Сегодня в Варшаве начинается двухдневная конференция, на которой запланировано принятие решения об участии воинских подразделений разных стран в стабилизационных силах в Ираке. Почти 20 стран претендуют на участие. Существует возможность для присутствия в Ираке и Украины (в частности, на Варшавскую конференцию должна прибыть украинская делегация). В самой Украине, как нетрудно предвидеть, тема участия украинского воинского подразделения в силах стабилизации станет предметом дискуссий. А завтра исполняется ровно год, как секретарь Совета национальной безопасности и обороны Евгений Марчук сообщил о принятом на СНБОУ решении относительно начала процесса, конечной целью которого является вступление Украины в НАТО. В течение прошлого года реализация «евроатлантического» решения Совета нацбезопасности сопровождалась как многими трудностями, так и прорывами. Хотя поводов для интервью с секретарем СНБОУ Евгением МАРЧУКОМ сегодня существует намного больше, мы ограничились двумя — Ирак и НАТО.
ИРАКСКИЙ ИНТЕРЕС УКРАИНЫ
— Вы первым из представителей власти высказались за участие Украины в стабилизационных силах в Ираке. Какие аргументы существуют в пользу такого решения? Почему парламент, налогоплательщики должны его поддержать?
— На прошлой неделе Владимир Путин сказал, что СНГ — сфера стратегических интересов России. И это воспринимается нормально. Однако у меня возникает вопрос: а Россия является сферой стратегических интересов Украины? Да. Я веду к тому, что переход на новое геополитическое мышление в Украине должен сломать множество стереотипов. Прежде всего тот, будто у Украины нет стратегических интересов за своими границами. Могу сейчас обосновать, почему Ирак входит в зону стратегических интересов Украины. Прежде всего, Ирак — вторая в мире по объемам разведанных запасов нефти страна. Во-вторых: сейчас зарождается новый Ирак, зарождается новая руководящая элита Ирака. Помочь Ираку именно сейчас — это хороший капитал для наших будущих двухсторонних отношений. В-третьих: Ирак — это вызов традиционному, инерционному мышлению относительно украинской роли в мировой политике. В иракской ситуации на сегодня нет стандартной схемы принятия решений: нет резолюции Совета Безопасности ООН, отсутствует постоянное законное правительство в этой стране. Будущий Ирак может стать долговременным партнером Украины в сфере энергоснабжения, в сотрудничестве в других секторах экономики. Стоит напомнить, что украинско-иракский товарооборот составлял более $300 млн. Стоит ли нам терять такого партнера? Должны ли внутренние псевдопатриотические аргументы возобладать в этой ситуации? Убежден, что Украина не должна поддаваться подобным настроениям. Именно при таком мышлении Украина может стать активным субъектом международной жизни. Иракская ситуация — это иной опыт, чем, например, опыт Косово. Это большая школа для нашей дипломатии, для политического руководства, для элиты, политического актива страны, лидеров партий. В какой-то мере здесь показательно изменение позиций отдельных политических деятелей относительно отправки РХБ-батальона в Кувейт — со стороны некоторых лидеров Компартии Украины. (В прошлую пятницу один из лидеров КПУ Георгий Крючков в эфире радио «Свобода» признал решение об отправке РХБ-батальона в Кувейт оправданным. — Ред. ) Помните, какая была агрессия в парламенте против этого решения? Прошло всего два месяца, а политики, критиковавшие отправку батальона, сегодня говорят о позитивных результатах этого шага. Поэтому должны ли мы следовать популистским аргументам, срок жизни которых равен двум месяцам? Существует также военная составляющая. Опыт, который приобретут наши военные в случае принятия окончательного консолидированного решения, будет отличаться от опыта, приобретенного украинскими миротворцами в Сьерра- Леоне или в Косово.
Я имею в виду один существенный нюанс. Среди функций стабилизационных сил — если в них примет участие, предположим, наша бригада — предусматривается работа с населением, руководителями на местном, региональном, центральном уровне. Украинская структура полгода или год имела бы легитимную возможность, кроме всего прочего, еще и выйти на контакт с новыми людьми, которые на разных уровнях и на разных этапах будут в Ираке decision makers — теми, кто будет принимать решения. Такие возможности очень дорогого стоят. Если Украины там не будет, наши дипломаты, условно говоря, десятки лет будут добиваться того результата, который был бы за полгода работы при условии участия в силах стабилизации. И наконец, участие в стабилизационных силах — это расширение доверия со стороны серьезных партнеров в НАТО и США.
