Недавно радиостанция «Эхо Москвы» спросила у своих сторонников: «Нужно ли России каяться за свою историю?». Большинство посетителей ее сайта ответили «Да» — 54,9%. Газета «День» продолжила эту дискуссию, в частности, в материале «Нужно ли в России каяться за свою историю?» журналисты рассуждают о роли покаяния как свободного душевного акта: «Каждый человек по-своему понимает и оценивает историю, исходя из имеющихся фактов. Покаяние — одна из возможностей, которая позволяет признать свои ошибки. А их в русской и украинской истории немало. Готовы ли мы к этому?» («День» № 107-108 от 21-22 июня 2013 года). Никто, по-видимому, не будет отрицать, что подобные рефлексии привлекают внимание.
Долгое время было принято считать, что ошибаются только отдельные люди или небольшие социальные группы, а вот классы, а тем более народы в целом, ошибаться не могут. К сожалению, ХХ век с неопровержимостью показал, что это не так. Ошиблись народы, которые позволили идее национал-социализма завладеть собой, и тяжело поплатились за «немецкую вину». Ошибкой оказалась и утопическая идея коммунизма, в которую в свое время также и я верил. Известное крылатое высказывание, что коммунизм — это «советская власть плюс электрификация всей страны», обернулось в реальности совсем иным: социализм является авторитарной властью плюс бюрократизация всей страны...
Вот почему на наших глазах произошел необратимый распад «социалистического лагеря» в целом, а также произошло расщепление «новой исторической общности людей» — системы, которая казалась непоколебимым монолитом, обеспечивающим сладкую жизнь для немногих за счет всех других, которые находятся в плену мифа. Но не стоит впадать в отчаяние — это вовсе не конец истории, а только лишь конец Утопии, хотя многим не очень хочется в этом признаваться, поскольку это обусловливает неминуемое признание своей исторической вины, в том числе личной...
В незабываемом по своей силе философско-художественном документе той эпохи — эпопее Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» убедительно показано, как в середине ХХ века во времена гитлеризма и сталинизма социальная норма и патология поменялись местами. Приведу лишь один весьма красноречивый факт с его ретроспективной точки зрения на 30-е годы: «И уже не десятки тысяч и даже не десятки миллионов людей, а гигантские массы были покорными свидетелями уничтожения невинных. Но не только покорными свидетелями: когда велели — голосовали за уничтожение, гомоном голосов выражали одобрение массовым убийствам. И в этой громадной покорности людей открылось нечто неожиданное... Сверхнасилие тоталитарных социальных систем оказалось способным парализовать на целых континентах человеческий дух». Так, к сожалению, было.
Кстати, именно об этом, в сущности, пишет и главный редактор газеты «День» Лариса Ившина: «Серед наших співвітчизників було багато тих, хто брав участь у згубних для України подіях. Дуже зручно вважати, що Україна — спадкоємиця Київської Русі, козаччини, Гетьманської держави, УНР. Але чесним було б визнати також, що Україна багато в чому є спадкоємицею і Радянського Союзу. Ми не можемо взяти з історії тільки те, що нам лестить. У сміливості взяти на себе історичну відповідальність вимірюється зрілість народу» (Івшина Л. Слово до читачів // Екстракт 150. Частина перша. — К.: ЗАТ «Українська прес-група», 2009. — С. 11-12). Очень важно осознать эту не совсем приятную для нас истину.
