно с двумя другими широкомасштабными провокациями Сталина и его подручных. Интересно, что в Украине и Белоруссии власти не удосужились придумать для всего этого действа даже хоть в чем-то отличающиеся названия.
Летом 1929 г. в Украине начала раскручиваться спираль репрессий, позже получившее известность дело «Спілки відродження України» (СВУ). В соседней Белоруссии точно также началось дело «Союза вызвалення Беларусi» (СВБ).
Добавим, что осенью-зимой 1930-го заключительным аккордом стал процесс «Промпартии» в Москве, в значительной степени основанный на деле СВУ в Харькове.
Многие представители украинской творческой интеллигенции, выдающиеся ученые нашей страны относились к советской власти откровенно враждебно. Не случайно большевики перенесли столицу в пролетарский Харьков. Формально по причине близости Киева к тогдашней границе с Польшей. Интересно, что Минск находился гораздо ближе к границе с той же Польшей, но столицу Белоруссии не переносили.
Скорее всего, это было связано с несколько другим этническим составом населения в Харькове, на что надеялись лидеры большевиков в Украине и Москве. Проблема в том, что рост национального самосознания украинского населения показал реальную опасность для Кремля.
Сталин был весьма обеспокоен деятельностью Мыколы Хвылевого. Настолько, что вынужден был письменно ответить на его статью «Геть від Москви». Если так, пусть в области литературной, пишет коммунист Хвылевый, то легко представить, каковы настроения некоммунистической части украинской творческой элиты. На повестке дня встал вопрос быстрой и серьезной расправы с ее видными представителями.
Для коммунистического режима нужно было решить взаимосвязанные задачи.
Во-первых. Путем репрессий выбить наиболее видных и авторитетных представителей украинской интеллигенции, известных участников национально-освободительной войны 1917 — 1920 гг. и тем самым убрать носителей патриотической идеологии.
Во-вторых. Запугать украинскую элиту и тем самым заставить признать существующий порядок. Если получится, то некоторую часть привлечь для реализации и пропаганды партийной политики.
В-третьих. Создать, в частности, в Украине, как в Татарии и Крыму, атмосферу истерии, шпиономании и нервозности. Это было важно и с точки зрения подготовки самого масштабного процесса «Промпартии».
В-четвертых. Процесс против интеллигенции должен был перейти в репрессии против значительного слоя украинского крестьянства, рядовой интеллигенции, в частности против учителей и врачей.
В-пятых. Сталину крайне необходимо было покончить с автономистскими тенденциями в национальных республиках, чтобы иметь возможность начать решающий этап борьбы против тех, кто поддерживал Троцкого, Зиновьева, Каменева, так называемых левых, и против так называемых правых во главе с Бухариным. Значительное число сторонников как тех, так и других находилось и в Украине.
Политика украинизации вызвала острый конфликт между группами коммунистов сторонников официальной линии, так и противников. Сталин нагнетанием истерии хотел воспользоваться для нанесения окончательного удара по украинизации и своим партийным противникам. В этом смысле Украина приобретала особое значение во внутрипартийных играх и выдвигалась в этих схватках на первый план.
В-шестых. Уже с 1928 г. в СССР ощущался дефицит продовольствия. Он распространялся с востока на запад. Украина держалась до осени 1929-го. Как писал переводчик Сталина Валентин Бережков, его отец, вернувшись из командировки в Харьков, описал такую картину: «...Тут, в столице, хоть шаром покати. Зашел в один магазин, другой, третий. Повсюду полки были пусты. Решил пообедать в ресторане — там тоже, кроме яичницы, все строчки в меню оказались вычеркнутыми». На что получил от своей жены ответ: «Пока ты ездил, у нас тоже все пропало. Куда подевалось, ума не приложу...» Продукты стали выдавать только по карточкам, одежду — по специальным талонам. Гражданам нужно было объяснить, почему исчезло недавнее продовольственное изобилие. Проще всего это было сделать, свалив вину за такое положение, на внутренних врагов и на их мифическую связь с зарубежными центрами».
НА ПРОЦЕССЕ СВУ В ХАРЬКОВЕ ПРОШЛО 45 ЧЕЛОВЕК, НА САМОМ ДЕЛЕ В ЕГО ВОДОВОРОТ ПОПАЛО СВЫШЕ 30 ТЫСЯЧ ЖИТЕЛЕЙ УКРАИНЫ
Несмотря на проводимую политику украинизации, органы ОГПУ еще в сентябре 1926 г. подготовили внутренний документ «Об украинском сепаратизме». В нем, в частности, говорилось, «То обстоятельство, что украинские националисты прекратили открытую борьбу с советской властью и формально признали ее, не означает, что они окончательно примирились с теперешним положением дел и искренне отказались от вражеских замыслов... «Культурная борьба» приобрела громадную популярность и втянула в ряды своих последователей преобладающее большинство наиболее видных представителей украинской контрреволюции».