Ибо сфера деятельности, механизм сотрудничества в стабилизационных силах потребуют широкой компетенции со стороны военачальников. Это будет капитал, который закрепится в личностных, служебных отношениях между военными среднего уровня. Ведь в Ирак пойдет подразделение молодых людей — контрактники, офицеры среднего уровня и молодые командиры, то есть перспективные люди в украинской армии. Другие партнеры — а это военные современных армий из 15—20 стран — будут приблизительно такого же возраста. Контакты и умение работать с партнерами в кризисной ситуации, демонстрируя друг другу доверие, впоследствии сформируются в феномен, присущий любым военным любых стран, если они проходят через тяжелые испытания, в то, что называется friends in arms — братья по оружию. Это то, что никогда не выветривается.
— То есть участие в стабилизационных силах — это площадка для развития связей со стратегически важной страной, где будут нарабатываться новейшие технологии дипломатии и политики безопасности. Но в одном из недавних интервью вы говорили, что существует целая очередь стран, которые стремятся присутствовать в Ираке. Какая по счету в этой очереди Украина?
— Мы не в очереди, потому что пока нет принятого решения. Украина, скорее, в качестве наблюдателя. На сегодня около 20-и стран уже выразили желание участвовать в силах стабилизации: часть из них уже прошла внутреннюю политико- правовую процедуру (в частности, Польша), часть пока что проходит. Почти все наши западные соседи официально заявили, что будут участвовать. Украина была приглашена в конце апреля на конференцию в Лондоне в качестве наблюдателя. Там нам предложили участвовать в силах стабилизации. Украина должна определиться. Действительно, есть ряд сложных процедур, связанных с внутренним законодательством. Кое-кого такое положение дел пугает и создает впечатление, будто выхода из этого нет. Нужно, с одной стороны, дождаться решения Совета Безопасности ООН. С другой, мы должны посмотреть, каким будет будущее правительство Ирака. В целом же процедура мало чем отличается от той, которую Украина прошла, отправляя батальон в Кувейт (решение СНБОУ — Указ Президента — одобрение Верховной Радой).
БЫСТРОТА РЕАКЦИИ
— А какой тут ресурс времени у Украины? Когда может рассматриваться это решение на заседании Совета национальной безопасности и обороны, а потом поступить в парламент?
— Ресурс времени небольшой. Он ограничен, с одной стороны, летними парламентскими каникулами, а с другой стороны, — определенными крайними сроками (в середине июня должны быть готовы военные подразделения страны, которая согласилась участвовать в силах стабилизации, а в середине или конце июля они должны быть передислоцированы к месту несения службы).
— Значит, до середины июня все политические и юридические решения должны быть приняты?
— Да. Хотя для Украины, возможно, несколько позже. Наш батальон в Кувейте, и не нужно делать из Украины 60— 70 рейсов для передислокации в Ирак. При принятии решения передислокация части будет проведена очень быстро. Весь батальон, очевидно, не будет задействован. Сейчас идет экспертная обработка всех международно-правовых аспектов. Однако в целом ресурс времени у нас небольшой.
— Известно ли, какое именно это будет подразделение?
— Мы можем быть представлены в виде бригады со штабным подразделением и двумя батальонами. Профиль таких подразделений будет предлагать каждое государство. В Украине имеются, например, опытные специалисты по разминированию. Могут быть мотопехотные подразделения. Ведь одним из видов деятельности сил стабилизации будет охрана жизненно важных и стратегических объектов: энергетика, мосты, крупные предприятия, системы коммуникации, водообеспечения, нефтяные месторождения. Можно однозначно сказать, что не будут направляться полицейские силы. Параллельно будет проходить формирование вооруженных сил Ирака — тут мы также можем участвовать.
— Почему речь идет об участии именно в будущем польском секторе в Ираке? Может создаться такое впечатление, будто Запад формирует украинско-польский тандем с доминирующей ролью Польши, а Украине при этом отводится роль субподрядчика...
