Антикризисная коалиция в Верховной Раде, вопреки прогнозам многочисленных скептиков, демонстрирует раз за разом свою сплоченность и полное отсутствие каких-либо признаков своего «неминуемого распада». Возникает закономерный вопрос: что же все-таки является базисом объединения столь разных на первый взгляд политических сил? Ведь в антикризисной коалиции слились воедино политические апологеты крупного капитала и его, казалось бы, непримиримые противники в лице коммунистов и социалистов.
Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо совершить экскурс в наше не столь отдаленное прошлое. Во время формирования СССР Украина, судя по высказываниям большевистских лидеров, была главным условием его существования. Во времена советской сверхдержавы УССР стала ее оплотом. И даже сегодня, когда Россия, казалось бы, восстановила свое былое могущество на международной арене и без нас, благодаря своей монополии на энергоресурсы, она не мыслит себя без Украины.
Тут следует напомнить и то, что в начале прошлого столетия украинцы во всей Российской империи имели в своем абсолютном большинстве четкое национальное самосознание и свою воистину национальную интеллигенцию. И если бы тогда у нас была к тому же и качественная национальная элита, которую имели Польша, Финляндия и страны Балтии, то, скорее всего, Украина сегодня была бы в их компании...
Но история, как известно, не приемлет сослагательного наклонения. Общность религии, схожесть языков и откачивание на протяжении двух с половиной столетий интеллектуальных сливок в Москву и Санкт-Петербург сделали свое дело. Но даже без своих, соответствующих требованиям времени, государственников Украина была поначалу большой головной болью для большевистской империи. Украинские селяне никоим образом не соответствовали по своему менталитету социалистическим формам ведения сельского хозяйства, многочисленные «батьки» вели непримиримую вооруженную борьбу с советской властью вплоть до начала 30-х годов прошлого столетия. Все это привело к тому, что даже «кремлевский горец» в беседе с одним из своих сатрапов был вынужден в несвойственном для него меланхолическом тоне заметить: «Украину мы потеряем».
Эта потеря для большевиков означала бы конец их властвования на одной шестой части земной суши, и допустить этого они, естественно, не могли. Именно с этой целью они выселили более миллиона самых предприимчивых украинских селян на север империи. Именно поэтому большевики под видом коллективизации организовали невиданный в истории человечества геноцид голодом украинцев по всей империи, в результате которого самой страшной из всех смертей погибли до десяти миллионов человек. Затем была уничтожена практически вся украинская интеллигенция, проведена тотальная чистка в КПУ, свернута украинизация, и главная проблема империи таким образом была решена.
Вместо выселенных и заморенных голодом украинских селян завозили крестьян из России. Вместо украинской интеллигенции была воспитана своя, советская. Вместо украинских коммунистов у власти встали уже коммунисты советские. Но и после всего этого главной идеологической парадигмой для режима в УССР оставался национальный вопрос. Специально для украинцев серые кардиналы от КПСС придумали нелепое: «украинский буржуазный национализм». Украинские диссиденты получали самые большие сроки во всем СССР, и в системе ГУЛАГа их было больше, чем всех представителей других «братских народов».
В этих условиях в УССР была сформирована лишенная каких-либо национальных сантиментов партийно-хозяйственная элита, которая, по большому счету, до сих пор находится при власти в нашей стране. В отличие от нее украинские диссиденты на заре нашей независимости имели за своими плечами большой опыт работы сторожами, дворниками и истопниками и, исходя из этого, в принципе не могли составить политической конкуренции партийно-советской номенклатуре.
Весьма характерны и результаты голосования во втором туре первых президентских выборов в независимой Украине. За Вячеслава Чорновила тогда проголосовали 25% избирателей, в то время как за Леонида Кравчука — 75%. Это свидетельство того, что в нашей стране тогда была четверть проукраински настроенных избирателей и три четверти избирателей с советской ментальностью, то есть людей, настроенных пророссийски. Вот это и стало тем главным идеологическим водоразделом в украинском политикуме, который и определил идеологическое противостояние в нашем обществе до нынешнего времени. Таким образом, ментальный раскол украинцев, спродуцированный в свое время идеологами соседней страны, и сегодня остается тем троянским конем, при помощи которого эта страна надеется вернуть Украину в свою империю.
