Народный депутат Лилия ГРИГОРОВИЧ, будучи гостем «Дня», продемонстрировала не только черты опытного в полемике политика, но и стремление убеждать оппонентов на эмоциональном уровне, самой своей уверенностью в истинности своих идей. Когда пять лет назад она создавала в парламенте депутатское объединение «За единую поместную православную Церковь», немногие из ее коллег считали, что объединительный процесс церквей — дело нынешнего поколения украинцев. Но примечательно: то, что тогда казалось маловероятным, начинает исподволь, но претворяться в жизнь. Силой логики или силой эмоций — об этом можно судить из разговора Лилии Григорович с журналистами «Дня».
ПРОЦЕСС НАЧНЕТСЯ И ЛИЧНОСТЬ ПОЯВИТСЯ
— Лилия Степановна, хотелось бы начать с обсуждения проблемы очевидной и болезненной не только для Народного Руха, но и для многих сторонников национал-демократии, с проблемы, которая до сих пор, как представляется, не имеет решения — с раскола Руха. Насколько реальна и близка перспектива объединения двух Рухов?
— Сразу сказать, планируем ли мы объединение, или нет... Следующие выборы — это выборы мощных блоков, поэтому объединение планирует жизнь, этого хотят наши избиратели. Разумные политики, которые видят политическую стратегию и умеют ее решать тактически, конечно, это планируют.
О теперешней ситуации в НРУ мне говорить значительно легче, потому что прошло время, являющееся с одной стороны самым лучшим лекарем, с другой стороны — время дает возможность увидеть этиологию многих проблем. Я была тем представителем НРУ, который призывал группу народных депутатов отозвать недоверие, выраженное В.Чорновилу с парламентской трибуны. Оно отозвано, каким способом, каким количеством людей — это уже другой вопрос. Однако приятно, что с украинского политикума снято такое тяжелое клеймо. Поскольку был ли где-то в мире прецедент, когда с парламентской трибуны выдвигалось недоверие человеку, которого еще до присвоения званий и титулов (которые, я не сомневаюсь, не задержатся) считают национальным героем? Нет такого прецедента. Не высказывалось в парламенте недоверие де Голлю, Тэтчер или Гавелу. Более того, Моисеенко не высказывал недоверие Симоненко, Чиж разошелся с Морозом без недоверия с трибуны в его адрес, Тимошенко также расходилась с фракцией Лазаренко без таких заявлений. Этот прецедент был, конечно, постыдный. Виктор Гюго сказал: если ты позоришь свою нацию, ты ее предаешь. То, что этот позор сегодня снят, открыло шлюз для всех переговорных процессов. Тем более, что сегодня и так пророчили создание правого блока, в котором числятся два Руха.
Второй урок. Не хочется быть романтиком, однако прошедшее время доказало тезис, что все-таки в политике неправдой можно пройти дорогу только в один конец, правдой — и туда, и назад можно вернуться. Ведь среди тех, кто высказывал тогда недоверие Чорновилу — 31 народный депутат. Теперь их во фракции — 21. По-видимому, они покидают фракцию УНР по мотивам того же прагматизма, который их туда и привел.
Ситуация, имевшая место в Рухе, дает несколько уроков: политических, моральных, правовых. Их все нужно учесть и не повторить в будущем в той великой правой силе, которая, очевидно, будет формироваться на следующих выборах.
— Вы говорите о предвыборном политическом блоке, а объединение двух Рухов, очевидно, не имеет близкой перспективы…
— Я думаю, что мы станем свидетелями, как объединительный процесс будет наполняться конкретными действиями. С другой стороны, все и сразу — это девиз УНА-УНСО, качественные же изменения происходят со временем.
После отзыва недоверия легче и проще говорить об объединении двух Рухов, доказательством чему является то, что к нам вернулись народные депутаты Богдан Бойко и Роман Зварич. Возвращаются, поскольку есть куда возвращаться.
— В связи с возможным объединением в последнее время опять называют фамилию Лавриновича. Вы могли бы поделиться своими впечатлениями если не о конкретных персоналиях, то хотя бы о том, фигура какого плана могла бы стоять во главе объединенного Руха — политик старой генерации, ярким представителем которой был Чорновил, или сформированный новым временем лидер, представитель молодого поколения?
— Если говорить персонально об Олесе Лавриновиче, то он является представителем и первой, и второй из названных групп. С одной стороны, если учитывать срок пребывания в НРУ, он — старый руховец; с другой — он человек, который сам себя сделал высокопрофессиональным законодателем. Я лично очень стремлюсь к объединению двух Рухов, готова быть волонтером на любом участке объединительного процесса, и чтобы этот процесс был конкретным и настоящим, я не буду останавливаться на личностях. Процесс начнется и личность появится.