— Во-первых, нужно дождаться итогов конференции в Варшаве. Во-вторых, не следует утрировать вопрос относительно каждого сектора, поскольку в каждом из них могут присутствовать подразделения вооруженных сил из разных государств. То есть речь идет о возглавляемых Польшей, США или Британией многонациональных силах. Участие в польском секторе — еще не окончательное решение. Это может быть также британский или американский секторы. Но дело в том, что только Польша пока что однозначно высказалась о возможности участия украинских подразделений в своем секторе. Польша — довольно опытная страна, важный партнер Соединенных Штатов (они участвовали в свержении режима Саддама Хусейна), член НАТО. Нужно учитывать также языковую совместимость. Кроме того, украинские и польские военные уже имеют успешный опыт совместной службы в Косово, опыт Укрполбата.
— Таким образом, вероятно участие Украины, скажем, в британском секторе?
— Пока что никто этого не может сказать. Сначала нужно дождаться принятия многих решений всеми сторонами.
— Вы уже упоминали о трансформации позиции некоторых коммунистов относительно отправки нашего батальона в Кувейт. Но есть еще внутриполитическая конъюнктура у нелевой оппозиции. Участие Украины в силах стабилизации — это существенный фактор улучшения отношений с Западом в целом, с Соединенными Штатами, с НАТО, в частности. И, с точки зрения политической конъюнктуры, им это невыгодно. Может ли оппозиция сейчас подняться над этой конъюнктурой? Посмотреть на ситуацию с точки зрения государственной перспективы?
— Хотелось бы. Ибо решение об отправке батальона в Кувейт и решение о возможном участии в стабилизационных силах будут иметь огромное значение для будущего Украины. То, что, например, более половины членов фракции «Наша Украина» не поддержали «кувейтское» решение, свидетельствует о том, что правая оппозиция не смогла... Здесь объяснения могут быть разными. Не хочу гипотетически что-то предполагать. Думаю, что основным мотивом здесь является только то, что это предлагает власть, что это инициатива и решение Кучмы. Ну а чтобы насолить Кучме, давайте так себя поведем... Это та старая логика, внутренняя конъюнктура, которая не дает возможности посмотреть на 10—15 лет вперед. Это непростое дело для человека — психологически вырваться из сегодняшнего дня, подняться на 5 километров вверх, переметиться на 10 лет вперед и оттуда посмотреть на нашу нынешнюю ситуацию. К сожалению, это наша действительность, и боюсь, что она будет срабатывать при принятии решения о нашем участии в стабилизационных силах. Я уже приводил пример двухмесячной «живучести» аргументов со стороны отдельных коммунистов. То же самое касается двухмесячного невидения перспективы «Нашей Украиной». Да, решение, возможно, ослабляло бы критичность оппозиции в отношении Президента, и могли бы быть разные спекуляции, но это аргументация уровня «мелкой философии на глубоких местах»...
— Отправка РХБ-батальона в Кувейт действительно улучшила наши отношения с Западом, с Соединенными Штатами. Однако как насчет «старой Европы» и России? Каков будет эффект нашего участия в стабилизационных силах в Ираке в отношениях с другими стратегическими партнерами?
— Такой эффект нужно учитывать, но не включать в логику принятого решения. Расскажу один давний пример, который должен проиллюстрировать ситуацию. Во время одного совещания один из руководителей высшего уровня сказал: «Вы приняли решение, но не учли мою позицию». Ответ был следующим: «Мы учли ваше мнение, но решение приняли другое». То есть учитывать — это не значит подстраиваться под кого-то или что-то, вносить существенные коррективы. В отправке батальона в Кувейт не было ни тогда, ни сейчас ничего, что повредило бы России. Наша и российская позиции сходились в том, что мы не сторонники силового решения проблемы режима Хусейна. Позиции сходились, но затем мы приняли другое решение. Что касается «старой Европы», то здесь также не было проблемы. Вы знаете, что немцы приняли потом решение отправить свой батальон. В возможности участия в силах стабилизации также нет такой опасности. Поскольку довольно быстро меняются подходы и со стороны России и со стороны наших западных партнеров.
— Во время недавнего визита Колина Пауэлла в Москву также создавалось впечатление, что между Россией и США разногласия смягчены...
