«У победы отцов много, но поражение — всегда сирота». Дело, конечно, не в обыгрывании фамилии конкретного очень почитаемого человека. Однако такое уже случалось, что в карьере весьма перспективного политика народного депутата и лидера Трудовой партии Украины Михаила Сироты это крылатое выражение оказывалось почти жизненным кредо. «Отстояв» раз на трибуне Верховной Рады новую украинскую Конституцию, он, казалось, получил мощный толчок для дальнейшего политического взлета. И все же, не развивая успеха, чем далее, тем более отдалялся в тень, образ «отца украинской Конституции» стирался и тускнел на фоне удачных конкурентов. А его «засветка» в новом парламенте под конец прошлого года в качестве «политической крыши» достаточно одиозной депутатской бизнес- группы «Трудовая Украина» сразу же дала основания аналитикам говорить о последней и слишком уж «прагматичной» попытке реализовать свой потенциал. Время подтвердило банальную истину: кто платит, тот и заказывает музыку. Среди тех, кого сейчас он называет «циниками от политики», Сирота оказался лишним человеком, подтверждая своим примером вечную склонность «романтиков» к поиску одних и тех же граблей. Его последнюю попытку стать «политическим двигателем» рождающегося парламентского большинства можно рассматривать в том же контексте. Сидят в президиуме и координируют работу этого большинства другие люди, а о выступлении Сироты с провозглашением его создания помнят уже немногие. Возможно, именно это «отстранение» дает основания всегда «потенциальному», но никогда не «кинетическому» политику довольно критически оценивать все последние события вокруг Верховной Рады и даже уходить от прямого ответа на вопросы о непосредственной принадлежности к провозглашенному им большинству.
— Я претендую на единственный статус — народного депутата Украины. Я действительно был одним из инициаторов создания парламентского большинства, но отстаивал не списочный путь его формирования из отдельных депутатов, как предлагали «Возрождение регионов» и СДПУ(о), а наоборот — фракционный принцип. Мы создали блок фракций из Трудовой партии, ПЗУ, костенковского Руха и «Батькивщины», что стало прообразом нынешнего большинства. Сегодня оно работает как раз по фракционному принципу. Но проблема в том, что парламентское большинство — это дело не только Верховной Рады, но всего общества. Оно должно быть залогом политической стабильности, обеспечения законодательной базы деятельности правительства, основанием для сотрудничества с Президентом. Вот как мне это виделось. Другое дело, что ни правительство, ни администрация Президента не рассматривали большинство в такой вот плоскости. Поэтому мы предложили создать не коалиционное правительство, а правительство доверия парламентского большинства, где подразумевалась единственная цель: Кабмин должен быть действенным, профессиональным и некоррумпированным. К сожалению, большинство было всецело отстранено от процесса формирования правительства.
— То есть можно считать, что парламентское большинство не несет ответственности за действия правительства?
— Ни в коем случае. Мы не влияли на правительственные назначения даже в консультативной либо согласовательной форме. Более того, несмотря на заявление Президента о том, что всякое должностное лицо, оставшееся после 1 февраля с депутатским мандатом, будет освобождено, сегодня несколько министров и вице-премьеров остаются совместителями — никто их не трогает. Разве это проявление ответственности парламента за правительство? Далее, как ни парадоксально, за все время существования большинства не состоялось ни одного совещания либо консультаций руководителей парламентских групп и фракций с Президентом и премьер-министром. Я лично убеждал Виктора Андреевича в том, что иначе через парламент будет очень трудно провести госбюджет или какой-либо важный закон. Но новый проект бюджета был представлен в Верховной Раде вообще без согласования с большинством. Результат мы получили, к сожалению, предполагаемый...
— Каков результат?