Долго искать кандидатов на фигурантов мифического дела «Спілки відродження України» не приходилось. Кандидатура академика Сергея Ефремова была в поле зрения органов довольно давно. Потомок старинного рода священников, до середины XIX века носивших фамилию Охрименко, как нельзя лучше подходил на роль главы вымышленного контрреволюционного союза.
Когда в 1922 г. из Советской России была депортирована группа интеллектуалов на так называемом философском пароходе, там было 77 человек из Украины. Среди кандидатов на высылку был и Ефремов. Однако чекисты высказались против некоторых возможных пассажиров парохода. По мнению украинских органов, таким образом украинская эмиграция получит существенное интеллектуальное пополнение, еще больше консолидируется, и тогда ГПУ будет труднее вести работу по ее дезорганизации и разложению. Вот почему Ефремова и некоторых других будущих фигурантов дела СВУ не выслали. Пригодился для провокации ОГПУ.
Начиная с 1923 г., академик вел дневник, в котором отражал не только бытовые события, но и взаимоотношения с коллегами, начальниками и т. д. Ефремов был достаточно прямым человеком, никогда не скрывавшим своих научных и политических взглядов. Хотя обладал сложным характером, но пользовался заслуженным авторитетом как ученый и человек.
Его дневник отражает в значительной степени настроения украинской творческой элиты. Политика украинизации несколько ослабила негативное отношение к советской власти, но со второй половины 1920-х гг. среди украинской интеллигенции нарастает недовольство. Постоянно шли разговоры о невыносимых условиях, в которых оказалась украинская наука, так как от нее требовали обосновывать псевдонаучные догмы коммунистических руководителей. Все это происходило в условиях нарастания гнета цензуры, прекращения или существенного ограничения международных связей ученых, искусственно создаваемой атмосферы истерии и психоза, натравливания на интеллигенцию «передовых рабочих и крестьян».
Наряду с академиком Ефремовым к делу СВУ привлекли и его брата Петра, профессора Днепропетровского института народного образования, академика Михаила Слабченко, которому отвели роль руководителя одесского филиала СВУ. Всего на скамье подсудимых оказались два академика Всеукраинской академии наук (ВУАН), пятнадцать профессоров вузов, три писателя, одиннадцать школьных педагога, один геолог, один священник УАПЦ, пять редакторов, два юриста, один библиотекарь, два кооператора, два студента.
О том, как велось следствие и какие формы психологического давления использовались ОГПУ, свидетельствуют воспоминания участников процесса, которым удалось выжить в сталинской мясорубке Большого террора. В частности, один из подсудимых Борис Матушевский вспоминал, что следователь Брук кричал: «Эх, надо бы всю Украину перестрелять, да, к сожалению, — невозможно. Нам нужно украинскую интеллигенцию поставить на колени — это наша задача, и она будет выполнена; кого не поставим — перестреляем!»
Не удивительно, что Сергей Ефремов на допросе 25 июля 1929 г., вскоре после ареста, заявлял, что «о существовании контрреволюционной организации не знал и ни от кого о ней не слышал», а 10 сентября того же года признал «существование «Спілки визволення України» — контрреволюционной организации, и свою к ней принадлежность...» Когда другим арестованным начали показывать подписи под показаниями «железного» академика, они тоже начали «сознаваться».
Причины такого изменения позиции Ефремова вполне очевидны. После ареста любого человека его близкие становились заложниками органов.
Борис Матушевский несколько лет спустя спросит у Ефремова в Ярославском изоляторе во время прогулки о его признаниях. Академик сказал, что следователь ему заявил следующее: «...или же СВУ в том аспекте, какой мы вам предлагаем, и тогда вы и другие пройдут через открытый судебный процесс, где не будет ни одного расстрела и вообще приговоры будут довольно мягкими, или суда не будет, а все это пройдет через постановление коллегии ОГПУ, и тогда мы зальем кровью так называемых «свідомих українців» всю Украину. Это мы можем сделать — вы это сами хорошо понимаете...»
