Будущего как физического мира нет. Но есть наши возможности, мотивы и воля.
ПОЛИТЭКОНОМИЯ ПЕРЕХОДА
Дискуссия о том, какой должна быть новая экономическая модель национальной экономики Украины, длится примерно столько же, сколько лет самой украинской независимости. На «старте» этой дискуссии ни у кого не вызывал сомнение тот факт, что Украина является индустриальной державой, способной включиться в международное разделение труда в качестве конкурента-производителя продукции с высокой добавленной стоимостью.
ВПК и космическая промышленность, авиа- и судостроение, тяжелое и легкое машиностроение, тяжелая металлургия и химическая промышленность составляли своеобразное «индустриальное ядро», особенностью которого было наличие полноценного производства конечного продукта. По оценкам экспертов- экономистов, «индустриальное ядро» обеспечивало Украине место в двадцатке ведущих производящих стран мира, т.е. тех, кто продвигал на мировой рынок конечную продукцию национального производства.
Собственно, задачей «Большого перехода» от социалистической к рыночной экономике было изменение принципов экономической деятельности при сохранении геоэкономического потенциала и «профиля» индустрии. Проще говоря, развитие института частной собственности посредством приватизации и включение промышленных комплексов в новые системы (национальные и транснациональные компании) — средство и инструмент, но не цель модернизационных реформ в Украине в постсоветский период.
Выход на мировые рынки в условиях внутренних трансформаций привел к стихийной смене модели — от индустриальной к сырьевой. В первое десятилетие реформ эта смена воспринималась как явление временное, связанное со сложностями структурных преобразований, отставанием модернизации, поиском внутренних и внешних инвестиционных ресурсов, способных профинансировать модернизацию и повысить конкурентоспособность «индустриального ядра».
Вместе с тем, как гласит житейская мудрость, ничего не бывает более постоянного, нежели временное. Сырьевая специализация украинского крупного капитала оказалась выгодным делом. Во-первых, производство сырья (металл, химическая продукция) не требовало высоких стартовых вложений. Во-вторых, стоимость лоббизма и провайдинга на мировых рынках — намного ниже, чем аналогичные траты на продукцию с высокой добавленной стоимостью. И третье, наверное, самое важное — сырьевая специализация Украины как нового субъекта мирового рынка была воспринята производящими странами куда более благосклонно, нежели амбиции Украины затоварить мировой рынок своей авиа- и космической продукцией, военной техникой и космическими ракетами.
Государственную машину также устраивала ситуация, когда все издержки по экономическому планированию и долгосрочным стратегиям взял на себя молодой крупный капитал сырьевого типа: деньги в бюджет приносит и снижает риски по долгосрочным инвестиционным программам. Из года в год правительства всех призывов пересчитывали доход от экспортеров сырья и энерготрейдеров, откладывая капиталоемкие программы по модернизации «индустриального ядра» на потом. Речь даже не идет о целевом государственном инвестировании, а скорее о государственном менеджменте, который бы способствовал реализации долгосрочных модернизационных программ с участием всех типов капитала. В рамках модернизационных задач такое загадочное понятие как «инновация» вообще превратилось в политическое заклинание, усыпляющее бдительность рядового гражданина.
Сухой остаток этих умозаключений: по состоянию на 2005 год в структуре экспорта доминирует металлургическая продукция (более 40%). Экспортная сельхозпродукция также преимущественно сырьевого и полуфабрикатного типа. Доля машиностроения занимает порядка 20%, а услуг — 15% (преимущественно — транспортировка энергоносителей).
2005 год в этом отношении может стать переломным. Высокая энергозатратность и инновационная консервативность «сырьевой модели» фактически гарантируют ее кризис в ближайшие год-два.
Смена конъюнктуры и высокий уровень конкуренции на рынке металлов, где появились новые игроки с продукцией с более высокой добавленной стоимостью (Китай) и рост цен на энергоносители (нефть, газ) могут стать катализатором кризиса (бюджет, спад внутреннего инвестирования, «схлопывание» внутреннего рынка), переходящего в системный структурный обвал всей национальной экономики. Эти риски дополняются и субъективной стороной — реприватизационными процессами, которые начались в связи со сменой власти и вторичным переделом собственности в Украине.
К чему это может привести в ближайшей перспективе?
