29 июня состоится встреча представителей стран, готовых оказать экономическую помощь бывшей Югославии. Разговор предстоит не из легких, особенно это касается вопроса выдачи обвиняемых в военных преступлениях Международному Трибуналу в Гааге. Подобные переговоры, однако, ни в коем случае не должны помешать трезвой оценке того, что Сербии действительно необходимо сделать, чтобы снова встать на ноги в экономическом плане.
На сегодняшний день Сербия последняя экс-коммунистическая страна, стоящая на пороге перехода к рыночной экономике. И хотя компенсировать полное жестокости и фактически потерянное десятилетие жителям Сербии не представляется возможным, более позднее по сравнению с другими странами начало реформ имеет свои преимущества: сербы смогут извлечь уроки из чужих ошибок.
Джозеф Шумпетер — выдающийся австрийский экономист — описал динамику рыночной экономики как созидательное разрушение: новые приемы приходят на смену старым механизмам, молодые фирмы вытесняют из бизнеса тех, кто в нем уже давно. Процесс перехода к новому типу экономики в посткоммунистический период также несет в себе элемент созидательного разрушения: новые учреждения, новые пути организации экономики, новые социальные и политические отношения должны заменить старые, дискредитировавшие себя модели.
Но разрушение имеет смысл, только если на его месте происходит созидание чего-нибудь. Уничтожение рабочих мест само по себе не является добродетелью. Оно хорошо только в том случае, если на месте старых создаются новые, лучшие рабочие места. Для обеспечения высокой производительности, однако, требуется способность к предпринимательству и капитал. Что касается стран, находящихся в процессе перехода к рыночной экономике, с самого начала им не хватало как первого, так и второго, равно как и организаций, способных их поддержать.
В каждом обществе есть свои «скрытые» предприниматели, и для того, чтобы активизировать их, необходимы банки, готовые предоставить финансирование новому бизнесу. Однако настоящие банки, т.е. не те, которые ссужали деньги правительству или финансировали практически задушенные дефицитом государственные предприятия, а банки, которые способствовали бы развитию новых компаний (как выделением кредитов, так и просто хорошим советом) во многих пост- коммунистических странах фактически отсутствовали.
Более того, практика предоставления столь нужных предпринимателям займов в упорядоченной и эффективной манере не может существовать в условиях слишком высоких реальных процентных ставок. В Америке и Европе, например, считается, что даже такие умеренные процентные ставки как 5% или меньше часто тормозят экономическую деятельность. Так как же может появиться настоящее предпринимательство, когда реальные процентные ставки так удручающе высоки в странах, находящихся в процессе преобразований?
Проявляя величайшую осторожность в отношении процентных ставок и банковской системы, сербы должны остерегаться и сладких песен о быстрой приватизации. Изначально предполагалось, что приватизация позволит повысить эффективность экономики и понизить цены. Однако она оказала лишь незначительное воздействие на экономический рост в странах, где в приватизированных фирмах не требовалось хорошее корпоративное управление, и позволила предприятиям-монополистам нажиться за счет потребителей там, где они были приватизированы до введения принципа свободной конкуренции и системы регулирования этого процесса.
В некоторых странах (скажем, в Чехии), где одновременно с процессом приватизации сохранилась система банков, управляемых правительством, это предоставило новую возможность перекачивания государственных денег в частные руки. При отсутствии демократических методов регулирования процесса такой соблазн был непреодолим.
Положительные моменты, сопутствующие приватизации, обычно проявляются до нее. Это происходит при введении строгих ограничений на бюджет, т.е. когда компании имеют фиксированный бюджет без вливаний со стороны государства. Бюджетные ограничения — и есть то, чего не хватало «банковскому социализму» в Чехии. Банки, наполовину находившиеся в собственности государства, продолжали ссужать деньги фирмам по правительственной указке. Тем временем известно, что даже в самых благоприятных условиях — при демократическом контроле и наличии соответствующих учреждений — процесс приватизации и ослабления государственного регулирования может пойти не так, как надо. Достаточно вспомнить приватизацию британских железных дорог и энергетической промышленности Калифорнии.
Здесь необходимо задать еще один более фундаментальный вопрос: что за люди в посткоммунистических странах могли позволить себе купить приватизированные фирмы? Откуда могли взяться их капиталы? Ответ на этот вопрос, как это ни прискорбно, следующий: фонды оказались в руках у людей, имеющих связи в государственной банковской системе, которые и смогли купить приватизированные предприятия по сниженным ценам.
Казалось, ваучерная приватизация должна была предложить альтернативную форму «народного капитализма». Однако при ваучерной приватизации акции распространяются очень широко, и чтобы этот тип приватизации прошел успешно, фондовые рынки с большим количеством акционеров должны предоставить мощную систему защиты для инвесторов. В Чехии, например, первой проведшей в жизнь данный метод, холдинговые компании, которые, по идее, должны были осуществлять контроль над этим процессом, помогли вместо этого приобрести имущество лицам, находившимся внутри системы. Результатом чего и явилось внезапное обогащение отдельных индивидуумов и чувство обманутости у всех остальных. Более того, рынки капитала также не смогли помочь в реструктуризации предприятий. Несомненным является, однако, и то, что приватизация может пройти успешно. Так, например, Венгрия продала свои компании иностранным инвесторам, Польша и Словения провели постепенную приватизацию. Но такие случаи очень редки.
Переход посткоммунистических стран к рыночной экономике преподал миру три важных урока: — настаивать на быстрой, немедленной приватизации чревато разрушительными последствиями. Доказательством служит то, что страны, шедшие к приватизации более медленными темпами, такие, как Венгрия, Польша и Словения, занимают сейчас лидирующее положение; — стимул к приватизации имеет очень большое значение. Если побуждения с самого начала не соответствуют конечной цели, махинации с активами, как это произошло, например, в России и Чехии, неизбежны;
— идея приватизации срабатывает только тогда, когда она является частью широкой стратегии перехода с основным акцентом на создание рабочих мест, правовых инстанций и т.д., необходимых для поддержания рыночной экономики.
Некоторые экономисты наивно полагают, что раз уж имущество приватизировано, новые владельцы будут требовать «законности и соблюдения правовых норм». Видимо, они просто не знают истории. Джон Д. Рокфеллер отнюдь не требовал введения антитрестовских законов в конце 19-го века, да и Билл Гейтс сегодня тоже не настаивает на политике свободной конкуренции. Законности олигархи всегда предпочитали панибратский капитализм. Так уж исторически сложилось, что равенства перед законом всегда требовали средние классы. А их-то в посткоммунистических странах просто заставили замолчать, приведя к полному обнищанию.
Но даже после болезненных преобразований последнего десятилетия прогнозы на будущее остаются довольно мрачными. В Восточной Европе и в странах бывшего Советского Союза сохраняется глубокое недоверие к рыночной экономике и демократическим процессам, вера в которые была подорвана коррупцией.
Если Сербия усвоит эти тяжелые уроки, ее собственный переход к рыночной экономике пройдет более гладко, чем у стран, подвергшихся «шоковой терапии». Сербии надо найти баланс между правительством и частным сектором, равно как и уравновесить экономическую эффективность с социальной справеднивостью.
Джозеф СТИГЛИЦ — профессор экономики Стэнфордского университета, бывший руководитель группы экономических советников президента США Клинтона, главный экономист и вице-президент Всемирного Банка.
