Попробую ответить В. Пелевину («Избиратель — жертва PR-кратии» «День» от 19.01.00).
Для начала замечу только, что Пелевин в статье несколько лукавит, обращаясь к «профессионалам», поскольку многие из поставленных вопросов имеют прямое отношение к его творчеству и методам «раскрутки» его как писателя. Однако перейдем к делу.
Само сочетание «избирательные» технологии» получило в свете последних президентских выборов какое-то странное и страшное звучание. Откровенно говоря, такой подход просто смущает. А что, когда Лютер прибивал к дверям собора свои 95 тезисов против папства, это не было избирательной технологией? Возражать тут видимо бесполезно, поэтому возьму на себя смелость просто сформулировать понятие избирательной технологии. Наиболее оправданной выглядит такая формулировка: «Избирательная технология — это любой способ коммуникации политика со своими избирателями, имеющий целью убедить их в необходимости голосовать именно за его кандидатуру».
Понятно, что демократический политик стремится не к абстрактно понятому «счастью всего человечества», а именно к переизбранию. Высокопарные вопросы относительно «пользы для общества» ограничиваются по смыслу цинизмом самой демократической системы. Это, безусловно, недостаток, но это же и достоинство — к чему приводит беззаветное служение счастью человечества, мы знаем на печальном примере истории нашей страны.
Теперь перейдем к частным вопросам, сформулированным В. Пелевиным.
Он утверждает, что «имиджи живут своей собственной жизнью» и «не отражают реальность, а модифицируют ее». Автор благоразумно не указывает ход своей мысли, который привел его к столь замечательным выводам. А зря. Заметить самопроизвольно существующие имиджи на самом деле довольно трудно.
Безусловно, бывают имиджи, которые существуют виртуально, без связи с конкретным субъектом. Это имиджи исторических деятелей и особенно основателей религиозных направлений, факт физического существования которых не всегда возможно с достоверностью установить. Иногда социологи развлекаются, выясняя, какой из таких виртуальных имиджей более нравится народу. Однако когда речь идет о современной политике, ничего такого не наблюдается. Как остроумно заметил один из российских специалистов по политической рекламе, имиджмейкеры не могут сделать из мухи слона — ну разве что хомячка. Хомяк из мухи — очень много, но ведь хомяк не произведет впечатления царя зверей… Политические имиджи всегда обусловлены личными качествами самих политиков и в отдельности не существуют.
Не только политический имиджмейкер, но и писатель вынужден работать не с виртуальными, а с вполне реальными объектами. Еще Лев Толстой говорил, что выдумать можно все, кроме психики. Психику нельзя было выдумать тогда, нельзя и сейчас. Можно, конечно, «приклеить» имидж одного объекта к другому (как это было в избирательной кампании «Медведя», шедшего на выборах как «коллективный Путин»), но это остается реальный имидж реального объекта, просто несколько упрощенный в целях более облегченного понимания.
Автор пишет, что имиджи «выцветают, если постоянно не вливать в них новые деньги». Однако тут он явно выдает желаемое за действительное. Никакой «инфляции имиджей» в действительности не происходит. Просто политик должен нести людям определенную информацию, а информация имеет тенденцию устаревать. Причем устаревать быстро. Нельзя выдвигаться на третий срок, имея в запасе рассказы о том, что ты сделал перед избранием на первый.
Пелевин полагает, что картина общественного мнения создается рейтингами. Очевидно — это следствие того, что он где- то слышал о такого рода технологиях. Действительно, существуют технологии формирования мнения избирателей (а чаще — противостоящего избирательного штаба) при помощи фальшивых рейтингов. Тут, однако, следует сделать ряд оговорок.
Во-первых, данные специальных исследований показывают, что влияние рейтингов на общественное сознание не столь велико, как это представляется автору. Во-вторых, большинство СМИ помещает только данные серьезных центров, которые предоставляют достаточно надежные результаты. «Способы сбора информации о состоянии общественного мнения» у серьезных служб совершенно прозрачны. В-третьих, если человек доверяется никому не известным организациям, то почему виноватыми должны быть социологи?
Пример из последней избирательной кампании: 15 октября руководитель избирательного штаба А.Мороза И.Винский назвал специалистов ведущих социологических служб Украины «шаромыжниками от социологии» и предъявил данные исследования, проведенного одним из «штабов Президента», в соответствии с которыми А. Мороз оказался на втором месте после Л. Кучмы. Вероятно, результаты подобных исследований (позднее оказавшихся не особенно профессиональными фальшивками), подтолкнули Мороза к выходу из «каневской четверки». Правильными оказались те прогнозы, которые давались именно «шаромыжниками», которым удалось вполне реально предсказать результаты и Л. Кучмы, и А. Мороза. Но кто заставлял И. Винского верить не серьезным социологическим центрам, а неведомо как попавшим в его руки «результатам»?
Отмечу также, что, на мой взгляд, дешево фальсифицировать можно только сам факт проведения исследования. Достаточно завести «карманного социолога», чтобы он придумывал рейтинги. Фальсификация же данных исследования — занятие, очевидно, столь же или даже еще более дорогое, чем проведение самого исследования.
«Не являются ли современные технологии обработки массового сознания развитием разработок геббельсовской и сталинской пропаганды?» В какой- то степени, безусловно, да. Хотя бы потому, что великие пропагандисты прошлого в общем ничего особенного не изобретали — они обращались словами к людям, которые хотели им верить. Без этого «хотения» никакие технологии не сработают.