А) Низкая рентабельность, а в последующем — и убыточность «сырьевой модели» делают невозможным прибыльность и всей национальной экономики. Высокая зависимость от внешних энергоресурсов, поставляемым по мировым ценам (нефть, газ, ТВЭЛы для атомных станций) будет требовать постоянных высоких расходов как со стороны государства (бюджет и бюджеты госкомпаний), так и со стороны приватного крупного капитала. Единственный источник, обеспечивающий «худой» баланс, — рабочая сила. Значит, повышения уровня эксплуатации труда не избежать, и низкий уровень доходов с неизбежностью станет нормой во всех отраслях экономики. Труд остается единственным внутренним ресурсом для накопления необходимой прибыли в условиях низкорентабельной или убыточной экономики.
Б) Снижение конкурентоспособности сырьевой промышленности на фоне крайне низкого инвестиционного потенциала (проще — финансовой состоятельности) частного капитала в Украине приведет к «сбрасыванию» собственности (промышленных предприятий) иностранным компаниям. Региональные компании-конкуренты или системные ТНК, ориентированные на расширение производства и сфер влияния, готовы ко «вторичному переделу» и будут играть только на понижение цены объектов. Причем, в этом случае реприватизация, объявленная Новой властью в 2005 году, — лишь один из способов интернационализации собственности. Одновременно с этим отечественные «сырьевики»- владельцы добывающих компаний и экспортоориентированных производств, как минимум, будут заинтересованы в привлечении к управлению собственностью иностранных профильных кампаний, а как максимум — к «сбрасыванию» объектов и реинвестированию в более гарантированные активы (отрасли, ориентированные на внутренний рынок, земля, недвижимость, рекреационный бизнес, связь и коммуникации). В любом случае это приведет к снижению инвестиционных предложений для «индустриального ядра»: иностранным компаниям это малоинтересно, а «свои» не готовы к такому типу бизнеса.
В) Перераспределение «сырьевого» сектора национальной экономики, ставшего скелетом «сырьевой модели» в последние годы, приведет к прямой зависимости экономики от внешних стратегий развития, прежде всего корпоративных стратегий отдельных ТНК. Учитывая фактический провал модернизационной политики в последнее десятилетие, национальное правительство будет не в состоянии продуктивно влиять на геоэкономическую перспективу Украины, оставаясь лишь в роли распорядителя социальных бюджетных программ и локальных компенсационных мер (дотации АПК, реструктуризация угольной промышленности, завершение обязательного капстроительства, заложенного в предыдущие правительственные программы). «Индустриальное ядро» в таких условиях будет обречено на медленную реструктуризацию, перепрофилирование и распродажу по оставшимся в живых технологическим цепочкам («Южмаш» — производитель троллейбусов, — это символическое выражение краха «индустриального ядра»).
УКРАИНА КАК ПРОВАЙДЕР ВНЕШНИХ СТРАТЕГИЙ
«Вторичный передел» собственности в условиях кризиса «сырьевой модели» стимулирует и без того острую геоэкономическую конкуренцию за влияние на украинскую экономику. Конкуренция разворачивается в нескольких плоскостях:
емкий внутренний рынок Украины — товары и услуги (включая связь), технологии и оборудование, инфраструктура;
индустриальные объекты и земля — как компонент корпоративных стратегий региональных компаний и ТНК, связанных с расширением производственных цепочек и вынесением собственного производства в другие страны;
энергетика и транспортная инфраструктура — как геоэкономический ресурс в геополитической игре за влияние на ЕС.
Третья плоскость сейчас приобретает ключевое значение в рамках смены модели развития национальной экономики.
«Индустриальное ядро», технологически привязанное к прошлому разделению труда, доставшемуся странам СНГ от СССР, оказалось не в состоянии «прирасти» новыми емкими рынками сбыта. Локальные программы продвижение своей продукции не имеют стратегического значения (пример — пакистанский танковый контракт). Участие космической индустрии в программе «Си Ланч» — скорее исключение из правил, лишь подтверждающее эту грустную истину. Программные президентские и правительственные заявление последних пяти лет о расширении рынков сбыта для «индустриального ядра» и о вхождении в мировое разделение труда в качестве страны т.н. «индустриальной группы» так и остались пожеланием государственного менеджмента, далекого от практики национальных промышленных стратегий.
В свою очередь крупный сырьевой капитал, столкнувшись с рисками исчерпания ресурса основных фондов национальной сырьевой индустрии и острой политической конкуренцией за «вторичный передел», избрало стратегию вывоза капитала в знакомые им сектора экономики соседних стран (корпоративные стратегии ИСД и СКМ), или ищут способ «сбросить» часть активов своим иностранным партнерам (группа «Интерпайп», др.).
В условиях эволюционного «лишения» Украины статуса индустриальной державы, ее последовательно втягивают в компенсаторные внешние стратегии в роли транзитного государства-провайдера внешних стратегий.