Сегодня мы мысленно спускаемся назад по исторической лестнице нашей Утопии и от ступеньки к ступеньке постепенно осознаем, «от какого наследия отказываемся». Мы видим, что «покаяние» нашего сознания еще не произошло. Почему? — спросите. Известный украинский правозащитник Мирослав Маринович, выступая в позапрошлом году в одном из винницких вузов с докладом на научно-практической конференции «Политические репрессии на Подолье в ХХ столетии», рассуждал об этом так: «Да потому, что коммунизм делал виновными всех: не только судей или прокуроров, но и учителей, которые учили учеников лицемерной доктрине; врачей, которые отказывались оказывать помощь «врагам народа»; рабочих, которые поднимали руку на собраниях в поддержку кровавых судилищ; и даже родителей, которые отказывались рассказывать детям правду о коммунистических зверствах» (См. об этом подробнее в журн.: Маринович М. Историческая память и моральные вызовы современности // Педагогика толерантности. — 2011. — № 2. — С. 108). Именно поэтому, заявил он, подавляющее большинство диссидентов не стали судьями. Многие из них считали, что судебный процесс против исполнителей преступлений коммунизма подорвал бы любой уклад в обществе, превратив его в месиво мести, оговаривание и циничное сведение счетов. Эти слова одного из основателей Украинской хельсинской группы, которые дают возможность понять, почему «мы, диссиденты, не добиваемся наказания наших обидчиков», имеют огромное значение и нуждаются в глубоком научном осмыслении. Этого нельзя замалчивать и не принимать во внимание. Это нужно понимать и учитывать при определении своей стратегии.
А вот еще одно из его соображений, которое непосредственно касается рассматриваемой проблемы: «Давно замечено, что характерной особенностью посткоммунистического пространства является то, что все народы чувствуют себя жертвами коммунизма, а не его виновниками, и поэтому не чувствуют потребности в покаянии. Во многих бывших республиках СССР выработали формулу «мы — оккупированные жертвы, кто-то другой — преступник». В роли преступника здесь чаще всего выступает «коммунистическая Москва» или «большевистская Россия». Что ж, вину России действительно никак нельзя уравнять с виной других угнетенных ею народов» (Там же). Я не собираюсь здесь приводить факты преступлений сталинского режима в Украине, целью которых было истребить украинское крестьянство, интеллигенцию, язык, историю в понимании народа, уничтожить вторую советскую республику как таковую. Кто же этого не знает?
В то же время мы не можем оставаться безразличными к таким акцентам пана Мариновича. «Я не вижу народа, — констатирует он, — который имел бы моральное право надеть судейскую мантию: искушение коммунизма было болезнью человеческой цивилизации в целом. И я вижу немало народов (включая и украинский), которые должны составить России компанию на скамье подсудимых... Коммунистические «бесы» (Лесков) нашлись в каждом народе Российской империи, а потому вина за преступления коммунизма на действительно ложится на всех. С этой точки зрения, Россия является не меньшей жертвой коммунизма, чем другие народы, а жестокость, с которой большевики уничтожали ее дворянство или насиловали ее монахинь, была не менее апокалиптической.
Другое дело, что быть жертвой — автоматически не снимает вину. Ведь немецкий народ также был одной из крупнейших жертв нацизма, однако взял на себя вину — и очистился» (Там же). Катарсис Германии после свержения нацистского режима, как известно, способствовал быстрому возрождению страны. Следовательно, покаяние, является, как видим, составным элементом превращения современного. И за то, что этот разбитый, разделенный пополам и опозоренный народ, преодолев отчаяние и приняв наказание, добился благодаря огромным усилиям того, чтобы его страна опять стала мировым государством, он достоин восхищения, не так ли? А если это так (не думаю, что здесь могут быть принципиальные возражения), то следует согласиться с выводом авторитетного французского политолога Алена Безансона относительно того, что вся Германия смогла «сдать громадный экзамен совести, отречься от того, что в ее истории и мышлении могло подготовить катастрофу».
