Соглашение об ассоциации с Европейским Союзом — очередной фригийский колпак, который украинские правители натягивают на себя только для того, чтобы хоть на время успокоить раздражение внутри и снаружи государства. В 1792 году, за месяц до свержения монархии и за полгода до своей казни, Людовик XVI надел фригийский колпак — символ французской бедноты, чтобы хоть как-то задобрить восставший люд. Король был не готов к эпохальным переменам, самодержец не собирался добровольно идти прочь...
Соглашение с ЕС окажется «фригийским колпаком» и для украинского короля, если существенных перемен не произойдет. Нам нужны качественные преобразования. Произойдут ли они без системной перезагрузки, ментального переосмысления, цивилизационного созревания? Ключ к нашим проблемам спрятан намного глубже, чем нам того хотелось бы. Большинство из нас чувствует это, меньшинство — чем дальше, тем чаще обсуждает. У одних от этого отчаяние, а у других — откровенное раздражение.
Нам не было бы сейчас так плохо, если бы главной причиной для сущих проблем был бы только нынешний политический режим. Если метафорически принять его за крышу нашего общественного строения, то вынуждены признать, что аварийное состояние общего жилища разве не от дырявой кровли? В ужасном состоянии и все остальное, на чем она держится. У нас серьезные проблемы с фундаментом, символизирующим наш осознанный прежний национальный опыт, а также со стенами, которые построены из нас с вами — сообщества украинцев.
ГОСПОДСТВО СОБЫТИЯ НАД ИСТОРИЕЙ
Накипь, хлам, грязь... Они сторицей заполнили информационное пространство. Назначение клерков и увольнение второстепенных советников, награждение негодяев и показательное унижение подхалимов, ток-шоу с истериками и имитация серьезных разговоров между дискредитированными лицами, партийные скандальчики и переворотики, тендерная грызня за очередной миллиончик и чернуха в интернете, слив дезы и обсасывание компры; кумовья, братья, сваты, любовницы, любовники и тщеславие — все это доминанта для нашего ежедневного самоанализа. На всем этом формируются наивысшие ожидания и самые глубокие прогнозы. Во всем этом эффектность нашего бытия. Из этого, в конце концов, рождаются мысли и мечты на завтра, последующие годы, а следовательно — и десятилетия. В процесс поглощены не только филистеры, но и уважаемые журналисты, эксперты, художники, научные работники, политики, бизнесмены и даже духовенство.
Пожинаем последствие доминирования формы над содержанием, подмены Истины бутафорской подделкой. В свое время советник Франсуа Миттерана и известный интеллектуал Режис Дебре поставил диагноз такому состоянию социума — медиократия. Он назвал самым темным местом современного общества — голубой экран. Интеллектуальная дискуссия катастрофически примитивизировалась, переместившись на площадки телевизионных ток-шоу.
Нас с вами может успокаивать то, что он говорил это о Франции еще во второй половине ХХ века. Мол, у нас ничего особенного — все то же самое. Чем мы хуже французов? Однако нужно учесть одно принципиальное «но». Печалясь о тогдашней французской современности, Дебре было с чем сравнивать. Эпохе медийного маскульта, начавшейся, по его мнению, в 1968 году, предшествовали периоды расцвета интеллектуальной традиции в университетских аудиториях, а в дальнейшем и в литературных объединениях. Они и поныне остаются фундаментальным опытом для «легкомысленного» медиократического французского общества. По аналогии с ним, интеллектуальную расслабленность могут позволить себе и многие другие нации с длительной и осознанной интеллектуальной традицией. Им есть на что опереться.