Разворачивается нешуточная конкуренция двух крупных геоэкономических игроков —РФ и США — за инфраструктурный и энергетический ресурс Украины.
Россия в лице национального правительства и лояльного частного капитала заинтересована в вовлечении Украины в качестве участника собственной энергетической стратегии: консолидация оставшихся геоэкономических активов стран-производителей и стран- транзитеров (месторождения газа и нефти, трубопроводы и их техническое обеспечение) и выстраивание долгосрочной политики по обеспечению энергоресурсами стран ЕС. Неслучайно поэтому созданный год назад газотранспортный консорциум был ограничен лишь форматом украино-российского участия, а украинский проект Одесса — Броды планировалось использовать в реверсном направлении.
Несмотря на неудачу в переговорном процессе по включению в газотранспортный консорциум германского капитала, Германия (один из остовов «Старой Европы») заинтересована в сохранении и стабильной работе украино-российского альянса, гарантирующего эффективность энергетического сотрудничества стран ЕС с Россией и другими странами СНГ. Именно сквозь эту призму следует расценивать и новую 2-миллиардную кредитную линию, которую получила Украина в 2005 году по линии «Нефтегаз Украины».
Второй компонент, непосредственно связанный с украинской энергетикой, — максимальное использование имеющихся и создание новых мощностей по производству конечной продукции энергетики — электроэнергии — в качестве стратегического экспортного ресурса для ЕС. Приватизация облэнерго и производящих компаний и в перспективе — наращивание производства за счет строительства новых электростанций (в т.ч. — газотурбинных, ориентированных на российский газ) являются технологическими элементами этой стратегии. Учитывается и зависимость украинских АЭС от российского ядерного топлива. Именно поэтому долгое время под давлением внутреннего и внешнего лобби тормозился и даже блокировался проект создания замкнутого цикла по производству ядерного топлива в Украине.
В этом смысле проект ЕЭП, «связывающий» ключевые страны СНГ, и наличие у РФ долгосрочных обязательств с Туркменией, стали органичными политическими компонентами новой энергетической и геоэкономической стратегии России. Украина как обладатель труб, портов, мощной энергетики, транспортных коммуникаций — должна была сыграть роль одного из ключевых ее «провайдеров».
Российско-европейское сотрудничество, опирающееся на долгосрочные интересы России на энергетическом рынке ЕС, и интересы «Старой Европы» в России (прежде всего, Германии), создает геостратегическую угрозу для США и ведущих сырьевых ТНК. Диапазон угроз широк: от укрепления европейской экономики за счет эксклюзивного энергетического партнерства с Россией и ее сателлитами в СНГ — до реформы НАТО и создания полноценного и самостоятельного европейского государства с комплиментарным окружением в Восточной Европе, Евразии и Средиземноморье.
Собственно, политика «сдерживания ЕС» стала одной из главных забот США в последнее десятилетие. Блокирование Ирака и мобилизация НАТО в военных операциях, создание «санитарного пояса» вокруг Евразии и использование «цветных революций» в качестве инструмента геополитического сдерживания России, продвижение ТНК в среднеазиатскую сырьевую зону и реализация проекта нефтепровода Баку-Джейхан (американские компании — поставщики энергоресурсов в европейские порты) — разноуровневые звенья одной цепи.
В рамках политики «сдерживания», ее энергетической и геополитической компонентой становится и Украина. Во всяком случае, есть основания для реконструкции возможной логики вовлечения Украины и ее национальной экономики (вернее, той ее части, которая актуальна) в эту геостратегию.
Аверсное использование нефтепровода Одесса — Броды — хоть и важная, но лишь малая часть данной стратегии. Куда больший интерес представляет готовность американских компаний войти в украинскую энергетику. Намерение закупать в США ядерное топливо для атомных станций выглядят пока как амбиция украинского руководства окончательно и бесповоротно диверсифицировать поставки ядерного топлива (даже если это топливо будет на 40% дороже российского, если верить сообщениям СМИ). Нельзя исключать, что стратегический интерес США может состоять в более полноценном участии в модернизации украинской энергетики (скажем, посредством помощи в строительстве предприятий по производству ядерного топлива и участии в приватизации генерирующих мощностей). В таком случае, американские компании через несколько лет получат шанс стать крупными экспортерами электроэнергии из Украины в ЕС: готовый и дорогой конечный продукт, способный снизить выгоды ЕС от наращивания поставок энергоносителей и России.