— Жизнь демонстрирует, что стоять упрямо на позиции двухмесячной давности неразумно. Потому и заметна стремительная эволюция позиции России, Франции, Германии. Могут быть какие-то нюансы, но ситуация очень быстро учит всех. Думаю, что и Франция, и Германия существенно изменят свои подходы. У нас $300 миллионов товарооборота с Ираком. Мы не хотим их потерять. Французские же и немецкие интересы, не говоря уже о российских, исчисляются величинами значительно большими... Поэтому я думаю, что здесь опасности нет, но нужно быть очень точными и аккуратно высказываться о том, чего мы хотим. Мы же не хотим испортить отношения — и это было бы неразумно — ни со Штатами, ни с Россией, ни с Германией, ни с Францией. Но наш стратегический интерес в Ираке довольно сильный, и мы должны, если нужно, маневрировать как угодно. Проводить переговоры с одними, третьими, пятыми, если нужно, — шестыми, объяснять нашу позицию, пределы нашего возможного участия и так далее. Это будет оправданно.
— Какие вопросы из тех, которые будут подниматься на Варшавской конференции 22 мая, наиболее актуальны для Украины?
— Вопросов сейчас больше, чем ответов. Кроме правовой базы, существует вопрос финансирования: как, какие виды, объемы и так далее. Вопросы иммунитета, безопасности наших военнослужащих. Будет ли у нас свое представительство в центральном командовании стабилизационных сил? Мы этого хотим. Как будут осуществляться наши контакты с иракской временной администрацией? Сейчас параллельно идут переговоры и с поляками, и с американцами. Поэтому многое проясняется.
— Следовательно, ситуация очень динамична?
— Она экзаменует всех на умение работать в многослойной действительности, где происходит много процессов, порой идущих навстречу друг другу, даже друг друга блокирующих. В принципе, Ирак — это прецедент с точки зрения и международного права, и политики безопасности.
ФОРМАЛИЗАЦИЯ СМЕЛОСТИ: ГОД СПУСТЯ
— Год назад вы объявили о решении Совета нацбезопасности о начале процесса, конечной целью которого является интеграция в НАТО. Тогда многие аналитики, эксперты, журналисты восприняли это как конец многовекторности. Правда, потом появилась идея Единого экономического пространства, получила продолжение тема ЕврАзЭС. С чем мы все-таки имеем дело: с окончанием многовекторности или с ее новым изданием?
— Здесь, думаю, важно сказать, что одновременно с нами изменила свою позицию и Россия. Разница в пределах одного дня — Римский саммит, Совет Россия — НАТО и заседание СНБОУ. Украина опередила первое мероприятие на один день. Сейчас можно сказать: многим наше заседание показалось как будто несколько поспешным...
— А для многих — запоздавшим...
— Это другая тема. Но, действительно, так совпало по времени. На саммите в Риме была сформирована двадцатка НАТО — Россия. Украина 23 мая принимает новую стратегию, конечной целью которой является вступление в НАТО. А что касается многовекторности, то я бы не сказал, что была выписана в каких-то инструкциях определенная линия. Ее не было. Ведь параллельно с развитием отношений и с Россией, и в рамках СНГ мы активно работали на направлении сотрудничества с НАТО. Вспомните Хартию об особом партнерстве с НАТО, принятую в 1997 году. Только Украина имеет особое партнерство с НАТО. То есть в этом потоке многовекторности было серьезное течение, евроатлантический мейнстрим. Отношения же с НАТО развивались и до 23 мая прошлого года. Тут я бы сказал, что произошло узаконивание, формализация нашей смелости в определении конечных целей. Ведь Хартия об особом партнерстве — тоже очень активная форма сотрудничества с НАТО.
— Когда это решение было обнародовано, со стороны оппозиционных экспертов и политиков было много скепсиса: якобы это момент игры с Западом, который в первую очередь ставит целью решить проблемы, возникшие у власти в отношениях с Соединенными Штатами. Мы помним, что в разгар «кассетного скандала», когда, откровенно говоря, была очень серьезная проблема восприятия части украинской власти в Вашингтоне и отношения были почти на нуле, вы были в Соединенных Штатах и участвовали в слушаниях Конгресса. Недавно у вас состоялась встреча с Кондолиззой Райс, была фраза Дональда Рамсфельда: «Благодарим вас за то, что вы были с нами в тяжелое время». Была совсем другая температура контактов. Что произошло в этот отрезок времени — от тех слушаний в Конгрессе и сейчас, когда состоялась конференция в Вашингтоне? Как бы вы прокомментировали изменение «атмосферного давления, температуры, направления ветра» в отношениях с США?
