(В продолжение полемики «Дня» о свободе слова от 13.05.2000
«Нужны ли прессе баррикады?»)
«Там, где печать свободна, никто не свободен»
Томас Джефферсон (1743-1826)
Всякое сравнение хромает, но акция львовских журналистов
в защиту свободы слова напомнила героиню старинного водевиля, которая хотела
«и невинность соблюсти, и капитал приобрести». Нет слов, противогазы, как
символ, выглядели весьма впечатляюще, но не менее символичным было и то,
что натянули их на собственные физиономии сами же борцы за свободу слова.
Впрочем, как говорил один умный человек, правда редко бывает чистой и никогда
не бывает простой, что и подтвердили результаты социологического опроса
ведущих политических журналистов страны (см. «Зеркало недели» №18/ 2000,
стр.4).
Среди объективных и субъективных факторов, ограничивающих
свободу слова в Украине, было названо, например, болезненное отношение
к критике со стороны властей. Трудно что-либо возразить, но вряд ли будет
преувеличением утверждать, что на критику болезненно реагируют не только
власти, но и сами масс-медиа. Особенно, если критикуют их коллеги. На фоне
перманентной политической склоки отношения масс-медиа друг с другом чем-то
напоминают эпизод из юмористической повести Д.-К. Джерома, когда «большие
собаки дрались с большими, а маленькие с маленькими, и в перерывах между
схватками хватали больших собак за ноги».
Надо отдать должное честности опрашиваемых — среди прочих
негативизмов они мужественно упомянули «меркантилизм отечественных журналистов».
Речь идёт вовсе не о рекламе, хотя её уровень иногда не выдерживает никакой
критики. Сегодня, когда деньги превратились в ведущее средство массовой
коммуникации, масс-медиа стали профессиональными эксплуататорами потребностей
на уровне инстинктов.
Сегодня интерес к трогательно- ханжеским диспутам типа
«Может ли девушка признаться в своём чувстве первой?» может свидетельствовать
о некоторых проблемах с психикой, но вряд ли является нормальным столь
интенсивный интерес современных масс-медиа к тому, что расположено ниже
пояса. Однако редко какое издание обходится без соответствующих рубрик.
Что же касается их содержания, то оно фактически адресовано не людям, а
гениталиям.
Ещё одним непременным газетным товаром стал страх. Весьма
показательна в этом плане так называемая «торговля ужасами». Она, очевидно,
настолько выгодна, что некоторые издания превратились в настоящие справочники
несчастных случаев. Особое место в запугивающей журналистике принадлежит
«чернобыльской теме» с её вечными двуголовыми телятами и столь же традиционной
(хоть и не всегда осознанной) путаницей между микро- и миллирентгенами.
Роль ещё одной «страшилки» выполняет криминальная тематика. В советские
времена пресса ограничивалась тем, что иногда скупо клеймила позором тех,
кто порой кое-где у нас не хотел честно жить. Сегодня же СМИ впали в другую
крайность — фотографии неопознанных трупов, систематически появляющиеся
во многих популярных газетах, не столько способствуют борьбе с преступностью,
сколько свидетельствуют о журналистской некрофилии. На читателей, зрителей,
слушателей обрушилась лавина сообщений о задохнувшихся в дыму малютках,
удушенных старушках, взбесившихся в зоопарках слонах-убийцах, мафиозных
перестрелках и бандитских налётах. Для придания виртуальной «криминальной
войне» большей достоверности, СМИ наряду с мафиозно-блатной стилистикой
стали широко использовать и так называемые «спецлексику», «спецтематику»,
«спецсъёмку» и даже «спецжанры». Утверждают, что всё это атрибуты «журналистики
экстремальных состояний». На самом деле ЖЭС представляет собой объективное
оперативное информирование населения о случившихся в обществе нестандартных,
«форс- мажорных» ситуациях с целью недопущения возможной паники. Запугивающая
журналистика, в том числе и «журналистика зверств», ничего, кроме атмосферы
«парализующего пессимизма» в общество не привносит.
Среди главных причин несвободы отечественной прессы участники
опроса назвали «зависимость отечественных бизнесменов, способных поддержать
СМИ, от существующей власти», хотя, честно говоря, трудно поверить, что
цензура денежного мешка лучше тоталитарной цензуры. Действительно, свободу
слова нельзя купить, но, оказывается, ею можно расплачиваться. Превратившись
в собственность тех или иных бизнес-групп и политических группировок, многие
издания фактически оказались их прямыми «подельниками». Малочисленность
(реальных, действующих партийцев в обществе насчитывается столько же, сколько
и представителей сексуальных меньшинств, то есть не более 3% всего населения),
организационная рыхлость и откровенная идейная слабость политических филиалов
тех или иных бизнес-групп, каковыми, в сущности, являются многие украинские
партии, стали причиной того, что именно масс-медиа взялись за выполнение
таких чисто партийных функций, как политическая организация сторонников
и выработка хоть каких-нибудь внешне приемлемых идеологических основ. Особенно
наглядно это проявилось во время последних парламентских выборов. Это в
советские времена Украина была «страной вечно зелёных помидоров». Сегодня
она стала «страной вечных выборов». Но и во время избирательных баталий,
и в коротких промежутках между ними национальное информационное пространство
заполняется ангажированной журналистикой, излюбленными приёмами которой
являются препарирование и селекция информации. Всё, что противоречит политическим
и финансовым интересам владельцев масс-медиа, оказывается в «информационных
гетто». Из «общественного эксперта», каковым политическая журналистика
была на заре независимости, она превратилась в «организатора злословия»
и «спецназ» информационных войн. Некоторые публикации и передачи действительно
представляют собой своеобразные «информационные казни». Некоторые психиатры
считают, что наиболее востребованными комментаторами и обозревателями сегодня
всё чаще становятся «акцентуированные личности с травмированным сознанием
и истероидным типом реагирования на происходящие в обществе события». Вместе
с тем, по мнению авторитетных зарубежных исследователей, перманентная война
компроматов, связанная с наращиванием масштабов негативной политической
рекламы (и явной и скрытой), «уродует массовое сознание». В результате
прививаемого населению цинично-рыночного отношения к политике разрушаются
основы гражданской жизни, открывается прямая дорога для продвижения во
власть беспринципных демагогов, политических авантюристов, а то и откровенного
криминалитета. Пытаясь объяснить столь активное участие в политической
жизни страны людей, находящихся в явных неладах с законом и моралью, масс-медиа
буквально вдалбливают в головы сограждан, что политика — это грязное дело.
