Очевидно, что правы обе стороны. Ведь по формальному признаку реформы шли вовсю, а по реальному наполнению они не только стояли на месте, но и где- то откатились назад.
Для того, чтобы понять, как такое возможно, прибегнем к аналогии. На своем пути западные миссионеры повстречали племя людоедов и предложили им перейти на европейский стандарт жизни. Племя соглашается и принимает европейские законы и создает соответствующие институты власти, но все это не спасает их от голода. Тогда, улучшая показатели, руководители племени предлагают есть граждан своей страны. Показатели сразу улучшаются, поскольку количество мяса растет, а количество едоков сокращается. Съедение людей идет по процедурам, весьма напоминающим европейское судопроизводство и социальную политику (разумеется, внешне). Тех, кто выступает против каннибализма, называют врагами курса реформ и европейского выбора, а съедение соотечественников неизбежной ценой за европейскую интеграцию. Миссионеры не устают хвалить руководство племени за прилежание, но, оглядываясь на рецепты национальной кухни, продолжают утверждать, что реформы развиты еще не в достаточной мере.
Итак, формально реформы в племени прошли, а реально они и не начинались. Более того, людей едят якобы с согласия мировой общественности. По крайней мере, этот миф поддерживают миссионеры, поскольку им нужно как-то отчитываться за проделанную работу. И ведь нельзя сказать, что они ничего не сделали — племя вовсю общается с западным миром и показатели хорошие (правда, людей почему-то все равно кушают).
Этот карикатурный пример наглядно показывает, как опасно доверять цифрам. Самое интересное, что сводить экономику к математическим показателям стали еще в советские времена. Это утверждение ярко подтверждают события 1933 года. Голодомор на показателях никак не сказался, из цифр получалось, что Украина динамично развивается. При этом непонятно, как правые силы, использующие события 1933 года как политический аргумент, тут же принимают логику своих оппонентов, когда дело касается дня сегодняшнего.
Впрочем, экономика тем и отличается от математики, что не из одних цифр состоит. Даже самая математическая часть экономики — бухгалтерия и та состоит из цифр только наполовину. Важнейшей частью бухгалтерского учета есть распределение средств, т.е. не только, сколько средств переместилось, но и кому и от кого они пошли. Кстати, история не знает ни одного социального волнения произошедшего из-за того, что народ был не согласен с какими- либо показателями. Более того, часто и наличие (отсутствие) тех или иных благ не имело принципиального значения. Основные всплески общественных эмоций всегда вызывало распределение средств. Но с советских времен украинца продолжают кормить цифрами.
Экономические реформы это всегда реформы распределения средств. Если средства распределяются таким образом, что общество в целом выигрывает, то реформы удачные, если нет — страну ждет крах. Анализ Института стратегических исследований наглядно показывает, что правительство Ющенко не только не переломило ситуацию в неравномерном распределении доходов, но и только усилило ее. Таким образом, Кабмин не только не работал против олигархов, а наоборот — создавал им все условия. Ограничить число олигархических групп действительно хотели, но из соображений «чтобы оставшимся жилось хорошо».
Очень настораживает тот факт, что нынешние «рыночники» всегда окутаны некоторой тайной и заняты не столько пропагандой рыночных реформ, сколько рекламой себя лично. Создается имидж этакого интеллектуала, который знает то, что доступно немногим. Обывателю предлагается не столько понять, что предлагает данный объект поклонения, сколько ему верить. Но на слепой вере рынка не построить. Одно дело, когда человек идет играть в рулетку сознательно, отложив некоторую сумму, которой он безболезненно может рискнуть, а другое — когда жертву затащили в казино и кто-то играет на ее сбережения. Второе — явное жульничество, факт которого жертва не всегда осознает (чем больше верит манипулятору, тем меньше осознает), но внешне оба случая выглядят одинаково — человек зашел поиграть в рулетку. А теперь спросим себя откровенно: часто ли призывы к рыночным реформам приводили к экономическим результатам? История знает немало примеров, когда за политическими лозунгами скрывалась глупость и нечистоплотность (иногда и то и другое), но при этом лозунги были совершенно соответствующие моменту. Ситуации типа «шаг вперед, два шага назад» уже встречались в истории.