НЕ ВСЕ ТАК ПЛОХО В НАШЕМ ДОМЕ
— Если проанализировать отрезок времени между первыми президентскими выборами и последними парламентскими, то становится очевидным, что популярность Руха падает. И, вероятно, вопрос не только в расколе. Будет ли модифицироваться стратегия Руха для возврата своих позиций?
— Можно по разному трактовать тенденции, но мне приятно доложить вам, что все хорошее, сделанное на сегодняшний день в государстве, это есть выполнение программ Народного Руха Украины, а не какой-то другой партии.
Если бы все оставалось так, как после выборов 98-го года, т.е. не было раскола НРУ, то уже тогда было понятно, что все произошло в последний раз: в последний раз руховцы были вторыми и последний раз коммунисты были первыми.
Мы уже были свидетелями, как некоторые партии надувались как мыльные пузыри, а потом исчезали, когда исчезала сила, их поддерживавшая. Следовательно, существует и партия, где есть реальная идея. Идея государственно-созидательная у нас есть. И Рух до сих пор находится в четверке-пятерке тех, кто имеет народную поддержку.
Я лично поняла, что в Рухе необходимы определенные перемены. После выборов 1994 года вступила во фракцию Руха, а через год — в партию. Еще тогда в 1994- 1997 годах, как я считаю, мы должны были становиться партией среднего класса и делать все возможное, чтобы помочь нашим мелким и средним предпринимателям получить кредит, стать на ноги. Чтобы целью каждого председателя краевой организации было не только попасть в список и пройти в парламент, а чтобы чрезвычайно почетно было работать председателем областной организации, имеющей офис, оргтехнику, печатный орган, несколько автомобилей, имеющей опору со стороны того среднего класса, который она сама создает и защищает. Имели ли мы тогда такие возможности? Да. Именно тогда мы должны были становиться партией среднего класса. Имели бы материальную базу и никакие расколы нам не были бы страшны.
Приведу маленький пример, я — заместитель председателя правления Союза украинок. Фонд Мота дал сто кредитов этой общественной организации (Львовское отделение) для развития женского бизнеса — икебана, швейные мастерские и тому подобное. После возвращения этих кредитов, фонд предоставил уже 300 кредитов. Могла ли бы партия двигаться в таком направлении? Безусловно. К сожалению, этого не делалось.
У меня было ощущение, что мы расходуем время, и я начала заниматься тем, чем могла. Работала заместителем председателя в комитете при Президенте Украины по делам материнства и детства, который потом трансформировался в министерство, где я была заместителем министра, представляла Украину в детском фонде ЮНИСЕФ, докладывала о ситуации к 10-й годовщине Чернобыля в ООН.
Теперь о государственном строительстве. При создании большинства мы проголосовали несколько хороших постановлений Леся Танюка о замене символики на помещении парламента и Олеся Лавриновича о летосчислении нашего парламентаризма. Это тоже госстроительство. В контексте этого мне хотелось бы сказать, что не все так плохо в нашем доме. Ряду наших идей уже придана форма законодательных актов. Я уверена, что будет все проголосовано, начиная от признания всех воюющих сторон во Второй мировой войне, и заканчивая Налоговым Кодексом, о котором давным-давно говорилось в нашей программе, и Земельным, являющемся основой руховской реформы на селе.
Я автор постановления «О некоторых мероприятиях по ознаменованию 9-й годовщины независимости», где идет речь о присвоении улицам имен выдающихся деятелей национально-государственного возрождения, об установлении памятных знаков, об учреждении украинских домов, киосков украинской прессы и украинской книги, и тому подобное. В конечном счете, консолидация нации на основании единой поместной православной Церкви — это также из наших анналов.
Стоит добавить еще одно — мы десять лет жили без надлежащего законодательства об охране детства, и закон «Об охране детства» я докладывала только в марте прошлого года. Важным является и еще один законопроект, поданный Геннадием Удовенко, — «О государственной помощи семьям с детьми», согласно которому помощь начисляется не от минимальной зарплаты, а адресно и от прожиточного минимума. Следовательно, если учитывать эту деятельность партии, то мы взяли своеобразный патронат над такими государственно-созидательными проблемами как материнство, детство, молодежь. Это целый государственно-созидательный пласт, и НРУ последовательно его ведет, ибо хочет достойного будущего своей стране.