— Все это крайне ограничило возможности большинства и свело его усилия только к переизбранию руководства Верховной Рады. Причем и это было сделано не самым лучшим образом. Нельзя было нам уходить из сессионного зала Верховной Рады. Сегодня уже очевидно, что путей нахождения компромисса между двумя частями парламента осталось очень и очень мало. Само по себе большинство не может представлять весь парламент. Он будет действенным, только если обе его части начнут хотя бы в какой-то степени сотрудничать. Единственный выход из парламентского кризиса на сегодня состоит в понимании всеми — и большинством, и меньшинством, и премьером, и Президентом, какую огромную ответственность все мы возьмем на себя, если этот парламент не сможет работать. От этого зависит судьба нашего государства и, несомненно, судьба украинского парламентаризма.
— Президент считает, что парламент будет действенным только под угрозой референдума о недоверии, кое-кто из депутатов видит выход в самороспуске...
— Как гильотина — лучшее средство от перхоти, так и самороспуск — лучший способ спасения парламентаризма. Единственным залогом эффективности взаимодействия между исполнительной и законодательной властями, к сожалению, скорее всего, может быть неизбежное ухудшение социально-экономической ситуации в ближайшие месяцы. Вот этот страх перед лицом всепоглощающего кризиса вынудит все сферы власти сотрудничать. Однажды, в 1996 году, когда все говорили, что невозможно принять новую Конституцию в парламенте, я сказал: «Возможно!». Рецепт тогда был один — взаимопонимание. Очень простой рецепт. Сегодня коллеги снова мне говорят, что ничего не выйдет. Верно — для того, чтобы разрушить что-то, нужно израсходовать единицу силы, а для того, чтобы построить — сто единиц. У нас есть альтернатива — развал государства или же объединение усилий. Давайте выбирать. Я выбираю — объединение.
— Такие мысли слышатся постоянно с самого начала парламентского кризиса, и они действительно выглядят приемлемыми. Однако создается такое впечатление, что большинство первоначально и не пробовало договариваться с левыми. Почему так случилось?
— Большинство не является чем-то устоявшимся и однородным. В нем имеются различные идеологии, различные взгляды, различные векторы влияния и сферы интересов...
— Однако доминирует там сегодня, скажем так, единственный вектор, определяющий на данном этапе стратегию большинства в целом. Я имею в виду именно этот вектор...
— В этом случае можно говорить как о некотором отсутствии политического прагматизма, так и о большой доле эйфории. Большинство считало, что избранием нового руководства оно разрешит все вопросы. Никто всерьез не призадумывался над тем, что же делать с меньшинством. Я считаю, что проведение следующего заседания опять-таки в Украинском доме может окончательно подорвать доверие к Верховной Раде в целом. И виноваты в этом будут в равной степени и большинство, и меньшинство. Ведь понятно было Ткаченко, что мы набираем 226 голосов по любому, чтобы внести в повестку дня вопрос о его переизбрании. К чему было идти на конфронтацию? Зачем было левым подогревать провокативные действия Ткаченко? Это их вина и их ошибка. А мы ошиблись в том, что покинули сессионный зал. Можно было бы, в конце концов, на третьем этаже в кулуарах всех собрать, все проголосовать, не выходя за стены парламента. Дабы не давать никаких поводов говорить об антиконституционности или антизаконности наших действий. Все мы, включительно с Президентом, в определенной степени виновны в углублении этого конфликта.
— Насколько прочно по-вашему большинство изнутри? Если уже дойдет до конкретных голосований, до решения конкретных экономических вопросов, если включатся интересы различных группировок, не развалится ли это большинство, словно карточный домик?
— Большинство может развали ться, как карточный домик, только вместе со страной. Когда в 1996 году в Верховной Раде был представлен проект Конституции, за него были готовы проголосовать 86 депутатов. Тогда как после титанической работы в парламенте и напряженных консультаций с исполнительной властью мы получили в конечном счете 321 голос. Значит, и сейчас большинство может сцементировать осознание ответственности за судьбу государства. Если же пойдут деструктивные процессы типа войны референдумов, перевыборы, поиски крайних, тогда случится то, о чем вы говорите.
— Считается, что это большинство держится на двух основных вещах — с одной стороны, это боязнь референдума и досрочных выборов, так как известно, что правые просто не готовы в настоящее время к новым выборам, а с другой стороны, скажем так, это умение некоторых влиятельных людей убеждать других. Так ли это?