Похоже, к сожалению, общество уже почти поверило, что порядочным людям
во власти делать нечего. О негативном влиянии «свободной» прессы на морально-политический
и социально-психологический климат в обществе написано уже немало. Гораздо
меньше известно об ущербе, который деятельность масс-медиа может принести
в экономической сфере. Стимулируя явный перекос в пользу не обеспеченного
ни творческими, ни производственно-экономическими возможностями сверхпотребления
развлекательной продукции, СМИ усиленно насаждают духовную атмосферу краткосрочных
установок на быстрое обогащение без соответствующих трудовых усилий. Культивируемые
стандарты «красивой жизни», которая выглядит «миром потребления без производства»,
попросту разрушают общественную потребность в каких- либо усилиях во имя
будущего. К этому стоит добавить, что предоставляемая многими «независимыми»
СМИ экономическая информация зачастую является изощрённым, тщательно замаскированным
видом недобросовестной конкуренции, которая, как известно, является серьёзнейшим
препятствием на пути подлинных рыночных реформ.
Национальное информационное пространство, чья независимость
выступает главной предпосылкой свободы информации — это всеобщее достояние,
а не чья-то личная вещь. Отсюда следует, что владельцы СМИ, извлекающие
прибыль из производства, интерпретации и распространения информации, не
могут пользоваться правом свободы слова в национальном информационном пространстве
исключительно по своему усмотрению. В этой связи возникает несколько интересных
вопросов. Во-первых, может ли публичная власть (и пресса, как её разновидность)
концентрироваться преимущественно в частных руках? Во-вторых, если публичная
власть учреждается гражданами и есть реальный контрольный канал, через
который общество может на неё влиять (выборы, например), то имеются ли
столь же реальные (разумеется, за исключением налоговой и противопожарной
инспекций) каналы общественного влияния и контроля за СМИ, в том числе
и негосударственными? В- третьих, если свобода одного человека заканчивается
там, где начинается свобода другого, то где, в таком случае, должна заканчиваться
свобода слова? В своё время Марк Твен причислял к главным демократическим
ценностям и свободу слова, и благоразумие никогда ею не пользоваться. Рассчитывать
на благоразумие в нынешних условиях вряд ли приходится, поэтому всё более
актуальными становятся конкретные действия, которые бы помогли украинской
прессе вернуться к подлинной, а не имитируемой независимости. Назрела острая
необходимость создания эксклюзивного юридического органа — Судебной палаты
по информационным спорам, которая могла бы действовать при Верховном Суде
Украины. Ограничению субъективного влияния хозяев масс-медиа на творческо-информационный
процесс могло бы способствовать внесение в существующее законодательство
требования о демократически формируемых общественных советов при каждом
СМИ. В условиях, когда существует реальная опасность возникновения медиа-империй,
а значит, и монополии на информацию, вполне оправданным будет законодательное
ограничение концентрации масс-медиа в одних руках. Конечно, эти шаги отнюдь
не исчерпывают всего возможного арсенала защиты подлинной, а не имитируемой
свободы слова, так же как и данные заметки не являются претензией на монопольное
владение абсолютной истиной в последней инстанции. Бесспорно лишь одно:
существование личной и общественной свободы в информационно дезориентированной,
нравственно надломленной и запуганной стране попросту невозможно. И ещё
— для того, чтобы действительно стать свободной, отечественная журналистика
действительно должна этого хотеть.
ОТ РЕДАКЦИИ
Публикуя статью Виктора Цыганова в рамках дискуссии
«Дня», мы считаем, что и она, как и предыдущие материалы, содержит в себе
сколь интересные, столь и спорные аргументы. Скажем, многие зарубежные
исследователи не склонны считать «главной предпосылкой» свободы слова независимость
информационных пространств отдельных национальных государств. В период
формирования национальных государств и национальной политики правдивость
не принадлежит к положительным качествам правительства, считают они. Такие
эксперты больше доверяют сверхнациональным институтам и сверхнациональным
каналам распространения информации, которые более заинтересованы в объективизме.
Наверное, не секрет и то, что в Украине практически нет СМИ, которые на
самом деле позволяют своим частным владельцам «извлекать прибыль из производства
и распространения информации» — если, конечно, иметь в виду прибыль как
экономическую категорию. А, значит, «прибыль» на самом деле измеряется
в других категориях, и не главным ли ее получателем оказывается государственная
власть? Поскольку все наши т.н. «частные владельцы» СМИ являются заложниками
тех непрозрачных отношений, которые госвласть культивирует. И их медийный
бизнес — ничто по сравнению с бизнесом на власти. Или, скажем, еще вопрос:
а как ограничить монопольную империю на масс-медиа той же госвласти, которая
существует реально у нас сейчас, сколько бы ни было де-юре владельцев СМИ.
Мы надеемся, что участники дискуссии «Дня» попытаются ответить и на эти
вопросы.