— Согласно последним, майским социологическим опросам, национально-демократические силы имеют поддержку только 10% населения, и НРУ среди этих сил занимает лишь третье место. Вам не кажется, что молодежь не увидела от НРУ какой-то комплексной программы создания государства. Потому что современное государство, это не только символы, но и более реальное наполнение. Хотелось бы узнать, есть ли в партии, которую вы представляете, реальная программа построения гражданского общества, защиты демократических свобод и тому подобное? Кстати, вы апеллируете к созданию государства. Но создание государства часто превращается в создание аппарата государства как такового. Что касается этого, то государство мы создали достаточно мощное, но люди в нем скорее просто выживают…
— Мне очень легко отвечать на этот вопрос, поскольку если вы взглянете на процент членов моей партии в том большом государственном аппарате, то увидите, что мы почти не присутствуем в нем.
Я говорю о создании государства как об унифицированном процессе, который пережили многие нации и народы, ставшие, в конце концов, благополучными. И если раньше в законодательстве было белое пятно в отношении проблем детства, то как раз члены НРУ обеспечили все права ребенка, начиная от получения образования (даже заложена квота на обучение для детей из малообеспеченных семей, сирот, чернобыльцев в любом частном образовательном заведении), здравоохранения до всестороннего гармоничного развития маленького гражданина. Детство, права ребенка в Украине определяются как общенациональный стратегический приоритет. Дефиниция блестящая! Я не нашла такой дефиниции в законодательных актах наших соседей.
Сейчас в государстве впервые сложилась благоприятная ситуация: имеем Президента-государственника, реформаторское правительство, государственническое политически ответственное большинство в парламенте. Но это только одно крыло формулы успеха Украины. Второе — формирование политической нации.
Меня сильно поразили недавние события на Михайловской площади во время визита Клинтона. Я увидела, как по щеке американки, женщины — должностного лица моего возраста, катились слезы, когда звучал гимн Соединенных Штатов. Я подумала — черт побери! А нам же советовали отказаться от этого глупого романтизма и стать сумасшедшими прагматиками. А оказывается — вот она, основа благополучного государства: слезы любви и гордости на глазах при звуках национального гимна. И именно мы закладываем сегодня основы украинской мечты в наши законодательные акты, в обновленную программу НРУ.
Есть общепринятые концептуальные основы формирования политической нации. Речь не идет о чем-то заполитизированном, или узкоэтническом. Это просто должна быть нация, которая живет на этой земле, любит эту землю и верит в нее. Остается только найти составные такой украинской схемы. Вот и все.
Когда спрашивают, а что эта партия дает, я ответила бы, что есть партии, которые вроде бы дают лозунги, однако если они ненастоящие, завтра о них все забывают. А настоящие лозунги не нужно навязывать, они будут работать в обществе. Как раз наша руховская концепция создания государства базируется на принципах настоящих, проверенных опытом всего общества. А то, что сегодня еще не все подхватывают эти идеи, то это понятно, ведь почти четыреста лет у нас не было государства, этнос рассеян во времени и пространстве метелями безгосударсвенности... Можно ли это все так одновременно и сразу сделать? Нужно время...
Молодежь больше всего пострадала от процесса становления государства, потому, что она сегодня без надежды, без рабочих мест, без морального стержня, без социальной опеки. И если искать, кто в этом виноват, то я неоднократно говорила коммунистам и продолжаю повторять: если бы они защищали все свои левые идеи, но стали на почву украинского государства, чтобы не велись девять лет споры «быть или не быть», а работали бы в течение этого времени так, как делали это левые в Польше, или даже, как делают это левые в России, то мы намного успешнее решали бы дела молодежи.
— С другой стороны, многие считают, что Рух выпал из современного контекста, решает проблемы, которые были актуальны в начале 90-х. Рух постоянно ведет полемику с коммунистами, обвиняя их во всех грехах. Как будто на дворе 1991 год, а не 2000-й. Вам не кажется, что Рух все-таки потерял динамизм. Какое государство вы предлагаете построить? Что в нем еще есть, кроме внешних, без сомнения, важных, символов — герба, знамени, гимна?
