Выдающийся сын Америки, человек, посвятивший свою жизнь тяжкому труду по восстановлению исторической памяти и национального достоинства украинцев, выдающийся историк, публицист и общественный деятель профессор Джеймс Мейс навсегда вошел в историю отечественной интеллектуальной мысли как исследователь Голодомора в Украине 1932—1933 годов, его предпосылок, течения и последствий для нашей нации. Именно эта часть научного наследия Джеймса, вероятно, наиболее известна читателям «Дня». Однако в круг интересов Мейса-ученого входила также и другая, не менее важная и актуальная (к тому же — до сих пор малоисследованная) тема, а именно: трагедия украинского национал-коммунизма. Именно об этом речь идет в исследовании «Великий эксперимент. К истории национального коммунизма в Украине», первую часть которого мы предлагаем читателям «Дня». Эта статья вошла в книгу «Джеймс Мейс: «Ваши мертвые выбрали меня...», вышедшую в серии «Библиотека газеты «День» в начале сентября. В газете же публикуется впервые. Могло ли общественное развитие в Украине пойти под предводительством отечественных национальных коммунистов? И как бы это повлияло на дальнейший ход национальной истории? Если украинский национальный коммунизм — это, на взгляд Джеймса Мейса, великий эксперимент истории, то каково было содержание этого эксперимента? В чем причины его краха? Наконец, насколько соответствует действительности устоявшийся стереотип последних двух десятилетий, согласно которому настоящий украинский патриот — это непременно человек правых (варианты: консервативных, праволиберальных) взглядов, и чем правее, тем ярче выражен его патриотизм? В исследовании Джеймса Мейса вдумчивый читатель (а именно на такого оно рассчитано) найдет обоснованные варианты ответов на эти вопросы, и, бесспорно, очень богатый фактический материал для размышлений.
Национальный коммунизм как универсальный феномен международного коммунистического движения — это брачный союз ленинизма и национальных пожеланий в установлении ценности нации наряду с другими приоритетами «социалистического строительства». Как позже в странах так называемой народной демократии средне-восточной Европы, национальный коммунизм в Украине был продуктом специфической конъюнктуры, где сила национальных устремлений сделала прямую власть Москвы невероятно проблематичной и конфликтной. Если бы общественное развитие в Украине пошло под предводительством украинских национальных коммунистов, то общественный строй мог бы быть демократическим и некоммунистическим. Национальные коммунисты могли занять место между Москвой и Украиной — довольно лояльные для Москвы и довольно патриотичные для нации, которую они направляли. Нужно принять во внимание, что национальный коммунизм в Украине имел достаточно сильные корни, поскольку украинское национальное движение времен царской России носило по большей части социалистический характер, а несоциалистические националисты никогда не имели массовой поддержки. И хотя советская власть в Украине была установлена силой российских штыков, очень быстро самим большевикам стало ясно, что стабильная советская Украина невозможна без поддержки части украинских радикалов.
ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЙ
За последнее время появилось немало исследований на эту тему. Нужно заметить, что сама проблематика национального коммунизма под коммунистическим режимом была полностью закрыта и строго запрещена. Наиболее отчетливо высказал официальное отношение к этому течению в коммунистическом движении печально известный секретарь ЦК КПУ В. Маланчук в своей докладной записке с предложениями относительно усиления борьбы против национал-коммунизма, ставшей поводом для обсуждения на заседании Секретариата ЦК от 13 апреля 1973 года. «За последние годы, — говорится там, — в деятельности идеологических центров империализма все большее значение придается так называемому национал-коммунизму, направленному против идеологии, марксизма-ленинизма, дружбы народов, пролетарского интернационализма. Это обусловлено тем обстоятельством, что именно национализм стал сегодня общим знаменателем всех разновидностей «левого» и «правого» оппортунизма и различных модификаций антикоммунизма, заметное место среди которых как раз и занимает национал-коммунизм».