— В первую очередь нужно подчеркнуть, что тот, кто знает, что такое НАТО; тот, кто знает новую технологию присоединения к НАТО, не высказывал подобного мнения о решении СНБОУ: якобы это было конъюнктурное решение, игра, за которой ничего не стоит. НАТО — очень серьезный партнер. Если мы будем опаздывать с реализацией взятых на себя обязательств, то, действительно, может возникнуть подозрение, что наше решение потребовалось на внутриполитической конъюнктурной кухне. Слава Богу, этого не случилось. Хотя и с «хрустом», не без проблем, но мы начали работать. Как вы знаете, после 23 мая был саммит Украина — НАТО в Киеве с участием Джорджа Робертсона и всех послов НАТО. Мы знали, что через месяц с небольшим профессионалы высшего уровня приедут в Киев, и для них станет абсолютно понятно, то ли это конъюнктурная политическая акция, то ли реальное дело с теми людьми, которые знают, что такое вступление в НАТО в Украине. Я был инициатором отправки письма всем губернаторам с объяснением, аргументацией, почему было принято такое решение СНБОУ. Это письмо было довольно развернутое. В исполнительной власти далеко не все понимали, что это серьезно. Я скажу еще больше: в некоторых правительственных структурах не все понимали, какой тяжелый кусок проблем придется решать. Мы продемонстрировали политическое решение 23 мая. Затем в Праге в ноябре прошлого года состоялось одобрение Плана действий и Целевого плана. Несмотря на политические негативы, существовавшие вокруг Пражского саммита в связи с известными обстоятельствами, все-таки было продемонстрировано, что мы настроены серьезно. Когда возникла некоторая пауза в сотрудничестве с НАТО из-за смены правительства, я, кажется, в январе вынужден был сказать, что замедление сразу вызывает вопросы и у наших партнеров по НАТО, и в штаб-квартире в Брюсселе. Это может быть наихудшим для Украины. Когда было сформировано правительство Януковича, Джордж Робертсон прислал письмо с некоторыми замечаниями. Потом заработал Национальный центр по евроатлантической интеграции, Государственный Совет по европейской и евроатлантической интеграции. То есть были даны импульсы — организационные, практические.
— Прошел почти год: где наиболее существенные достижения и пробелы в евроатлантической интеграции?
— За первый квартал 2003 года наша работа оценена положительно. Есть прогресс по всем направлениям, но есть еще очень огромный простор для работы. Можно сказать, что, с точки зрения правового обеспечения, есть существенный прогресс: и в оборонной сфере, и в сфере гуманитарной. Закон об основах национальной безопасности прошел первое чтение в парламенте и готов ко второму чтению. Закон о гражданском контроле над оборонной сферой, Закон о борьбе с терроризмом, Закон о пограничной службе, комплекс дополнений к Законам по борьбе с отмыванием денег — приняты. Проходят постоянные консультации, встречи. Есть некоторые плюсы в сфере оборонной реформы. Дошла очередь до структурной перестройки Министерства обороны. Но самое сложное впереди, можно сказать, самое-самое сложное. Это военная доктрина, изменение структуры, численности всей оборонной сферы, это модернизация вооружений. Наиболее сложными для нас моментами будут: приведение оборонной структуры в соответствие с экономическими возможностями и создание современной мобильной, совместимой с европейскими оборонной структуры под жестким гражданским контролем, в соответствии с возможностями экономики.
— Это предусматривает сокращение командных, генеральских должностей?
— Да, конечно.
— Отсюда и проистекает сложность?
— Сложность в том, что сокращение армии с элементами реформирования требует довольно серьезных финансов. Финансовые плюсы от сокращения проявятся через 3, 5 или больше лет. Чтобы уволить военнослужащего, нужно многое для него сделать, и только так должно быть. Жилье, гарантии, выплаты и многое другое. С другой стороны, например, высвобождение городков, утилизация боеприпасов... Полтора миллиона единиц легких вооружений, которые нужно утилизировать; сотни тысяч тонн боеприпасов, которые также нужно утилизировать. То есть сложность будет заключаться главным образом в финансировании программы реформирования вооруженных сил.