Исходя из этого, можно вполне предположить, что и некоторые украинские политпартии были инспирированы в Москве. Ведь та же КПУ куда более настойчиво и последовательно защищает интересы России в Украине, чем интересы украинских трудящихся. В самом деле, проблемы второго государственного языка, недопущения интеграции Украины в европейские структуры волнуют наших коммунистов значительно больше, чем социальные проблемы украинцев в эпоху первоначального накопления капитала.
Тот же самый перекос в сторону языковой проблемы и внешней политики наблюдается и у Партии регионов, и лишь у СПУ эти два блока в ее политической деятельности более или менее сбалансированы. Однако в вопросах языковой и внешней политики у этих партий просматривается четкая пророссийская позиция, являющаяся основой их коалиции.
Что же касается проукраинских политических сил, то здесь тоже не все так просто, как кажется на первый взгляд. Отсутствие финансовой базы, опыта партаппаратной работы у политлидеров сделали украинские партии национально-демократического толка неконкурентоспособными еще к середине 90-х годов прошлого столетия. К тому же наш чисто национальный гетманский комплекс, вместо необходимого в данной ситуации объединения патриотических сил, продуцировал их дальнейшее дробление.
Все это позволяло бывшей партийно-хозяйственной номенклатуре УССР практически беспрепятственно строить свою Украину, которая поначалу пугала Запад своим обладанием ядерного оружия и его ракетоносителей, затем — уровнем коррупции, свойственным, скорее, африканским странам и самым дремучим латиноамериканским режимам. Однако все это мало беспокоило нашу новую самостийную политическую элиту. Главное — что ей никто не мешал делить в свою пользу общенациональное богатство и природные ресурсы. Лакомых кусков при этом, как всегда, было меньше, чем желающих ими обзавестись, равно как и должностей, позволяющих перераспределять бюджетные ресурсы в свою пользу. Неудачников, отлученных от кормушки, становилось все больше. Они уже успели накопить некоторый политический и финансовый капитал, а их непопадание в компанию избранных режимом становилось прямой угрозой и тому, и другому.
И вот тут-то их взоры и обратились к полностью осиротевшему к тому времени проукраинскому электорату, оппозиционному по своей сути к пророссийскому режиму в Украине. Именно тогда, во второй половине 90-х, все мы, к немалому своему удивлению, впервые увидели представителей бывшей комсомольской номенклатуры, призывающих нас к объединению вокруг украинской национальной идеи. В тон им вторили и некоторые госчиновники высшего ранга. Последние при этом обращались к нации на весьма корявом украинском, а то и вовсе на русском языке. Были примеры, когда, поняв всю щекотливость своего положения, новоявленные национальные лидеры блестяще осваивали украинский в считанные месяцы.
Разочаровавшийся в политической мелкотравчастости своих бывших поводырей, проукраинский электорат охотно отдавал свои голоса на выборах новоявленным лидерам, тем более, что для ведения полноценных избирательных кампаний средств у последних было намного больше, чем у бывших диссидентов.
Именно таким образом был нажит немалый политический капитал таких блоков, как БЮТ и «Наша Украина». Естественно, что в такой ситуации в эти политблоки потянулись и все лидеры обанкротившихся национально- демократических партий, для которых это было единственной возможностью остаться на политической поверхности. На местах к БЮТу и НСНУ примкнули едва ли не все активисты национал-демократического движения. Однако вскоре и первые, и вторые ощутили свою второсортность в этих политпроектах. На первые же роли как в Киеве, так и на местах выходили представители бизнес-элит, экс-комсомольской номенклатуры и даже выброшенные за ненадобностью «интеллектуалы» из администрации президента Кучмы.
Только на первый взгляд такая кадровая политика БЮТа и «Нашей Украины» казалась нелогичной. Для тех же, кто видел политическую сущность лидеров этих блоков, все было просто и понятно. Лидеры формировали свое ближайшее окружение по своему образу и подобию, цинично используя при этом проукраинский электорат. О том, что идеология как в БЮТ, так и в «Нашей Украине» — дело десятое, красноречиво свидетельствуют парламентские перебежки из фракций обоих блоков в сторону правящей коалиции и коалиционное соглашение с ней «Нашей Украины».
В этой ситуации до конституционного большинства замешанной на пророссийских интересах антикризисной коалиции не будет хватать какой-то дюжины голосов. И можно не сомневаться, что желающих ликвидировать этот дефицит со стороны фракции БЮТ окажется гораздо больше. Со всеми вытекающими отсюда для Украины последствиями.