— Это очень упрощенный подход. Да, каждым депутатом в отдельности движет что-то свое — кем-то страх, кем-то любовь к своей родине, кем-то попытки реализовать себя как публичного политика или бизнесмена. Но в совокупности эти мотивы перерастают в другое качество. Все они понимают, что только политическая стабильность, только согласованные действия в каждом конкретном направлении позволяют им реализоваться в тех измерениях, которые каждый выбрал сам для себя. Поэтому, если говорят, что все депутаты напуганы, это не правда. Очень многие гарантированно попадают в следующий парламент, некоторым и без парламента очень хорошо, а некоторые уже говорят, что больше в жизни не пойдут в этот парламент, будь он неладен. Нельзя упрощать.
— Ну а вы лично чувствуете на себе усиление влияния в политике тех, кого обычно называют олигархами?
— Вне всяких сомнений. Для себя я классифицирую новейшую историю Украины тремя периодами. Первый этап — политического романтизма, когда думалось, что на одном взлете можно сделать все. Потом началась эра политического цинизма, когда сформировались основные финансово-промышленные группы, сегодня уже доминирующие в политической сфере жизни. А на нынешнем этапе наша главная задача состоит в том, чтобы он не стал окончательным для независимой Украины, а перерос в эпоху политического прагматизма. Когда олигархи поймут, что они не должны напрямую заниматься публичной политикой, когда будут существовать законодательные рамки, в которых олигарх будет работать почти в тех же условиях, что и рядовой бизнесмен, когда олигархи будут становиться серьезными бизнесменами и финансистами, которые заинтересованы в чистой политике. Сегодня мы переживаем жестокий этап между окончанием периода цинизма и переходом к прагматизму. С одной стороны, олигархи видят в парламентском большинстве только набор управляемых ими депутатов, с другой — политические прагматики расценивают его как сформированное на основе партийных фракций, когда можно четко идентифицировать политическую ответственность за его действия перед обществом. Я думаю, что будет побеждать и, без сомнения, победит период политического прагматизма, который надолго наступит в Украине. Однако сам переход будет чрезвычайно болезненным и тяжелым. 2000 год будет для Украины годом непомерно серьезных испытаний — и политических, и экономических, и социальных.
— Считается, что ваш выход из группы «Трудовая Украина» непосредственно связан с недоразумениями конкретно с теми, кого считают олигархами: Деркачем, Шаровым, Пинчуком. Как на самом деле все происходило?
— Опять же, происходившее у нас во фракции невозможно рассматривать в отрыве от реалий внешних. Трудовая партия Украины с ее фракцией за полгода своего существования стала серьезным субъектом политической жизни. С ней начали считаться как с потенциальным конкурентом. С одной стороны, оппоненты сделали все от них зависимое, чтобы образовалось напряжение внутри партии. С другой стороны, во фракцию пришли несколько депутатов — либо беспартийных, либо из других партий. И когда угроза досрочных выборов стала слишком явственной, эти депутаты сказали: «Нам тоже хотелось бы участвовать в избирательном процессе, но мы не видим себя в предвыборных партийных списках ТПУ. Хотелось бы идти на выборы общественно-политическим объединением, а с этой целью давайте преобразуем фракцию ТПУ в депутатскую группу. К сожалению, эту идею поддержали несколько членов нашей партии, в том числе и те, о ком вы говорили. Я не мог согласиться с таким подходом по двум основным причинам. Во-первых, любая партия мира всегда определяет в качестве высшей цели создание своей фракции в парламенте как основного локомотива своего развития. Добровольно отказываться от фракции, по моему мнению, не вполне правильно, это политический нонсенс. Как глава партии я не мог с этим согласиться. К тому же, я не мог не учитывать, что общественно-политическое объединение с названием «Трудовая Украина» уже существует и оно может предъявить свои претензии. Они тоже могут пойти на выборы как субъект избирательного процесса. Так зачам же эта путаница? Поэтому я и мои коллеги вышли из группы «Трудовая Украина», но мы сделаем все от нас зависящее, чтобы возобновить фракцию ТПУ в Верховной Раде третьего созыва. — А не остались ли у вас какие-либо личные оскорбления, а то рассказывают всяческие грязные истории о том, как состоялся этот раскол?