Не так давно в частной беседе Виктор Небоженко высказался об украинской то ли инерционности, то ли нецелеустремленной активности приблизительно так: «Понимаешь, у нас нет структурированной интеллектуальной традиции, отсутствует соответствующий опыт». Кстати, разговор состоялся на праздничном приеме по случаю Дня взятия Бастилии, и речь шла о вероятности результативного социального протеста в Украине. Да и в самом деле, откуда взяться этому опыту, такой традиции, если освободившись от многовекового колониального прессинга, мы сразу попали на господствующее во всем мире торжество медиократизма, где форма глумится над содержанием. Неприятность лишь в том, что к этой постинтеллектуальной эпохе едва ли не все наши соседи подошли с намного более крепким фундаментом, чем мы. Уже упоминавшийся Режис Дебре метко подметил: «Событие начинает господствовать там, где нет Истории». В этом смысле украинцы страдают намного больше, чем многие их соседи. У тех Событие пусть и вытесняет на периферию Историю, однако ее пласты уже успели утрамбоваться серьезным базисом.
Это совершенно не значит, что наше прошлое — это чистый лист. Напротив, украинцы прошли сквозь колоссальные метаморфозы побед и трагедий. И что самое главное — подтвердили во время Романтизма свою идентичность, потому что, несмотря на мощное давление метрополий, все же явились в своеобразном реестре наций вместе с другими европейскими народами. В конце ХVIII и на протяжении XIX веков украинцам со сверхпотугами и вопреки запретам таки удалось очертить свою иначесть. Именно в этот период формализовались современные европейские нации. В то же время романтический всплеск раз за разом захлебывался то в запретах, то в репрессиях, то в геноциде. Между тем, наша «официальная» история обрабатывалась и писалась не в Киеве, не во Львове и не в Харькове... Ее фабриковали чужеземцы, и за пределами нашего государства.
ГЕРМЕНЕВТИЧЕСКАЯ ПРОПАСТЬ
Райнгарт Козеллек утверждал, что история сама по себе неразумна, разумен ее анализ. Этими словами он вторил своему учителю Гансу-Георгу Гадамеру, который, в свою очередь, говорил, что главным в познании истории является ее «понимание». Оба были представителями философской герменевтики. Согласно суждениям того же Козеллека, герменевтика ищет истину между тем, как все происходило на самом деле, и тем, как это было описано современниками. Можно сказать абсолютно точно: украинцы — нация герменевтической пропасти. Пока нашу историю писали захватчики, мы были лишены полноценной возможности поиска Истины в собственной истории, а следовательно, и формирования смысла своего будущего. Многообразная эмпирика бытия наших предков, пережитые ими достижения и потери не превращались в опыт для их потомков. Украинцы были лишены возможности осмысливать, как это делали другие. Именно это и можем считать утраченной интеллектуальной традицией. Точно в интервью «Украинской правде» об этом недавно сказал известный литературный критик Эдвард Навотка, подчеркнув: «Украина никак не начнет рассказывать собственную историю». Очевидно, он имел в виду рассказы и о прошлом, и о настоящем, и о будущем.
Все указанное свидетельствует об острой необходимости наверстывания утраченного национального дискурса. Подчеркнем, именно дискурса, а не дискуссии, потому что она является лишь одной его составляющей. Дискурс — это практика постоянной интериоризации, то есть воссоздания общего опыта. Опыт же является осмыслением нашего коллективного бытия. Бытия прошлого, сегодняшнего или завтрашнего. Задумываясь о своей экзистенции и постоянно отражая общий национальный опыт в языке, обычаях, оценках, поступках или целях, мы все время наполняем наше сообщество смыслом.
Читатель риторически заметит: «А разве мы не боремся за язык, не восстанавливаем традицию, не пытаемся контролировать власть или не отстаиваем свободу слова?» Все это так, но в нашем дискурсе господствует Событие, то есть хаотичность, случайность, обыденность, поверхностность, «сегодняшний день», тактика, а не стратегия. Общественные контролеры преимущественно мониторят последствия, но не могут или не хотят добраться до причины. При нынешних обстоятельствах их деятельность часто эффектна, но далеко не всегда эффективна. Большинство оппозиционных политиков не мыслят себя в качественно иной политической плоскости. Они готовы бороться с властью, но ни за что не разрушат нынешнюю систему координат. Им даже страшно представить, что политика утратит бизнес-смысл. Наши писатели пишут прекрасные книги, успешно борются за европейские премии, но только эпизодически выражают свое «фе» относительно того, с чем живут в Украине. Телевизионщики пытаются позиционировать политические ток-шоу как серьезную дискуссию. На самом же деле для них это такое же реалити-шоу, как и «Дом-2» или «Фабрика звезд». Все это потребляет простой народ, усваивает и обобщает. Одним словом, получает ошибочные предпосылки и делает такие же выводы.