Был и еще один аспект, личный. О нем киевлянка Татьяна Ильченко уже в 1992-м написала в письме в газету «Рада». Она в детстве общалась с Ефремовым, который проживал в Киеве у своего друга Владимира Дурдукивского. Сестра последнего Анисья фактически была женой академика. Уже во время нацистской оккупации Ильченко с мамой зашли к Анисье Дурдукивской, и та рассказала, что Ефремову пригрозили: если не подпишет подложные бумаги, необходимые следствию, то ее арестуют. Считая, что пытки сведут ее в могилу, Ефремов, выручая любимую женщину, подписал все, что от него требовали.
Хотя некоторые из фигурантов дела СВУ были приговорены к расстрелу, приговор заменили на десять лет заключения. Времена были еще не такие, чтобы такие приговоры исполнялись в тот же день. Да и не в расстрелах на тот момент состояла цель Сталина.
Еще один не слишком известный факт из дела СВУ — медицинский. От Сталина в январе 1930-го поступает шифрограмма. «Харьков — Косиору, Чубарю. Когда предполагается суд над Ефремовым и другими? Мы здесь думаем, что на суде надо развернуть не только повстанческие и террористические дела обвиняемых, но и медицинские фокусы, имевшие своей целью убийство ответственных работников. Нам незачем скрывать перед рабочими грехи своих врагов. Кроме того, пусть знает так называемая Европа, что репрессии против контрреволюционной части спецов, пытающихся отравить и зарезать коммунистов-пациентов, имеют полное оправдание и, по сути дела, бледнеют перед преступной деятельностью этих контрреволюционных мерзавцев. Наша просьба согласовать с Москвой план ведения дела на суде».
Известному врачу Аркадию Барбару, проходившему по процессу, пациентами которого были и некоторые коммунистические вожди, и в кошмарном сне не могло привидеться, что он якобы рассматривал пациента-коммуниста «не как больного, а как врага». Но вскоре ему пришлось этом сознаться.
При этом эфемерность обвинения была настолько очевидной, что ее признают и авторы докладной записки о деятельности медицинской секции СВУ. «Нами не исключается возможность фактов конкретного широкого вредительства в этом смысле со стороны врачей-членов СВУ, хотя их показания лишены необходимой четкости, с каждым новым показанием этот вопрос приобретает более реальные формы».
Эти признания носили фарсовый характер, но судьба врача была трагической. Приговоренный к восьми годам лишения свободы, он в октябре 1938 г. был расстрелян за то, что якобы продолжал «контрреволюционную деятельность» уже в концлагере.
Хотя на процессе СВУ в Харькове прошло 45 человек, в действительности в его водоворот, по оценкам современных исследователей, попало свыше 30 тысяч жителей Украины. О том, как малограмотные хлеборобы в застенках ОГПУ впервые узнавали об СВУ, писал Федор Шепель («День» № 132, 1 августа 2003 года). Мы же отметим некоторые другие аспекты.
По делу СВУ проходил также известный украинский историк, архивист Владимир Мияковский. Его обвинили в том, что он, будучи заведующим Киевским центральным историческим архивом, использовал служебное положение для хранения антисоветской литературы. В феврале 1930-го тройка осудила его на пять лет тюрьмы.
Наряду с непосредственными участниками процесса СВУ в Харькове были и те, кого планировалось приобщить к делу.
Выдающийся украинский поэт Максим Рыльский через год после процесса был арестован как участник «секции СВУ». На допросе 30 марта 1931 г. он засвидетельствовал, что «был персонально связан личными отношениями с некоторыми носителями так называемой украинской идеи». Не имея конкретных доказательств вины поэта, следователи буквально выдавливали из него признания, что его функцией в СВУ «была литературная деятельность, направленная на оттягивание читательских масс от классовой борьбы».
В какой-то момент следователи поняли, что реально из Рыльского они больше ничего не вытянут, и решили закрыть дело. Тем не менее, дамоклов меч висел над поэтом долгие годы.
Дело СВУ было не первым политическим процессом в Украине. В мае 1921-го состоялся суд над членами ЦК Украинской партии социалистов-революционеров. Он известен как «Дело Голубовича» по имени бывшего премьер-министра правительства УНР. Уже тогда советские власти использовали украинские процессы как своего рода репетицию московских процессов. Год спустя, летом 1922-го в российской столице проходил процесс над деятелями партии социалистов-революционеров. Приговоры были однотипными.
Параллельно харьковскому процессу СВУ раскручивалось дело СВБ в Белоруссии. От выдающихся белорусских литераторов Якуба Колоса и Янки Купалы требовали покаянных писем, вокруг них нагнеталась атмосфера истерии и осуждения. Янка Купала даже пытался покончить жизнь самоубийством.
