Намеки президента Владимира Путина на то, что Россия может изменить свою позицию в отношении Ирака, являются важным признаком избавления Москвы от своего постсоветского высокомерия и свидетельством возрастания ее способности видеть, где лежат ее истинные интересы. Но политика не состоит из намеков.
С самого начала иракского кризиса Россия оставила за Францией право выступать в Совете Безопасности ООН с обвинениями Америки в «односторонности». Президент Путин также воздержался от присоединения к публичным заявлениям германского канцлера Шредера, в которых тот возражает против проведения каких-либо военных действий против Ирака.
У Путина достаточно проницательности, чтобы понимать различие, с которым Америка воспринимает Францию и Германию — с одной стороны и Россию — с другой. Давнишняя симпатия к Франции и Германии, которая родилась во времена холодной войны, когда они были в одном альянсе, очень сильно контрастирует с внешней политикой Америки, отличавшейся осторожностью в отношении постсоветской России. Если бы Путин необдуманно присоединился к хору франко-германских скептиков, он бы растратил большую часть того хорошего отношения и репутации надежного партнера, что были заработаны с таким трудом.
Однако различие между Парижем/Берлином и Москвой на самом деле гораздо глубже. Франция не просто заинтересована в иракской нефти, а германский канцлер не просто обращает внимание на результаты опросов общественного мнения (которые имеют отношение к работе его собственного правительства, а не просто к иракскому вопросу). Как для Франции, так и для Германии проблема Ирака является своеобразным горном, в котором куется автономная внешняя политика, и особенно политика безопасности Европейского Союза.
Все это является важным, но это также вызов Америке. И Путин знает это. Вашингтон определяет это именно как вызов, и потому приветствовал помощь «новой Европы» (в состав которой входит большое число «бывших» стран коммунистической Восточной Европы).
Как это уже раньше случалось в европейской истории, некоторые деятели в России, возможно, испытывают соблазн реанимировать старую политику разжигания трансатлантического раскола. И хотя эта политика уже умерла и от нее веет анахронизмом, но, тем не менее, отдельные деятели российской элиты, занимающиеся внешней политикой, все еще с любовью о ней вспоминают. Другие, возможно, видят в присоединении к Франции и Германии средство для России «присоединиться к Европе», причем на более равноправных условиях, чем те, которые ей сейчас предлагаются. Однако оба эти взгляда являются иллюзорными.
В сегодняшнем мире Россия должна заниматься своими собственными делами. Ее главный интерес заключается в модернизации своей собственной экономики, политической системы и общества. Для того чтобы достигнуть этой цели, России требуется не просто отсутствие конфронтации с США, но и истинно сильные и глубокие отношения с единственной мировой супердержавой. До тех пор, пока Россия не станет магнитом, притягивающим инвестиции из США, и до тех пор, пока не будет построено соответствующее экономическое основание, способное поддержать эти отношения, они будут строиться на двух основных моментах: сотрудничество в области безопасности и партнерство в энергетике.
В непосредственных национальных интересах России является создание особых отношений с Америкой, как с целью поддержки своей стратегии модернизации, так и для того, чтобы справляться с бесчисленными проблемами в области безопасности, перед которыми встает Евразия. В число этих проблем входит распространение оружия массового уничтожения в странах, окружающих Россию, международный терроризм, а также торговля наркотиками, которая процветает благодаря социальным и экономическим беспорядкам, особенно в странах Ближнего Востока, а также проблемы, связанные с воинствующими исламистами. Что касается Афганистана и стран Средней Азии, то здесь Америка и Россия могли бы быть ценными партнерами и помогать друг другу в достижении общих целей.
Путин как-то справедливо заметил, что в мире есть более важные вещи, чем Ирак, и в том числе роль и полномочия Совета Безопасности ООН. Традиционно Москва рассматривает Совет с точки зрения одной из пяти стран, постоянно обладающих правом вето. Это дает России гарантию «международного политического иммунитета».
Статус великой державы, который Россия имеет в Совете Безопасности, остается важным элементом защиты, но в постбиполярном мире неформальные правила игры уже изменились. Сейчас для увеличения эффективности Совета требуется, чтобы он научился работать посредством имеющихся у ООН механизмов совместно (а не против) с захватившими лидирующую роль США. И здесь русские могут многому (за исключением особого отношения) научиться у Великобритании.
У России в Ираке имеются финансовые и экономические интересы. Но до тех пор, пока Саддам будет находиться у власти, Москве нет смысла надеяться на то, что Ирак вернет ей свои долги. И эта морковка будет по-прежнему раскачиваться перед носом России, но та так и не сможет до нее дотянуться. Контракты на разработку нефтяных месторождений будут заключаться и расторгаться совершенно волюнтаристски, как это недавно случилось с Лукойлом. После свержения Саддама эти долги и потенциальные контракты могут просто быть аннулированы в том случае, если Россия не внесет никакого вклада в освобождение Ирака от власти Саддама Хусейна.
Со своей нынешней (и во многом прискорбной) зависимостью от мировых цен на нефть Россия должна быть очень заинтересованной в том, чтобы сыграть такую роль, особенно из-за того, что иракская нефть начнет свободно поступать на мировые рынки. Но нефть не является единственной проблемой. В рамках программ помощи ООН Ирак ежегодно импортировал из России товаров на сумму более миллиарда долларов. И это такой обширный рынок, что за него стоит держаться. Что касается нефтяных вопросов, то для сохранения своего влияния в этой сфере требуется разговаривать с теми, кто будет определять будущее Ирака, а не с теми, кто навлек на него нынешние неприятности.
Вместе с формированием новой Европы происходит формирование нового Запада, Запада, который будет простираться от Атлантического до Тихого океана. Естественно, хотя Россия и является частью Европы, однако ее расположение и некоторые интересы очень сильно отличаются от интересов стран, составляющих костяк Евросоюза (на что последние постоянно указывают). Поэтому экономическая интеграция с Евросоюзом и партнерство в области безопасности с США являются выигрышной формулой для российской модернизации. Что касается Ирака, то Владимир Путин должен принять решение, которое бы отвечало национальным интересам России.
Дмитрий ТРЕНИН — заместитель директора московского Центра Карнеги.
