Самое тягостное впечатление от 8 декабря — не победоносный сговор власти с коммунистами, не глубочайший стыд за «страну пребывания» и, по совместительству, Родину, в которой Дума «признала» Ельцина «маразматиком», не тщетные потуги представителей правых «пошутить» и то, во что вылились их «шуточки», нет… Страна со всеми ее депутатами-делегатами давно уже представляет сама по себе угрозу для своего существования. И не то, чтобы Борис Николаевич со всеми его «рокировочками» был ангелом небесным... И за «Яблоко» с СПС впридачу процентов восемьдесят их электората давно уже голосуют по принципу «Прощай, молодость».
Самое неприятное впечатление — от многочисленных друзей и родственников «кролика» как личных и персональных, так и совершенно случайных, про которых известны лишь сетевые «ники» да пара брошенных фраз. «Они — быдло», — прокомментировал ситуацию с гимном и увековечил себя некто, недовольный исходом думского голосования (а также музыкой Александрова, текстом Михалкова, народом, государством и лично товарищем господином Президентом). Они? А кто же тогда мы? Мы, которые не они. И которые «не народ». Мы — кто?
Два года назад, когда самолеты начали выделывать странные пируэты над Атлантикой, студенты пошли бить стекла в американское посольство, и в стране отчетливо запахло реваншем — уже не только номенклатурным, а по всем направлениям — молчали. Год назад, когда кандидат в Президенты великой державы и ее же премьер-министр на все вопросы о своей программе и будущем политическом курсе улыбался джокондовской улыбкой и говорил «Не скажу» — ничего, съели. И когда стало ясно, что новой власти вся эта … с «либерально-демократическими» ценностями и приматом прав человека над правами государства …, тоже ничего, тоже промолчали. И с гербом, когда вдруг выяснилось, что «народ» живет где-то в другом месте — тоже не подавились, скушали. Нет, нет, конечно, все живо обсудили — в курилках, в офисах, по телефону, в «Рунете», который неожиданно превратился в большую кухню. В «своих» газетах — их «чужие» все равно не читают. И все. Лидеры «демпартий» немедленно вернулись к собственным, только им уже давно интересным разборкам на тему, кто к кому присоединится и кто будет главным, а мы… Мы — умылись.
Хочется думать, что все это было славной — без капли иронии, действительно удачной и эффективной — спецоперацией товарищей в штатском. Бесстрастная теория катастроф свидетельствует, что «кризис углубляется по мере углубления в кризис», т.е. в нашем случае — чем дольше молчание, чем сложнее его прервать, сложнее уйти с кухни, где чай, плюшки и можно хаять всласть, потому что никакого ущерба от этого действия ни объекту, ни субъекту действия не наблюдается.
Но, скорее всего, никакой «спецоперации» в действительности не было. Просто ситуация была воспринята профессиональными «интеллигентами» и, что обиднее, «средним классом», на уровне «собаки Павлова». У нас богатый исторический опыт — молчания и мычания. Мы в который раз «одобрям-с», и фига складывается в кармане в режиме автопилота.
В России становится страшно, по-настоящему страшно жить. И дело не в преступности (мы отчасти «приспособились» к ней, а она к нам), и не в экономике, подвешенной на тонкую ниточку нефтяного экспорта. И уж, конечно, не потому, что большинство, по всем правилам «демократического централизма», навязало свою волю меньшинству, и Новый год мы встретим под «Та-а-та-да-та-та-там», знакомое с детства. Мы — не замечать этого и теперь было бы опаснейшей формой близорукости — живем в стране, где нет ни одной естественной нормы, границы. Тот, возможно, достаточно численно небольшой класс, который мог бы (и должен был) стать этим «естественным ограничителем» — и не для того, чтобы навязывать свою волю прочим, и даже не для того, чтобы убеждать. А хотя бы для того, чтобы всегда существовали некоторые пределы, некоторая «тонкая красная линия», отделяющая «можно» от «нельзя». Этот класс оказался сегодня еще более слабым, безвольным, «болотообразным», чем окружающая его «социальная масса», лишенная признаков социальной стратификации.
Пока что «средний класс» — единственная социальная группа, которая в современной России имеет и общие интересы, и общие задачи, и, что не менее важно, сознает себя — предпочитает наследовать традиции «кухонного диссидентства», понимаемого как шепоток промеж «своих» и апелляции к власти в капризно-плаксивой интонации, если их, «маленьких», кто обидел. А это означает, что и эта вариация на темы «среднего» разделит судьбу прежних и будет представлять интерес разве что для историка будущего века. Но и страна, лишенная «опоры», лишенная внятного голоса, пусть этот голос даже будет «против» — балансирует на единственной опоре, на власти, персонифицировавшейся в единственного человека. Шаткое, неустойчивое, нестабильное равновесие.
С Новым годом, господа!