Национал-коммунизм догорбачевского периода был врагом №1 для официальных советских идеологов. С развертыванием так называемой гласности, когда широкой общественности стали известны преступления коммунистической системы против отдельных народов и этносов и стало ясно, что силовыми методами не удастся остановить национально-освободительное движение в нерусских советских регионах и республиках, многие советские историки обратили свое бдительное внимание именно на национал-коммунистические движения. Нередко такие исследования инициировались наивысшими партийными органами, в частности и в Украине. Очевидно, здесь преследовалась важная стратегическая идеологическая цель — доказать, что коммунистическая идеология не является чужеродной, привнесенной извне, что она глубоко укоренилась в истории разных народов. Это была идеологическая попытка спасения коммунистической системы руками историков, ученых. Парадоксально и, в то же время, глубоко закономерно, но официально разрешенные исследования именно этой тематики, как никакой другой, нанесли сокрушительный удар по той идеологии и той системе, которую они были призваны реабилитировать. Дело в том, что на генеральный вопрос: возможен ли симбиоз марксистско-ленинской идеологии и национальных пожеланий, подавляющее большинство исследователей вынесли свой однозначный вердикт: нет! невозможен! Кстати, именно исследования документов, материалов, сбор свидетельств очевидцев по истории трагедии Украины 20—30-х годов, главными героями которой стали именно национальные коммунисты, вызвали быструю и бесповоротную эволюцию взглядов самих исследователей, переориентацию их научной и мировоззренческой системы от догматической коммунистической схоластики до более гуманистических общечеловеческих ценностей, отказа от так называемого классового расизма, который был сердцевиной компартийной доктрины, и восприятия более широкого спектра мнений, взглядов, научных систем на историю мира, роль нации, место человека на земле. Друг за другом появляются публикации известных исследователей М. Панчука, С. Кульчицкого, Ю. Шаповала, очень быстро встает на ноги многочисленный отряд молодых ученых, которые начинают проводить специальные исследования по разным направлениям этого сложного явления. На сегодня по уже опубликованным материалам из первоисточников можно довольно точно воспроизвести ход событий в Украине с начала века до 1937 года, когда на деятельности разных «уклонистов» была поставлена окончательная кровавая точка. О представителях украинского национального коммунизма мы сегодня знаем довольно много, и все же эта тема продолжает находится в центре не только научных, но и политических дискуссий и, бесспорно, еще не скоро утратит свою актуальность.
Причина этого — глобальный экономический и политический кризис, в котором оказалась сегодняшняя украинская общественность. Дело в том, что 70 лет советской власти в Украине не решили ни одной из тех проблем, которые история поставила еще в начале века, а только заморозили, загнали как гнойник под кожу. Нынче, как и в начале века, Украина стоит перед непростым выбором: станет она непосредственным членом всемирной семьи наций или страной второго сорта, которая будет участвовать в мировой цивилизации через медиацию российскоцентричного СНГ? Ответы на эти вопросы политики ищут в уроках истории. Сторонники первого варианта (к которым, кстати, принадлежит и автор этих строк) утверждают, что генеральная тенденция ХХ столетия — распад империй, создание независимых государств. Защитники выбора второго пути считают, что наш век — это век тотальной интеграции, что история Украины была и будет связана только с Россией, что демократическая Россия никогда не будет посягать на культурные, духовные, экономические ценности украинского народа. И в этой дискуссии, бесспорно, исследования истории национального коммунизма в Украине могут и будут играть определяющую, если не решающую роль.
Украинский национальный коммунизм — это великий эксперимент, преследовавший цель продемонстрировать, что Украина, даже в полном согласии с Россией, имея идентичную с северным соседом идеологию, одинаковый государственно-политический строй, общую партию, единые идеологические и политические ориентиры, могла жить в одной государственной единице как равноправное государство и нация. Причины краха такого эксперимента глубоко поучительны и вовсе не случайны.
УНИВЕРСАЛЬНЫЙ КЛЮЧ ИЛИ ИСТОРИЧЕСКАЯ ЛОВУШКА
В начале XX века на пространства Европы вырвался призрак коммунизма. Свобода, равенство, братство, счастье всех народов — постулаты нового учения, которое заполонило умы.
Для всех народов... Было что-то магическое в этой категорической однозначности. Вот он — давно ожидаемый ответ на все на свете вопросы, проблемы, поиски, жертвенные дерзания!
Нынче, через расстояние времени, мы отказываем многим из деятелей международного коммунистического движения даже в элементарном человеческом достоинстве и добропорядочности. Остро осуждаем их потому, что уже хорошо знаем — лозунги, которые они исповедовали, оказались лицемерными, фальшивыми, что за привлекательным словесным фасадом была скрыта кровавая парадигма Системы, для которой не имели никакой ценности человеческая жизнь, культурные ценности, национальные достояния.
Они этого не знали...