Эту же задачу будет решать и аверсный вариант Одесса — Броды, где вероятность работы американских нефтяных компаний, имеющих свою долю в разработках казахской нефти и в КТК, высока.
Ставка на «американизацию» украинской энергетики может быть выгодна и украинской власти, поскольку плотное партнерство с американскими корпорациями гарантирует политическую поддержку и более продуктивное продвижение на европейские рынки.
Логичным в этом плане выглядит и желание США ускоренно вовлечь Украину в структуры НАТО: расширение НАТО на Восток тормозит реформаторские настроения в Европе и одновременно высвобождает Украину из-под прямого политического влияния России. Конфликтность и геостратегическая консервативность такого развития мало волнует США, и кажется, не особенно заботит украинское национальное правительство.
Иррациональный форсаж по вступлению Украины в ВТО, без учета новых геоэкономических угроз и интересов национальных производителей, может превратить национальную экономику из субъекта в заложника международного и регионального разделения труда. Во всяком случае, на «восточном фронте» торговые конфликты будут гарантированы, начиная с цен на энергоносители и заканчивая расширением списка изъятий и исключений в торговле с РФ и другими странами ЕвразЭС. Попытка противопоставить ЕЭП и ГУАМ как альтернативных региональных зон свободной торговли — тема для дипломатов-гурманов, но не для серьезного геоэкономического анализа и прогнозирования.
Не исключен вариант и вовлечения американского капитала в частичную реабилитацию той части «индустриального ядра», которая вписывается в стратегию «сдерживания ЕС». В частности, конкретная высокотехнологичная отрасль — космическая — может быть интересна США как в качестве субподрядчика новых космических и ракетных программ, включая ПРО. Но это — отдельная тема для разговора.
В статье не ставилась цель дать полноценный геополитический прогноз вариантам развития событий. В данном случае важен общий политико-экономический вывод: Украина утрачивает последние шансы на самостоятельную реабилитацию «индустриального ядра» и втягивается в чужие, компенсационные для национальной экономики, стратегии развития. И проблема даже не в том, с кем из ведущих геополитических игроков Украина будет играть дальше, а в том, что сам выбор ограничен плачевными экономическими перспективами и отсутствием воли, желания и понимания национальных элит в отношении развития страны-субъекта и экономики-конкурента.
ОТ ЗАСТОЯ ЧЕРЕЗ ОТСТОЙ — К НОВОЙ РЕВОЛЮЦИИ?
Нынешняя политическая клоунада с «внутренними врагами» и «внешними угрозами» оказалась настолько убедительна, что окончательно сняла с политической повестки вопрос о стратегиях развития национальной экономики и ее «индустриального ядра».
Компенсаторная модель геоэкономического развития в форме со-участника внешних энергетических и геоэкономических стратегий — это тот максимум, на который способна политическая и бизнес-элита. Вместе с тем, угроза деиндустриализации в сфере высокотехнологичного производства и «колонизация» сырьевого сектора могут вызвать негативный социальный эффект сродни событиям в России в 1914—1916гг.
Формирование осознанных классовых признаков в условиях грядущего системного кризиса национальной экономики (2006…) способно перевести «оранжево-буржуазную» революцию в революцию социальную. Но мало захватить «Зимний», надо знать, что в нем делать. Кто проинвестирует эту революцию и использует, а кто в состоянии предотвратить эту угрозу — пока вопрос открыт.
P.S. Совсем недавно участники «Украинского клуба» обратились к правительству Украины с просьбой ответить на 10 вопросов, связанных с выработкой геоэкономической стратегии развития украинской экономики (см. «День» от 6 апреля 2005 г.). В частности: По каким критериям правительство оценивает развитие страны? Какие страны, экономические сообщества правительство определяет как стратегических геоэкономических партнеров Украины и какие геоэкономические проекты рассматриваются правительством как приоритетные до 2010 года? Планирует ли правительство обеспечить участие национальной экономики в европейском распределении труда, товаров, капиталов и услуг до вхождения Украины в ЕС, и на какие ниши европейского рынка правительство будет ориентировать украинскую экономику? Какие стимулы планирует задействовать правительство для создания новых «точек роста» («точек прорыва») национальной экономики? С какими рисками сталкивается национальная экономика при вхождении Украины в ВТО, и каким образом правительство планирует минимизировать эти риски? Каким образом и в течение какого периода времени правительство планирует перейти к инновационной модели развития, основанной на науке и высоких технологиях? Сколько полных циклов производств (например, авиакосмическая отрасль, судостроение и т. п.) Украина имеет сегодня и какие из них правительство обеспечит до 2010 года? По всей видимости, правительству не до вопросов.