— Вы знаете, для меня было очень странным прочитать в прессе о том, что, дескать, был какой- то конфликт. Я уже неоднократно говорил об этом журналистам и повторяю, что с уважением и расположением отношусь и буду относиться и к Андрею Деркачу, и к Игорю Шарову, и ко всем остальным. Никаких личностных конфликтов, никаких напряженностей не было и не будет. Это нонсенс, когда люди делают одно дело. Пускай у них разные взгляды на дальнейшее развитие партии, так это же не значит, что должны быть какие-то межличностные конфликты. Их не было, нет и не будет.
— Ваш политический взлет пришелся на середину 1996 года, на момент принятия Конституции. И тогда вас рассматривали как потенциально неимоверно мощного политика, который должен в ближайшее время реализоваться в политической жизни страны. А вот когда появилась «Трудовая Украина» с такими одиозными фигурами, многие говорили, что Сирота продал свой политический потенциал...
— Об этом начали говорить не сегодня, а сразу же после принятия Конституции. Действительно, мой потенциал некоторые оценивали очень высоко. А теперь давайте посмотрим правде в глаза. В 1994 году приходит никому не известный проректор Черкасского инженерно-технологического института, который ничего не знает о политике, о сложных отношениях в высших властных структурах. И вот с этой политически целомудренной и непорочной душой он понимает, что государству нужна Конституция. Я сделал все от меня зависящее, чтобы эта Конституция была принята. И я благодарен судьбе за то, что у меня был такой случай. Не имея политического опыта, никого, кто мог бы помочь, посоветовать, проконсультировать, но имея очень серьезных конкурентов, я оказался перед проблемой будущего выбора. Что в таких случаях делают конкуренты? В таких случаях всеми методами пытаются нейтрализовать человека, особенно если у него ни опыта, ни финансовой и организационной поддержки. Тут же, как только прошла конституционная эйфория, меня начинали политически нейтрализовывать. Я не обижаюсь, упаси Бог. Наоборот, это дало мне возможность глубже и точнее понять, что такое есть большая политика, перегруппироваться, укрепиться и стать, возможно, куда более качественным политическим бойцом. И когда в 1998 году встал вопрос о новых выборах, я решил снова идти по мажоритарному округу, в котором уже раз избирался. Если люди опять поддержали тебя, значит, ты еще не все сделал в политике, ты еще нужен. Я победил и хочу оставаться политиком, который реализует себя в нашем государстве — для государства, для людей, для себя, для своей семьи. Политическое мужество, как по мне, это то, что у тебя хватает сил оставаться всегда самим собой.
— Я не понял, вы считаете альянс с олигархами личной ошибкой?
— Я же тогда четко понимал, что без организационной структуры, такой, как партия, без поддержки финансово-промышленных кругов политики не могут существовать. И потому я считаю, что поступил совершенно верно, создав вместе с единомышленниками партию и фракцию. Это абсолютно нормальный этап развития политика.
— И каким образом вы планируете строить свою политическую стратегию в дальнейшем, вы же сами утверждаете, что в нынешних условиях жизнедеятельность серьезных политических структур без финансовых вливаний невозможна?
— Это технологии. Когда в юности я осознал себя гражданином Украины, я понял, что это государство нужно делать другим — более зажиточным, более правовым, честным и чистым. Я это делал всегда, на протяжении всей своей жизни. Это стратегия. А тактика... Тактика часто изменяется, тогда как тактика должна быть подчинена этой стратегии. Это единственное, что я могу сказать наверняка.
— А все-таки, возможно ли появление какой-то «Трудовой Украины-2»?
— Нет. Я говорил с самого начала, что мы сделаем все от нас зависящее, чтобы восстановить фракцию Трудовой партии Украины. Я надеюсь, что нам это удастся.