Особое удивление вызывает тот пункт, в котором Пелевин рассуждает на темы «принудительного управления сознанием», в т.ч. — нейролингвистического программирования. Разумеется, использование таких методов должно быть ограничено (лучше — специальными законами об охране психического здоровья), но вовсе не с тех позиций, которые диктуются автором.
«Хороший коммуникатор вроде Рейгана или Жириновского пользуется техникой НЛП неосознанно. Поэтому к таким людям не может быть претензий — это своего рода талант, который человек применяет интуитивно. Но совсем иное дело, когда методики шизоманипулирования изучаются и применяются сознательно», — пишет В. Пелевин, и трудно с ним согласиться.
Во-первых, представим себе ситуацию. Политик Н. «по жизни» владеет методиками НЛП. Он убеждает толпу в любой ахинее. Это ему как бы «можно». Но вот в один ужасный день он прочитал умную книжку и выяснил, что он применяет именно НЛП. Что ему теперь с собой делать? Теперь ведь это как бы нельзя?
Во-вторых, насколько можно понять, ни одна такая методика не дается «от рождения». Даже имея способности, нельзя усвоить такие методики «теоретически», не оказывая влияния на реальных людей. И тут уж безразлично, учился ли имярек таким технологиям, издеваясь над своими родителями, студентами или однокурсниками по изучению НЛП. В мире борьбы с «неправильными» технологиями В. Пелевина не находится места для людей, ибо каждый может быть обвинен в использовании «недозволенных» методик общения.
Интерес В. Пелевина вызывает и внутренний мир технологов. Собственно, по моему мнению, этот интерес скорее является личным литературным интересом автора и не представляет общественной ценности. Никто же не интересуется специально внутренним миром стюардессы, вынужденной улыбаться всем пассажирам? Ну разве что психолог авиакомпании… В конце концов, специалисты по избирательным технологиям имеют такое же право на психический суверенитет, как и любой другой гражданин.
Сразу следует отметить, что мнение В. Пелевина относительно того, что «PR-специалисты поочередно обслуживают силы противоположные» не вполне соответствует действительности. Просто потому, что в наших условиях услугами таких специалистов пользуются обычно представители центристских направлений, противоречия между которыми обычно достаточно условны. В худшем случае, речь идет об освещении разных взглядов на одну проблему. Представители же действительно противоположных взглядов — крайне левые и крайне правые — вообще к услугам специалистов не обращаются, ссылаясь на свое «безденежье», а в действительности — просто не доверяя людям интеллектуального труда. Потому значимая часть проблем, трогательно описанных автором, вообще не возникает.
«Доставляет ли им наслаждение осознание того, что они могут привести к власти любого идиота?» — вопрошает В. Пелевин. Пожалуй, да. Правда, ни один технолог не может похвастаться таким достижением. Клинические идиоты не способны научиться говорить. Что же касается идиотов бытовых, то они если и попадают во власть, то без помощи имиджмейкеров.
«Презрение» по отношению к клиентам потому и бессмысленно, что клиенты систематически обходятся без помощи специалистов и их презирать — себе дороже. Кроме того, надо помнить, что сами специалисты далеко не всегда должны непосредственно контактировать с кандидатом (хотя это и желательно и оправданно), а если и контактируют, то в качестве скорее обслуживающего персонала. Почему у В.Пелевина не возникает таких же сомнений по поводу парикмахеров?
Презрение же к основной массе избирателей — характерная болезнь не только и даже не столько политических технологов, сколько творческой интеллигенции вообще. Представители этой группы населения вообще «народ» любят, но не реальный, а ими самими выдуманный. Дискуссию на эту тему можно продолжать практически бесконечно, причем — с обильным цитированием других произведений В. Пелевина.
Отдельного ответа также требует вопрос относительно тех новых технологий, появления которых нам следует ожидать в ближайшее время. На самом деле, можно с уверенностью сказать, что ничего «особенного» гражданам как раз не угрожает. По сути, никаких новых технологий не бывает. Под «новизной» технологий понимается раскрытие каких-то особенностей избирательного процесса, характерных для состояния данной группы избирателей в данном месте и в данное время. Простой пример: если в этом сезоне модный оранжевый цвет, то политтехнолог вполне может порекомендовать кандидату одеть оранжевую футболку на встречу в молодежной или женской аудитории. О существовании же каких-то действительно «новых» методов воздействия на человеческую психику («психотронное оружие» и т. п.) я, например, наслышан скорее на уровне не вполне научной фантастики. Поэтому возможность обсуждать эту тему оставлю «профсоюзу военнослужащих».
И заключительный аккорд: «Может быть, есть смысл создать союз граждан, принудительно подвергнутых PR-воздействиям?» Следуя этой логике, мы должны создавать союзы граждан принудительно обученных в школе. Ведь образование у нас всеобщее, а задействованные там механизмы социализации куда мощнее и действеннее применяемых в избирательных кампаниях, хотя бы потому, что обрушиваются на еще менее подготовленную детскую психику. Тогда уж точно на нашу психическую полноценность никто не покусится!
Безусловно, вопросы воздействия на избирателей, применения «грязных» технологий весьма важны и должны решаться на законодательном уровне. Но нельзя серьезно обсуждать вопросы «пресечения» всех людей вообще, на том основании, что они воздействуют друг на друга. Избирательные технологии — естественная составляющая демократического процесса. Воздействие политика на людей (даже и при помощи PR-специалистов) не преступление, а столь же нормальная часть общественной жизни, как и воздействие родителей на детей.