«МИННОЕ ПОЛЕ»
— Отсюда следует, что на пути в НАТО по большинству направлений — прогресс. А как насчет поддержки населения? Не получится ли так, что Украина полностью достигнет стандартов НАТО, но на референдуме население проголосует против вступления в Альянс? На этом направлении ведется работа?
— Да, эта проблема существует. Она была во всех странах, проходивших путь, который сейчас проходим мы. И тут есть довольно большая амплитуда колебаний. Вы помните, как резко упала поддержка населением евроатлантической интеграции во время Балканского кризиса. Здесь нужно исходить из того, что никто не пойдет на формализованное принятие решения о присоединении Украины к НАТО (в первую очередь, НАТО не пойдет), если у нас не будет поддержки населения более 50%. Этот процесс, к сожалению, не автоматический. У нас было позитивное движение в прошлом году. Потом в силу различных обстоятельств поддержка уменьшилась. Сегодня мы не можем сказать, что у нас очень сильная позитивная динамика общественного мнения относительно НАТО. Это очень большая проблема для власти. Сегодня у нас еще мало негосударственных общественных организаций, которые на хорошем языке, с хорошей аргументацией разъясняют, почему нам выгодно идти в направлении сотрудничества с НАТО. Это для власти огромный сектор и большая проблема, и я думаю, что очень быстро это встанет перед нами как серьезный недостаток. У нас есть очень серьезный обнадеживающий момент. Он заключается в том, что есть стабильный процент людей, которые уже почти не изменят своего негативного отношения к НАТО. Это связано с возрастом. Ежегодно во взрослую жизнь входит новое поколение, без тенденциозности воспринимающее Альянс. Поэтому житейская ситуация вроде бы нам помогает, но вместе с тем рассчитывать, что все это произойдет естественным путем, что мы выйдем за 50%, нельзя. Сегодня мы не можем сказать, что нам удалось существенно динамизировать общественное мнение в позитивном направлении.
— А у власти есть понимание этой проблемы?
— За всю власть мне трудно говорить...
— Если бы провели референдум по НАТО в исполнительной власти...
— Во власти? (Смеется. — Авт. )
— Кстати, недавно прошли съезды двух ведущих провластных политических сил. Звучали призывы к дружескому отношению к России, к созданию форпоста такого отношения. На другом съезде поставили вопрос о двойном гражданстве с Россией. Как это все согласуется с евроатлантическим курсом?
— Дело в том, что ряд политических партий и их идеологи еще работают в режиме старой инерции: якобы подыгрывая России, можно рассчитывать на ее эффективную поддержку на выборах. Я считаю это неправильным. Помните, как один из довольно высоких функционеров России поддержал блок «За единую Украину» публично? Чем это закончилось для этой политической силы?
— Кажется, мизерным процентом на Западе Украины...
— Не только. Желание потрафить России, ориентированному на Россию населению — это минное поле для наших политиков. Такое же минное поле — идея о двойном гражданстве. Конституцией сегодня четко определен вопрос гражданства. Евроатлантический курс не может быть антироссийским. Рассчитывать на нормальную евроатлантическую интеграцию на малейшем противостоянии с Россией недопустимо. Никто никогда Украину не примет в Европу, если у нее будут осложнения с соседями. С Россией нужно умело и эффективно сотрудничать, а не отвешивать «ритуальные поклоны».
Это отголосок окопной ментальности периода «холодной войны». Думаю, это будет серьезной школой и испытанием для некоторых политиков, которые относительно недавно пришли на верхние этажи политики. Безусловно, любой политик может иметь свою точку зрения на гражданство или язык. Да, политик может рассуждать. Но если политик одновременно является и должностным лицом, то здесь должно быть очень четкое размежевание. Нужно тогда очень точно говорить, поклониться Конституции и сказать: я свято выполняю и буду выполнять Основной Закон, но в то же время у меня есть личное мнение...
