Есть такой риторический вопрос: а вы о будущем думаете? Применительно к современной России и в связи с ее отношениями с ближайшими соседями вопрос этот весьма конкретен. И уж ежели спрашивать, то известно кого — всю ту же русскую интеллигенцию. Но она либо обещает всеобщий кризис и падение нынешнего политического режима в ближайшие часы, либо пишет трактаты, что надо сделать, кто что должен и как все будет хорошо. То есть во всех этих рассуждениях начисто отсутствует связь пророчеств с настоящим.
Да и пророчеств особых нет. Не нравится Путин и его режим? Ну, не нравится. Но это же не повод утверждать, что он долго не протянет. Разумнее все-таки понять, в какую сторону реально эволюционирует вместе с теми, кто жаждет его падения.
Вот эта деталь принципиально важна. Существующий в России порядок вещей есть плод совместных усилий власти и общества, а не результат невыносимого насилия узурпаторов над несчастной страной. Причем консенсус достигнут не на какой-то политической платформе, а на основе социокультурного единства. Власть и общество функционируют и позиционируются исключительно в пространстве массовой культуры, отметая любые интеллектуальные усложнения, ценностные искания, рефлексию и — отвечая на вопрос, поставленный в начале заметок, — поиски образа будущего. День прожит, и хорошо.
Очевидным это стало и во время предвыборной кампании Алексея Навального в мэры Москвы, о чем я уже писал, и в связи с тем, что произошло только что, но ожидалось давно, — реальный срок был заменен Навальному условным. Так завершилась эпопея с его осуждением по экономическим статьям. Если это и напоминает осуждение Михаила Ходорковского и Юлии Тимошенко, то лишь как дурная пародия.
Сам Навальный интереса не представляет: что администрация президента и Альфа-банк ему скажут, то и будет делать. Те, кто активно его поддерживал, — а это ведущие деятели массовой культуры с репутацией оппозиционеров-демократов — вообще никак не отреагировали на московские погромы в Бирюлево и в других местах города. Оно и понятно — вылез на свет тот дозированный национализм, который они страстно пропагандировали. Но проявилось и другое.
Самые верные сторонники Навального радуются тому, что власть, с их точки зрения, испугалась, и такого человека за решетку отправить не посмела. Судьба других узников их не интересует — Навальный, как известно, отказывается от выступлений в защиту политзаключенных. И не скрывает, почему он это делает. Тема не выигрышная. И, добавлю я, он их рассматривает как конкурентов. Это совершенно очевидно.
Для этих людей, для ядра, для твердых навальнистов люди за решеткой — лохи. Публично они этого не заявляют, но это следует из логики их выступлений. И они гордятся тем, что именно Навального власть не посмела посадить. И именно это отличает его от обращенных этой властью в лагерную пыль. Они этого достойны.
Власть навязала эту логику и эту систему ценностей? Нет. Это общество, значительная его часть оказалось близким и даже тождественным власти в самом главном.
Важны не убеждения, не позиция. Нет различия меж добром и злом, есть лишь противопоставление loosersvswinners, неудачников и победителей. Для России — это прямое продолжение лагерных традиций, с их делением людей на фраеров (лохов) и блатных (собственно людей). А принцип «день прожит, и хорошо» формулируется по-другому: умри ты сегодня, а я завтра.
Появление Навального и его освобождение от наказания, противопоставляющее его тем, кто остался за решеткой, знаменуют собой, по меньшей мере, два явления и процесса.
Первое — разрыв тех, кто почитает себя оппозицией, с традициями русского демократического и правозащитного движения.
Второе — конвергенция власти и оппозиции, власти и общества в самой важной сфере — ценностной. И эта конвергенция не оставляет ниши для появления оппозиции демократической, конструктивной, модернизационной. Власть и общество будут теперь соревноваться в дикости, в большем или меньшем проявлении варварства.
Во внешнем мире это означает, что тем своим соседям, коих Россия почитает «генетически близкими» и «малыми русскими», будет навязываться не только определенная модель государственной власти, но и исключительно русский тип политической культуры. Так уже было, но сейчас культура эта избавилась от демократических ценностей, вытесняемых национализмом и шовинизмом.
Деградация идет бешеными темпами. Еще неделю-другую назад невозможно было представить в качественном издании, входящем в издательский дом «Коммерсантъ», статью о грязных и сексуально агрессивных мигрантах, рассевшихся на корточках и по всей Москве. Происходит это при пассивности населения, долгое время интегрировавшего мигрантов, сбивавших цены на рынках, согласных на не слишком высокую оплату их труда и услуг, арендовавших квартиры, находящиеся не в самом лучшем состоянии. Очевидно, что погромы совершаются сотней-другой организованных боевиков, но пресса представляет все это народным возмущением. Власть борется не с погромами, а с мигрантами.
Происходящее уже вызвало протесты посла и МИД Азербайджана. Что касается остальных бывших республик бывшего СССР, то различия в общественной жизни с Россией становятся все более разительными, с кем ни сравнивай.