Называли себя большевиками, были действительно правоверными коммунистами. Как Христовы заповеди, воспринимали любое решение вышестоящих организаций, но все же для большинства из них эти лозунги не были мертвыми буквами — период догматического закостенения идеологии еще впереди — были альфой и омегой, сутью их мировоззренческой системы, в которой от науки была только наукообразная фразеология, не зря же марксизм в большевистской интерпретации очень быстро трансформировался в «учение», потом в «вероучение», вполне в духе новой церкви, которая нуждалась сначала в безоглядной вере, а уже потом в подтягивании аргументов и доказательств под свои утверждения. Логика была насилованной служанкой, а не царицей новейшей «науки», нового учения (всесильного, потому что верного). Теория утверждалась практикой, а на практике «цель оправдывала средства». Совесть, мораль, этические принципы — все было попрано, объявлено буржуазными пережитками во имя призрачных идеалов, которые, собственно говоря, даже идеалами не были, а были просто политическим инструментарием в борьбе за абсолютную, неограниченную власть над человеком, семьей, родом, народом.
Для полупросвещенных, одержимых идеей «счастья для всех народов» основателей российской социал-демократии слово казалось действительно «силой материальной», когда после их проповедей «весь мир голодных и рабов» поднимался на баррикады, жег помещичьи усадьбы, взрывал фабрики, пускал под откос поезда.
Наркотическое слово «свобода» дурманило мозги и плоть.
Но уже в безумии революции четко проступили голоса не «всего мира», а конкретных народов, народностей, наций, которые постулаты нового учения восприняли в соответствии с проповедованной конкретикой, а не в их фантасмагорической иллюзионности. Большинство интеллектуалов и руководители национально-освободительного движения в странах Восточной Европы восприняли доктрину коммунизма за универсальный ключ к решению как мировых, так и их особых, присущих только их народам проблем. Было большое искушение решить их одним ударом. Одним натиском. Марксизм давал им в руки могущественное оружие для этого удара.
Один из самых интересных марксистских мыслителей Георг Лукаш в книге «История и классовое сознание» показал, как Маркс поставил пролетариат на место гегелевского мирового духа, то есть пролетариат был классом, который мог освободить себя не иначе как путем освобождения всего человечества, роспуска всех классов и создания бесклассового общества.
Маркс увидел мировой процесс так: все человечество распадается на капиталистов и пролетариев. Все другие классы обречены на ассимиляцию одним из двух нарастающих классовых левиафанов.
Национальная теория была еще более простой: продекларируй нациям равенство и право национального самоопределения — и они сами поймут прогрессивность их ассимиляции более прогрессивной «братской» культурой.
Маркс, Энгельс, Ленин были представителями так называемых великих народов (немецкого, великорусского) и, проповедуя пролетарский интернационализм, все же кичливо посматривали в сторону менее развитых народов и государств. Энгельс считал, что «неисторические» народы неминуемо обречены на ассимиляцию «великими» народами и культурами. Маркс и Энгельс просто не могли понять, зачем Францишеку Палацкому захотелось отбросить немецкую культуру и развивать намного более простую по своим параметрам чешскую. Они легко себя убедили, что чехи — «это реакционная руина народов», оппозиции к чьим стремлениям требовал интерес революции в мировом масштабе и общего развития человечества.
Ленинизм, по существу, был особым русским вариантом марксизма на основании «нигилизма» XIX в., представителями которого были Нечаев, Ткачев, герой «Что делать?» Н. Чернышевского. Ленинизм — это продукт темного подтечения русской истории, и западный марксизм был для него только идеологической обложкой. И хотя, собственно, сам Ленин субъективно не был сторонником традиционного русского мессианизма, именно он с чувством абсолютной безошибочности взял на свое вооружение традиции русского революционного радикализма и сочетал их с классической марксовской формулой, что у пролетариата родины нет, что для пролетариата нация, ее культура и язык не представляют никакой ценности. Ленин верил, что национализм — продукт буржуазного фальшивого сознания, которое производил капитализм, а при социализме будет сближение и слияние наций. Поэтому, в ограниченном смысле, ленинизм был самым первым национальным коммунизмом, что в силу инерции русской истории почти неминуемо эволюционировал к откровенному панславизму Сталина, а в более широком и основном своем проявлении Ленин — представитель национального нигилизма классического марксизма. Не нуждается в доказательствах, что когда любая идеология, доктрина или догма развивается в массовое движение, она неминуемо развивает в себе вариации. Один неуспешный вариант коммунизма — национальный, который в Украине сыграл ведущую роль в стабилизации советской системы. Тот национальный коммунизм, который решительно отбросила ВКП(б) во главе со Сталиным и против которого боролась официальная КПУ вплоть до распада СССР. В Украине корни национального коммунизма старее ленинизма, созданного как официальная доктрина и претензия на науку только после смерти Ленина Сталиным, Зиновьевым, Каменевым как идеологическое оружие в борьбе за власть против Троцкого. Национальный коммунизм в Украине зародился и развивался, когда ленинизма как такового еще не было, а в середине ленинской партии существовали различные течения от национального нигилизма Розы Люксембург до русотяпства Эммануила Квиринга.