ОПТИМИСТИЧЕСКИЙ СЦЕНАРИЙ
— В Украине было очень мало информации о вашей встрече с советником президента США по национальной безопасности Кондолиззой Райс. О чем шел разговор?
— Прежде всего, речь шла о дальнейших возможностях разблокирования украинско-американских отношений. В принципе, можно сказать, что такая возможность появилась. Кондолизза Райс это подтвердила. Доктор Райс подтвердила заинтересованность Вашингтона в восстановлении и усилении динамики отношений Соединенных Штатов с Украиной. Подчеркивалось, что в США понимают: Украина — очень важный игрок в Европе, что без участия Украины европейская стабильность будет проблематичной. Но при этом отмечалось, что и Украине одной непросто будет обеспечить себе безопасность.
— Как можно ускорить процесс интеграции в НАТО? Возможен ли вариант прохождения в Альянс экстерном?
— Мы такой вопрос ставили. Такая постановка правомерна со стороны Украины. Но при одном-единственном условии: если мы будем стремительно продвигаться в выполнении Плана действий и Целевого плана, принятых в Праге. По сути, де-факто План действий — это План действий относительно членства (ПДЧ). Потому что почти все виды деятельности, предусмотренные ПДЧ, есть в Плане действий. Есть база для того, чтобы мы сделали рывок: есть инфраструктура обеспечения, есть нормальное отношение со стороны штаб-квартиры НАТО.
— Посол США Карлос Паскуаль как-то представил условную хронологию, как Украина может интегрироваться в НАТО. Возможна ли подобная хронология от Марчука?
— Прежде всего, здесь не может быть бартера с условиями. В большой политике это не допускается. Здесь можно так: сделать больше, чем планировалось, и тогда предложить бартер: вы же видите, мы ведь сделали, и сделали больше. Теперь мы считаем, что можно ставить другой вопрос. Такой план есть, но я не могу о нем рассказать, поскольку я должностное лицо.
— Конкретных дат не будете называть? На основе своих последних контактов в Лондоне, Вашингтоне ваша оценка или, возможно, прогноз: после прохождения нынешнего этапа отношений с НАТО возможен ли переход к ПДЧ в 2004 году?
— Я думаю, возможен. В 2004 году будет очередной саммит НАТО на высшем уровне. Думаю, там появятся дополнительные требования к будущим членам. Приблизительно за год у нас есть возможность сделать все необходимое, чтобы поставить вопрос о Плане действий относительно членства (ПДЧ). Это не означает, что в 2004 году Украина может быть принята в НАТО, но переход на более высокий уровень отношений реален. К тому же, у нас в 2004 году президентские выборы.
ВНУТРЕННИЕ РИСКИ
— Насколько велик риск изменения евроатлантической составляющей внешней политики Украины после президентских выборов?
— В принципе, такой риск есть. Если произойдет политическая реформа и новый президент будет с другими, чем у нынешнего, полномочиями, будут другие полномочия правительства и условия формирования парламента — тогда такой риск меньше. Если останется так, как сегодня, риск будет, потому что от президента зависит очень много. Президент — глава государства, и это его право принимать решения, касающиеся национальной безопасности. Думаю, что общая тенденция в Украине, политические процессы, политически аккумулированный потенциал поддержки евроатлантического направления в обществе и в политикуме не мал. Но сменится президент — а парламент останется. Нынешний парламент не может быть инициатором по своей политической структуре, не может быть локомотивом движения, ускорения возможного вступления Украины в НАТО. Такова его структура.
— Евгений Кириллович, хотелось бы детальнее относительно вашей встречи с Кондолиззой Райс. Сейчас, кажется, три негативных фактора в отношениях с США — дело Гонгадзе, пленки, «кольчужный скандал» — отложены. Они могут быть реанимированы?
— Могут.
— При каких условиях?
— Я не могу предсказать. Идет большой процесс, а на обочине осталось еще много разного. Возможно, эволюция ситуации вокруг Ирака снимет проблему «Кольчуг». Но пока что, как заявляют в Вашингтоне, вопрос не снят. Кто его может реанимировать, при каких обстоятельствах, захочет ли кто-то это сделать, — сейчас сказать невозможно. Но нужно помнить, что это существует. Позитивное сотрудничество должно перекрыть существовавшие проблемы.