Несмотря на развернутую кампанию, повторить в Минске харьковский процесс не удалось. Внесудебным постановлением 86 человек были осуждены. Всего по делу СВБ было арестовано более 300 человек.
СУДЬБА ЖЕРТВ И ПАЛАЧЕЙ
Из фигурантов харьковского процесса мало кому удалось выжить. Сергей Ефремов умер в Ярославском изоляторе 31 марта 1939 г. за три месяца до истечения его срока.
Не удалось это и следователям, разрабатывавшим эту провокацию. Как следует из выписки научно-исследовательского просветительского центра «Мемориал», следователь Брук, у которого все украинское вызывало такую аллергию, в феврале 1938-го был расстрелян.
Для процесса в Харькове был назначен состав Уголовной судебной коллегии Верховного суда УССР в составе Приходько, Соколянского, Волкова.
Председатель — Антип Приходько, бывший член Украинской партии социалистов-революционеров (боротьбистов) (коммунистов). В 1920 г. был принят в компартию. До своего ареста был заместителем наркома просвещения Украины. Расстреляли его еще до 1937-го.
Иван Соколянский — талантливый педагог, возглавлял Институт дефектологии и имел большие достижения в обучении слепых и глухих. Был арестован, но вышел на свободу и умер в 1960 году в Москве.
Третий член суда Григорий Волков был главой Уголовной кассационной коллегии Верховного суда УССР. Затем перешел на работу в Москву. Перед арестом работал в Институте красной профессуры.
Чекисты, которые провели процесс СВУ, получили благодарности от руководства, но им это мало помогло.
Главный режиссер этого спектакля Валерий Горожанин (Купельский) в 1921 г. разработал ликвидацию петлюровской организации «Народна помста» и участвовал в захвате в 1923 г. Юрия Тютюнника. После окончания процесса в Харькове был направлен в Москву. С ноября 1935 г. — старший майор госбезопасности, заместитель начальника Особого бюро НКВД СССР. В ноябре 1937-го уволен из органов и в августе 1938-го расстрелян.
Интересно, что Горожанин был приятелем Владимира Маяковского, который посвятил ему стихотворение «Солдаты Дзержинского».
Первый заместитель Горожанина Борис Козельский (Голованевский) с 1927 г. начальник второго отделения секретного отдела ГПУ УССР, с 1934-го — начальник секретно-политического отдела Управления госбезопасности НКВД УССР. После обвинений в создании троцкистской организации застрелился 2 января 1936 г. Пространный некролог о нем подписали руководители партии и НКВД Украины.
За год до этого, ночью 30 августа 1937 г., общественный обвинитель на процессе СВУ, тогда секретарь ЦК КП(б)У, а затем председатель Совнаркома Украины Панас Любченко выбежал с заседания ЦК, приехал домой и застрелил сначала жену, затем сына, потом себя. В том же 1937 году были расстреляны следователи Ахматов, Южин, Грозный, Правдин, Броневой, бывший председатель ОГПУ Украины Всеволод Балицкий.
Процесс СВУ открыл очередную серию репрессий против украинской интеллигенции. В начале 1933-го началось дело «Украинской военной организации» (УВО), по которому проходили три писателя — Олесь Досвитний, Сергей Пилипенко и Остап Вишня. Они обвинялись в подготовке убийства второго секретаря ЦК КП(б)У Павла Постышева и председателя Совнаркома Власа Чубаря. Их тоже расстреляли в период Большого террора.
По делу УВО было арестовано 148 человек, 9 человек, в том числе Досвитнего и Пилипенко, расстреляли, Вишня получил десять лет лагерей. В январе 1934 года в связи с этим делом в Москве был арестован заместитель председателя бюджетной комиссии ЦИК СССР Михаил Полоз, работавший полпредом УССР в Москве, председателем Госплана и наркомом финансов УССР. Он был приговорен к десяти годам лагерей. В ноябре 1937 года расстрелян. Красной нитью в этом деле проходила сопричастность к СВУ.
До 1937 года в Украине прошло еще 15 таких процессов — от «Украинского национального центра» до «Национальной фашистской организации Украины».
Клеймо из трех букв СВУ трагически отразилось на судьбах не только нашей интеллигенции, но всего народа.
В Харькове на здании по улице Римарской, 21 — теперь это не Оперный театр, а областная филармония — висит доска в память о репрессированном цвете украинского народа.