Вряд ли есть потребность убеждать читателя в том, что настоящее покаяние всегда является тяжелым делом для человеческой души. Эта тяжесть, которую должен преодолеть субъект ради своего исправления, является его искуплением. Немецкий народ, который раскаялся, должен был искупить свой грех — отработать, выстрадать («страдати» на старославянском и означает «тяжело трудиться»), попросить прощение за нанесенный вред. Показательным относительно этого является пример, взятый из учебного пособия для студентов, рассказ о котором звучит и сегодня достаточно актуально и современно. Речь идет о митинге 2 октября 1994 года в Бабьем Яру, посвященном очередной годовщине массовых казней еврейского населения Киева. На нем также выступили монахи из Германии — члены организации «Пути к примирению». В 50-й год после окончания Второй мировой войны — год, еще Библией предназначенный для прощения, — эти люди обратились со словами покаяния ко всем народам, пострадавшим от немецко-фашистского нашествия. «Мы осознаем и признаем свою вину, — было сказано в их обращении, обнародованном в Бабьем Яру, как и в других подобных трагических местах. — Германия за двенадцать лет господства нацистов и шесть лет войны причинила скорбь большому количеству людей. Мы хотели бы от своего имени и от имени тех, кто этого уже не может сделать, попросить Бога простить нас, разбить оковы вины и разрушительной идеологии, опять явить милость нам» (См.: Малахов В. А. Этика: Курс лекций. — К.: Лыбидь, 2006. — С. 241). Разве этот факт из книги известного киевского философа убедительно не свидетельствует о том, каким тяжелым грузом лежит этот грех на душе немецкого народа, на его моральном самосознании? Не нужно прилагать усилия, чтобы увидеть в этом раскаянии, во-первых, признание своей ответственности за нанесенный во время войны огромный вред многим людям; во-вторых, обусловленный работой совести акт морального самоочищения.
Да, чувство личной вины за общее преступление — это могучий моральный двигатель общества, и мера внутренней готовности к покаянию является мерой морального выздоровления от тяжелой болезни конформизма и тупого безразличия. Мы еще не поднялись именно к такому пониманию поставленной проблемы. Хотя проблема покаяния появилась в нашей культуре с особой остротой в силу известных обстоятельств обретения Украиной независимости, трансформации общественной жизни. Без преувеличения можно сказать, что «горючего материала» для покаяния накопилось более чем достаточно. Ведь СССР и КПСС ушли из истории нераскаявшимися, оставив в наследство потомкам, помимо всего прочего, и свои моральные долги. Опять ссылаюсь на весьма поучительный доклад Мирослава Мариновича. Анализируя важный аспект моральной ответственности на постсоветском пространстве, он призывает поразмыслить над таким редко обсуждаемым аспектом нераскаянности за преступления коммунизма:
«То, что все народы чувствуют себя жертвами, а не виновниками коммунизма, является реальностью, с которой мы должны считаться. Однако правильно ли понимают народы права и обязанности жертвы?..
Огласить обвинительный приговор коммунизму — это лишь половина дела. Как напомнил нам четвертый генеральный секретарь Всемирного совета церквей Эмиль Кастро, «жертва не только получает реституцию. Она владеет ключом к реальному и фундаментальному примирению...». Ведь только она, жертва, может простить — преступник этого не может сделать по определению.
Это большая моральная ответственность, без которой не может быть настоящего примирения. Поэтому народы легко признали себя жертвами, чтобы обвинять. Так ли легко они подтвердят свой статус жертвы тем, что простят?» (Там же).
Согласимся, над этими словами уважаемого правозащитника следует серьезно задуматься. Они дают возможность глубже осмыслить проблемы, о которых идет речь в этой статье. Я обстоятельно останавливаюсь на этих вопросах с тем, чтобы показать, какую моральную ценность и внутренний смысл приобретает покаяние для человека, которое никому не может быть навязано, это акт добровольный. Конечно, чтобы принять на себя обязанность покаяния за свой народ, необходимо духовное мужество. Но такой труд души никогда не бывает напрасным: он снимает напряжение злой памяти, ликвидирует зародышей возможных недоразумений и конфликтов, способствует согласию в обществе, обогащению его духовного, гуманистического потенциала. Мы совершили непоправимую ошибку, чтобы попробовать покаяние как феномен человеческого бытия отбросить прочь.
Итак, все это, по нашему мнению, желательно учитывать, формируя мировоззренческие ценности новой Украины. Полностью допускаю критическое отношение к такой позиции. Кое-кто не согласится с ней. Возможно, таких будет много. Но это хорошо. Главное — не молчать. Давайте дискутировать и вместе искать ответ на эти болезненные вопросы.