— А разве то, чем я занимаюсь, не является менее важным, чем снижение налогов? Чем занимаются все? Я думаю, что оно соразмерно. Япония после ядерной катастрофы все бюджетные потоки, кредиты направила в образование и обеспечение детства. И скажите, что нам сегодня больше требуется — самая лучшая, самая доскональная в мире программа, но не выполненная, или среднего качества программа, выполненная от и до. Но выполненная программа! Программа Бальцеровича была написана на трех страницах, но выполнена от начала и до конца. Почему? Потому что было консолидированное правительство и поддержка парламента. То есть, не фокус написать программу, фокус иметь механизм реализации. Не нужно изобретать колесо, экономическая программа простая, как апельсин, — снижение налогов, экономические приоритеты, создание благодатных инвестиционных и кредитных потоков. Все, как у людей. Но дайте механизм исполнения. А его и до сих пор нет.
Зато есть тормоз: назовите мне хотя бы одну из стран Европы, в которой часть парламентариев не хотят своего государства.
— Разве сегодня парламенту мешают левые Украины, ведь полгода, как создалось парламентское большинство?..
— А назовите мне пример страны, которая за полгода сделала прорыв? За десять лет — есть примеры. И если сегодня в странах Балтии граждане получают 300 долларов зарплаты, то это потому, что у них коммунисты с правыми не дерутся, поскольку все — на государственнической платформе. Потому что в Дании, которая по уровню жизни занимает третье место в Европе, пять левых в парламенте. Я не против левых, но пусть они работают на государство. И те же самые советские символы в странах Балтии сняли еще весной 91- го и забыли, и сосредоточились на экономике. Украина вошла, по-видимому, в Книгу рекордов Гиннесса. Потому что коммунистов, которые не хотят своего государства, нет в ни одной стране мира.
— Вы говорили о формировании политической нации. Насколько успешно, на ваш взгляд, с этой проблемой справляются политики. Не получится ли так, что говоря о политической нации, мы оперируем чем-то виртуальным, а между тем, что должно быть, и тем, что есть, пролегает бездна. Есть ли хоть какие-то изменения за почти десятилетнее существование государства?
— Для политической нации каждый день и каждый вопрос являются внутренним референдумом — это мне требуется, а это — нет. И политическая нация может существенно влиять на свое правительство, на парламентское большинство. Политическая нация не позволит себе топтаться девять лет на месте. Она является индикатором общественных процессов. Имеем ли мы сегодня политическую нацию? Нет. У поляков, словаков, болгар и народов Балтии такие нации есть. Так что мы ее формируем на основании ментального единства, ища украинскую мечту. Поэтому в Украине рядом с политическими процессами должны соразмерно двигаться и общественные процессы. Единая поместная православная Церковь — канва такой категории, как украинская политическая нация.
В Святом писании сказано: познайте правду и она сделает вас свободными. В 1995 году, на Ассамблее православия в Загорске я сказала святейшему патриарху Алексею: «Ваша Святость, правда Украины такая: мы идем к своей единой православной церкви». Мне казалось, что фрески на стенах тоже на меня посмотрели с определенным непониманием. Но эту правду услышали в Загорске, и в тот самый день белорусы навзрыд плакали на плече у нашей делегации и говорили: «Сябры, вы будете, а нас не будет. Потому что вы, в отличие от нас, имели два глоточка свежего воздуха — около пяти лет государство Хмельницкого, мощное освободительное движение и национальные церкви. На эту опору вы опираетесь и выступите дальше».
У нас нет государственнического опыта, элит и генераций государственно-созидательных, которые были бы непрерывны во времени. Ведь когда-то министр иностранных дел Эстонии, пребывая в Украине, признал, что у них были такие же проблемы, как у нас: снижать налоговое давление или нет. И знаете, эстонцы пригласили бывшего заместителя министра финансов, который работал в правительстве до 40-го года, и он много хорошего посоветовал. Если бы мы имели хотя бы двадцать лет государственности в этом столетии, ого, какими бы мы предстали…. Как вы думаете, если заасфальтировать траву, то сразу ли она поднимется? Да нет, по одной травинке будет подниматься. Я просто предчувствую, что мы будем иметь сильное государство.
В 91-м году нам все казалось розовым. Период романтики всегда сменяется периодом очень острого разочарования. Мне кажется, что некоторые вещи просто не повторятся в истории, ибо они неповторимы, как, скажем, провозглашение независимости. Теперь мы можем констатировать, что Украине не три и не пять, а десять лет нужно было для того, чтобы дойти до некоторых вещей, например, до политически ответственного большинства. Ведь раньше ответственность на себя не брал никто — все были в оппозиции или в конструктивной оппозиции. Поэтому для Украины было недостаточно 3-5 лет. У нас только сейчас начал расти ВВП и уменьшилась впервые в этом году задолженность по социальным выплатам. В 97-м году президент Квасьневский приезжал в Украину, и я общалась с его пресс-секретарем, который говорил, что в 84-м году польский крестьянин пахал коровой и не было видно признаков улучшения. Рост показателей начался с 94-го года. Ничего, вытерпели. И необходима нам будет в первую очередь та консолидация на почве политической нации, та система эффективной власти, которая была в Польше.