Российская интеллигенция совершила непростительную ошибку. Ее не интересует, что предлагает мигрантам «резидентный социум», — это термин, введенный мною для обозначения общества, в которое интегрируются мигранты. Она начала поиски причин иррациональной ненависти в предмете ненависти, а не в особенностях того, кто ненавидит, — стала объяснять ксенофобию образом жизни мигрантов, тем самым принимая участие в ксенофобской пропаганде. Русская интеллигенция созрела для моральной поддержки русского нацизма. Именно поддержка интеллигенции и среднего класса сыграла решающую роль в приходе Гитлера к власти.
При этом лояльности Путину, характерной для большинства общества, у интеллигенции не наблюдается. Напротив, интеллигенция жаждет революции, совершенно не принимая в расчет то, что революций в России не бывает. Какой бы трескотней ни сопровождались русские революции, сколько бы ни ломали общество, сколько бы крови ни проливали, они не меняли основу отношений меж властью и обществом. Десятки миллионов людей было уничтожено, не говоря уже о других разрушениях — в душах, в культуре, в природе, — только ради того, чтобы русская нация и подчиненные ей нации не сделали ни шагу вперед в своем развитии.
В России меняются элиты, не успевающие создать ничего позитивного. Новая элита начинает с уничтожения прошлой. В русской истории нет параллелей, есть тождества, социокультурные тождества. Такой ход истории — если это вообще можно назвать историей — предрешен византийско-ордынским синтезом. Но ответственность за то, что все происходит так, а не иначе, лежит на конкретных людях.
Как-то мне пришлось ответить на резонный упрек одного из редакторов в том, что я употребляю термин «русская матрица» так, будто она имеет особый статус, как та булгаковская разруха — «ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы». Разумеется, это не так.
Под русской матрицей следует, на мой взгляд, понимать совокупность предрассудочных, не нуждающихся в рациональном обосновании, отвергающих его стереотипов, лежащих в основе картины мира, национальной самоидентификации, системы ценностей и основанных на ней стандартов поведения при постановке и решении социально и национально значимых задач.
Усвоение этих стереотипов, то есть реализация матрицы, происходит в процессе социализации личности, в котором участвуют самые разные общественные институты, — от семьи и детского сада до армии и тюрьмы. А ныне в этом процессе все более важную роль играют средства массовой коммуникации — от медиа до социальных сетей.
При таком толковании роли историко-культурного наследия в развитии нации и ее движении к будущему нет места историческому фатализму. Напротив, оно предполагает миссию интеллектуальной и культурной элиты, на которую ложится ответственность за выход нации в новое историческое пространство, за преодоление русского циклизма.
Вместо этого мы наблюдаем воспроизводство все тех же стереотипов, принятие без обсуждения имперских догм и рост националистических настроений внутри страны. Понятное дело, что неизбежно появляется призрак СССР, мечты о воссоздании братской семьи народов. И это нисколько не противоречит — линейная логика не работает — требованиям о введении визового режима со странами Средней Азиии и травлю граждан этих стран. Как крики о единой и неделимой России вполне уживаются с лозунгом «хватит кормить Кавказ!» и с требованием депортации граждан России из кавказских республик на родину. Что должно превратить Кавказ в бантустан и утвердить в России апартеид. Вот такая матрица, вот такая модель.
Эта модель будет реализована как с Путиным, так и без Путина. Общество после очередного путча или заговора будет деградировать быстрее. Значит, будет еще больше довольно властью, чем сейчас. Алкоголик не любит того, кто напоминает ему о его реальном статусе и об отношении к нему других людей. А уж тех, кто пытается его лечить и не дает ему пить, может и убить.
В любом случае это будет общество, которое строится по плану Путина. В этом обществе не будет места никаким излишествам вроде фундаментальной науки и современного искусства. Но те, кто будет обслуживать трубу и паранойю — продажу углеводородов и ВПК, — кто потребуется для обеспечения внутреннего порядка и внешней агрессии, будут жить очень хорошо. Путин (еще раз — это не имя, а функция) строит общество всеобщего благоденствия по-русски. Все лишние люди и общности людей будут постепенно исчезать. А повысившие свой статус в результате негативной социальной селекции и деградации общества улучшат свое положение во всех отношениях. И будут мощной опорой власти.
Остановить это невозможно. Это не ломка общества, как при Сталине. Это органичный процесс. Одним из парадоксов этого процесса является то, что на смену нынешней элите, вполне возможно, придет та часть молодежи, что числится ныне в оппозиции. Роль путинюгенда, нового комсомола, еще совсем недавно отводилась молодежным движениям, создававшимся Кремлем. Но они оказались искусственным образованием. Настоящую политическую закалку прошла нынешняя молодежь, работавшая в штабе Навального. А это именно те, на кого с надеждой взирала демократическая оппозиция. Однако именно они будут строить Россию по плану Путина.
С такой же надеждой взирали они на развитие, на коммуникационную революцию, полагаясь на самозарождение демократии из духа Интернета. Вместо этого пришел тотальный контроль власти над обществом. Сейчас они мечтают о падении цен на нефть и революции, которая должна за этим последовать. А о том, что будущее бывает только у тех, кто делает усилия над собой, они даже не задумываются.