В Украине происходит имитация национального интеллектуального дискурса, ему не хватает структурированности, масштаба, глубины. «Легкомыслие» как интеллектуальный тренд может себе позволить кто угодно, но не мы. В отличие от многих других, у нас большой балласт непереваренного опыта. Нам нужно наверстать упущенное, а возможно, и украденное.
УКРАИНСКИЕ «ДЕКАДЫ ПОНТИНЬИ»
Анри Бергсон доказывал, что правильная постановка проблемы — это почти ее решение. Что ж, украинская интеллектуальная элита должна наконец выйти из катакомб, перестать довольствоваться диогеновским аскетизмом. Замкнутая ячейка для духовных рефлексий. Прагматичным размышлениям нужен свежий ветер, то есть резвое обсуждение. Всякая действительно Великая революция невозможна без своего Просветительства...
Нам не хватает украинских «декад Понтиньи», некоего интеллектуального Давоса. В свое время французский писатель Поль Дежарден приобрел аббатство Понтиньи и стал организовывать там десятидневки философских и литературных диспутов. Каждое лето в свободной и непринужденной обстановке лучшие европейские интеллектуалы обсуждали не только важные философские или литературные, но и социальные и политические проблемы. На этих декадах формировался студент Сартр, их имел честь посещать Николай Бердяев. Это был настоящий салон, далеко не для всех желающих. Здесь лучшие из лучших формировали повестку дня для мыслящей части Европы.
Нам нужно точно такое же место интеллектуального паломничества. Этот формат никоим образом нельзя подменить Ялтинской конференцией YES, которая, несмотря на свою важность, таки отдает гламуром светской тусовки. Что-то желаемое закладывалось в «Перше Грудня», но все вышло как-то слишком робко и под слишком разительным светом софитов.
Украинские «декады Понтиньи» должны быть такими же интеллектуальными, камерными и контргламурными, как те французские в первой половине ХХ века. Мыслящие украинцы должны с надеждой ждать и верой воспринимать выводы дискуссий, которые здесь будут вестись. Именно здесь должна формироваться повестка дня для национального дискурса, именно здесь должны правильно формулироваться проблемы, а следовательно, и варианты их развязки. Именно эта среда могла бы вывести на гребень волны нового национального лидера.
Семантические ассоциации, интуиция и сумма других факторов подсказывают мне, что такую дискуссионную площадку можно было бы организовать, например, на базе Украинского католического университета. Хотя это могла бы быть и Могилянка или любое другое место, которое вдохновляло бы на поиск украинской национальной Истины.
Пусть даже какой-то скептик и скажет, что с нас хватит говорильни. Возражу — это не так. Наш системный кризис именно в том, что продуктивной говорильни у нас было слишком мало. В то время как другие имели роскошь философствовать, наши предки занимались чем угодно, но не этим. Выживали, существовали, копались, воспевали, оплакивали, но не философствовали. На склоне своих лет в прекрасном интервью журналу «Шпигель» Мартин Хайдеггер доказывает, насколько экзистенционно важными являются обычные, казалось бы, размышления или философствования. Они далеко не всегда наталкивают на точный рецепт спасения, однако совершенствуют наше мировосприятие, нас, наши действия. «Декады Понтиньи» собирались на протяжении многих десятилетий. Сам процесс имел не меньшее, а может, и большее значение, чем результаты этих собраний.