Перед революцией в подроссийской Украине одна из центральных идей украинских политических деятелей была идея «безбуржуазности» украинского народа, а из нее следовал тезис, что только социализм может решить социальные и национальные проблемы преимущественно сельской нации, которая еще несла на себе признаки феодального и национального гнета. В 1917 году все партии, которые имели свое представительство в Центральной Раде, были социалистическими — Украинская партия социалистов-революционеров, Украинская социал-демократическая рабочая партия, Украинская партия социалистов-федералистов, а после IV Универсала более националистическая Украинская партия социалистов-самостийников.
Большевики, как и много других русских радикальных групп, имели своих украинских обращённых, оставивших украинское освободительное движение ради более универсальных и социально более радикальных революционных течений императорской метрополии. Значительная часть молодых радикальных украинцев отбросила национальные желания и начала работать в рамках общеимперского (русского) движения потому, что искренне верила в абсолютность разрешения социализмом социальных и национальных проблем. В 1913 году Ленин усилил эту тенденцию, выдвинув лозунг «права наций на самоопределение вплоть до отделения». Это было сделано в чрезвычайно хитрой форме. Ленин утверждал, что хоть социалисты господствующей нации должны были агитировать за право на отделение и образование независимых государств, социалисты-интернационалисты порабощенной нации должны агитировать против использования этого права на практике. Украинский социал-демократ Лев Юркевич (Рыбалка) метко заметил еще в 1915 году, что по Ленину право наций на самоопределение вплоть до отделения значит право, на которое никто не имеет права. Он писал: «Интересно, что русские социал-демократы, делая вид, как будто они отстаивают «право на самоопределение наций, пресерьезно обещают, что это право будет признано государством, чего добьется «союз польского и русского пролетариата во имя требований демократической республики, которая обеспечит всем нациям право свободного самоопределения» («Искра», №.33, «За сорок лет»). В «Тезисах» «Сборника» тоже сказано, что «чем ближе демократический уклад государства к полной свободе отделения, тем более редкими и более слабыми будут на практике стремления к отделению».
Странная, не так ли, свобода, от которой при приближении ее осуществления будут отказываться угнетенные нации. Это напоминает нам речь Родичева в Думе, который говорил: «Дайте украинцам школу для того, чтобы они потом сами отказались от нее». Но когда такое издевательство русского либерала над требованиями угнетенного Россией народа понятно, то толкование русских социал-демократов своего «права на самоопределение наций» как права, достигнув которого, откажутся осуществить угнетенные нации, толкование притом от марксизма и от социализма ошеломляет и возмущает.
Не менее странное и обещание российских социал-демократов добиться «обеспечения» через демократическую республику права свободного отделения. Потому что, когда в России и действительно будет осуществлен демократический порядок, то, принимая во внимание пример развития западноевропейских государств и взяв так же во внимание реакционность и остро проявленный характер политики русской буржуазии, можно с уверенностью сказать, что она не только не будет против царского централизма, а и укрепит его, превратив из исключительно бюрократического в общественную систему угнетения наций российской империи». Лев Юркевич четко подметил лицемерный характер ленинской теории в нацвопросе. Украинский социал-демократ, во время пребывания в эмиграции в Женеве, где в то время жил Ленин, хорошо изучил отношение вождя большевизма к национальным проблемам. Ему было абсолютно ясно, что ни сам Ленин, ни его окружение вообще не представляло даже в самых кошмарных своих снах такой ужас, как, например, распад империи на отдельные государства.
С аргументами Юркевича Ленин расправился достаточно просто. В брошюре «Русские социал-демократы и национальный вопрос» Ленин выставил его «националистическим мещанином», «представителем наиболее низкопробного тупого и реакционного национализма». Ленин пишет: «Господин Юркевич поступает как настоящий буржуа, к тому же близорукий, узкий, тупой буржуа, то есть как мещанин, когда он интересы единения, слияния и ассимиляции пролетариата двух наций отбрасывает прочь ради моментального успеха украинского национального дела».