ЛЮДИ СЕГОДНЯ БОЛЬШЕ ВСЕГО ХОТЯТ, ЧТОБЫ ИХ УСЛЫШАЛИ И ПОНЯЛИ
— 14 октября 1995 года я произнесла с трибуны заявление о создании депутатского объединения «За единую поместную православную Церковь». Украинцы являются наибольшей православной нацией по количеству приходов (более 11 тыс.). Более того, мы являемся вообще вторым Иерусалимом в православном мире, ибо на наших холмах проповедовал Андрей Первозванный. Украинское православие является европейским, абсолютно отличным от московского. Несколько примеров: когда Киев брал крещение от Византии, она была на подъеме, там наблюдался расцвет культуры и духовности. На время становления Московской патриархии Византия уже была в упадке, что сказалось на имманентных признаках русской церкви. Такие вещи, как «Русская правда» Ярослава Мудрого, Конституция Пилипа Орлыка, высокообразованная европейская Киево-Могилянская академия, которая поставляла кадры в Московскую патриархию, европейская церковная реформа митрополита Петра Могилы — все свидетельствует о том, что мы имеем очень специфическое европейское православие. И мне приятно, что сейчас идею создания единой поместной православной Церкви уже разделяет подавляющее большинство мирян и духовенства.
Создание единой поместной православной Церкви — моя цель. Потому, что я хорошо понимаю, если у нас включится этот духовный механизм, то окончательно закончится первый этап создания государства, будет государство, которое никогда не вольется ни в какие «союзы», начнет формироваться нация на основании ментального единства. Мне кажется, более унифицированной, чем православие, основы для объединения нации просто не придумаешь.
21 января на ассамблее Президент обратил внимание на потребность единой поместной православной Церкви. И вы посмотрите — эта идея висит в воздухе и материализуется на глазах: Женевские переговоры отложены, но они будут; начинается понимание между УАПЦ и УПЦ- КП; есть подвижки даже в середине УПЦ. Уже заговорили о ее автономии. Это наш украинский путь в процессе создания украинской политической нации.
— Очевидно, это очень важный фактор, но на самом ли деле фактор создания единой церкви настолько много значит в эпоху постиндустриального общества?
— Возможно, наиболее постиндустриальным обществом можно считать японцев с их философией, глубинной ментальностью, такой внутренней, что они даже и не собираются унифицировать что-то по образцу «как все». Американцам пришлось выдумать подъем знамени со слезами на глазах для того, чтобы объединить народы, которые пришли из разных концов мира. Нам не нужно этого выдумывать, поскольку у нас все это есть, наше, не придуманное. Через 70 лет после «эпохи атеизма», когда «не убий», «не укради», «не прелюбодий», «не пожелай добра своего ближнего» и тому подобное было забыто, поскольку все было колхозным и ничьим, поэтому, наверное, у нас и происходит такое дикое первичное накопление капитала, что длительное время церковь в обществе практически не присутствовала.
Меня больше всего тревожит, что церковь сегодня не выполняет ту роль в обществе, которую должна бы выполнять. Пока что происходит демонстрация — кто на каком холме больше позолотит куполов. Я могу назвать села в Галичине, где есть четыре церкви, а строят пятую, как вы догадались — по числу конфессий. Но я хотела бы спросить: не выехали ли из этого села люди на заработки, нет ли там детей, которые ходят и просят хлеба? Конечно, есть. Во всем мире церковь выполняет роль крупнейшего социального волонтера. Выполняет ли сегодня в Украине церковь такую роль? Проходя через подземный переход на Крещатике, где стоят попрошайки, я никогда не видела, чтобы к ним подошел кто-то из монастыря, неважно которого, более или менее канонического, и отвел их на обед к себе в монастырь или что-то подал.