В реальный рынок нельзя идти безсознательно, исходя из политических симпатий. Именно для этого созданы всевозможные биржи, консалтинговые компании и центры мониторинга. Но даже при наличии такого большого интеллектуального аппарата 100% гарантии никто ни на что не дает. Рынок и существует таким образом, что вечный выигрыш невозможен. Иными словами — за все придется расплатиться. А масштабные вливания в интеллект происходят оттого, что заказчики хотят знать, за что именно следует платить в первую очередь, а каких растрат можно избежать. Таким образом, рыночные реформы и увеличение интеллекта нации два взаимозависимых процесса. Т.е. если народ превращают то в негодующую, то в покорную толпу (в зависимости от потребности сверху), это не рынок. Рынок это всегда выбор между хорошим и очень хорошим (второе, как правило, дороже), а не между плохим и очень плохим.
Впрочем, не стоит делать из рыночных отношений идеал — они хороши только для экономических отношений. Ни один человек не в состоянии вечно жить в рыночных отношениях. Каждый человек появляется в семье, а там отношения отнюдь не рыночные. Свобода выбора в семье ограничена — мы не выбираем ни своих детей, ни своих родителей (ни мужа любимой тетушки). Конечно мы вправе выбрать себе супругу(а), но с одним человеком прибавляется такое количество родственников, что свободный выбор растворяется сам собой. Отношения с родственниками экономическими никак назвать нельзя. В семье самый любимый ребенок не всегда тот, кто в дальнейшем будет составлять ее экономическую основу, а глава семьи не всегда самый умный и самый работящий. Большая часть отношений в семье основана на эмоциях, а не на экономическом расчете. Кроме этого семья старается при всех условиях сохранится и совершенно не склонна к риску. Иными словами, семья — это отношения антирыночные.
В Украине культ семьи очень силен. Это обусловлено тем, что не только при монархических режимах, но и при СССР в отношениях между гражданами главную роль играла община (громада), которая зачастую была выше всех возможных законов. Перераспределение собственности в семье (громаде) почти никогда не бывает экономическим. Лидер тут, как правило, получает контрольный пакет, даже если он понятия не имеет, что с этой собственностью делать, а жульничество и бесхозяйственность покрываются настолько, насколько это возможно. Суд семьи к своим членам значительно мягче, чем суд государства. Поэтому семья старается своих членов государству на суд не отдавать. Следует помнить, что все попытки разрушить общины в Украине, терпели неудачу (в лучшем случае рождали новые общины). Через призму этого, успех рыночных реформ не представляется таким уж скорым и легким. Особенно если громада пытается проводить реформы, а прогрессивный премьер набивается в сыновья президенту.
Но самое важное отличие общинных и рыночных форм организации вовсе не в распределении собственности. Гораздо важнее отношение к людям. В общине ценность человека зависит напрямую от иерархии. Считается, что верховный иерарх ценен сам по себе и только позволяет другим жить возле себя. Предполагается, что вышестоящий человек обладает более высокими достоинствами, чем нижестоящий (именно это и оправдывает его высокое положение). Поэтому вышестоящие постоянно ищут у нижестоящих недостатки, и, находя их, оправдывают сложившуюся иерархию. Более того, они зачастую провоцируют ситуации, когда недостатки подчиненных (явные или мнимые) видны наиболее отчетливо. Рынок подходит к человеку совершенно с другой меркой. Недостатки личности тут никого не интересуют — на них денег не сделаешь. Важны только достоинства. Чем больше достоинства, тем больше дохода из них можно извлечь. Поэтому рынок значительно быстрее проявляет интерес к достоинствам человека, но когда ресурс этих достоинств исчерпывается, то интерес тут же пропадает. Семья и община реагируют на таланты значительно медленнее, но так же медленнее констатируют и отсутствие талантов. Поэтому смена лидеров в любой деятельности при общинных отношениях всегда отстает от реальных потребностей, а при рыночных это происходит даже с опережением. Противники рыночных реформ правы, когда утверждают, что рынок, высосав из личности силы, может выбросить ее на помойку. Поэтому, строя рыночные отношения, нельзя разрушать семью и общину. Задача не только в том, чтобы дать рыночным отношениям работать в экономике, но и в том, чтобы не пустить рыночные отношения туда, где они принесут только вред (например, в социальной сфере). К сожалению, в Украине происходит нечто обратное — в экономике вовсю работают общинные связи, а в социальной политике — сплошной стихийный рынок.