В постиндустриальном обществе круглосуточно на нас наваливается масса информации. А люди сегодня больше всего хотят быть услышанными и понятыми. Является ли у нас сегодня церковь такой, чтобы мы хотели прийти к ней и что-то ей рассказать? К сожалению, нет. Учитывая это, церковь наша сегодня является такой же пострадавшей от отсутствия государственности и атеизма, как и наше общество. Но кто должен инициировать необходимость консолидации в единую поместную православную Церковь — Президент или духовные пастыри? Духовные пастыри, ибо служение ближнему и Богу — это их долг. Они же отмалчиваются. А если бы сегодня церковь стала самым большим социальным работником и вместо пастора Генри, который проповедует нам что-то чуждое, это делали свои, объединенные верой, а не противостоящие друг другу наши духовные пастыри, это было бы плохо?
На духовной ниве, которая очень запущена, забурьянена, настоящих жнецов, к сожалению, очень мало.
— А вы считаете нормальным, что Президент подталкивает эти процессы, это не противоречит Конституции? Разве государство таким образом не вмешивается в церковные дела, ведь наибольшей проблемой православия всегда было объединение церкви и государства?
— Церковь отделена от государства, но государство не отделено от общества. В июне 1990 года, когда еще не было независимой Украины, Поместный собор провозглашает автокефальную церковь и выбирает украинского патриарха. И посмотрите, когда восстало украинское государство — когда усилия церковные и государственные объединялись. Так было во время государств Богдана Хмельницкого и в начале ХХ ст.
В преамбуле Конституции сказано, что государство содействует консолидации украинской нации, возрождению духовных и национальных традиций, так разве Президент не должен высказать то, о чем говорят и наши граждане, и церковь уже 10 лет!? И Президент здесь действовал в рамках Конституции. Он же не подписал указ о созыве Поместного собора и создании поместной церкви.
— По-видимому, все мы сегодня идеализируем нашу церковь, наше духовенство. Возможно то, что сегодня мы имеем три церкви, это и на благо, ибо сейчас между ними существует соперничество и конкуренция, они оглядываются друг на друга и видят все грехи друг друга. Может самым большим злом церковным станет как раз их объединение. А почему мы стесняемся сказать об очень низком уровне духовенства, об их невежестве, которое проявляется независимо от того, к какой из церквей они принадлежат — Киевскому или Московскому патриархату. И от объединения может быть разве что политическая польза, а вряд ли духовная.
— Это очень глубокая проблема, над которой я часто задумываюсь, но путем логических аргументов начинаю сама себе оппонировать. Печать нашего времени лежит на всех — на политиках и на избирателях, на духовенстве и мирянах. Но тем не менее, когда я советуюсь со священниками о становлении единой церкви, они понимают ту роль церкви, которую должна она играть. Я не боюсь, что наша церковь станет подобной Московской. Во-первых: того фанатичного мессианства у нас нет и не будет. Украинцы никогда не захватывали чужих территорий, церквей, не перекрещивали в украинское православие не то что нацию или народ, ни одно село не повернули, не украшали стен чужими иконами.
Объединяя церкви, мы просто хотим составить вместе обломки, мозаику, чтобы увидеть себя, свой образ. Во-вторых, мы имеем и общественную, и моральную, и политическую потребность в единой церкви. Мы должны на чем- то консолидировать общество. Мы поняли, что нельзя это делать на языковом принципе, на этническом, поэтому делаем это на ментальном уровне — это глубочайший, наиболее широкий, наиболее благодатный срез. Наконец, однозначно, поместная церковь приведет к улучшению духовного, морального климата общества. Это — катализатор многих процессов, которые стоят на месте уже десять лет, наконец, это наш европейский выбор, потому что все православные государства Центральной и Восточной Европы имеют поместные церкви.
Настоящий священник — это очень мощная категория людей. В Галичине, когда с 1922 года доступ к высшему образованию украинцам был закрыт, мы стали нацией «холопов и ксендзов», вся лучшая интеллигенция шла в священничество, чтобы работать и будить свой народ. Другой элиты тогда Галичина не имела. Очень много культурных и общественных деятелей вышло из семей священников, начиная с Симона Петлюры и заканчивая Степаном Бандерой. Уместно будет мне вспомнить своего отца, который также был священником. Я никогда не встречала больше такого исключительного, доброго, образованного человека. В 82 года, уже смертельно больной, он каждый раз, когда я приезжала в больницу, давал мне поручения, кому из тех людей, кто лежал с ним в больнице, и что именно нужно сделать. Папа давно не был в приходе, а к нему до сих пор приезжают за советом — как строить избу, на ком жениться, куда поступать учиться. Мы должны вернуться к этому. Соль каждой нации — настоящие духовные пастыри, которых всегда мало. Это поводыри для многочисленной когорты другой части общества, на пути к той «земле обетованной», которой является демократическое социальное государство.
