— Считаете ли вы, что судебные слушания решили судьбу всей кампании?
— С одной стороны, целесообразно говорить о своевременной реализации нормы Конституции, которая прописывает: правоотношения в Украине подведомственны судам. То есть ходатайство всех, кто был обеспокоен нарушением собственных избирательных прав, были рассмотрены и, в зависимости от обстоятельств, удовлетворены. Также мы получили подтверждение того, что решение, которым установлен результат, прошло судебную проверку и теперь не вызывает сомнений с юридической точки зрения.
— Какие последствия будет иметь эти два процесса и решения ВС для системы украинского судопроизводства?
— Оба дела считаю классическим образцом непредубежденности и объективности суда. Несомненно, это отразится не только на глобальных аспектах развития этой ветви власти, но и на локальных — работе местных учреждений. Украинцы увидели, как на самом деле должен вестись процесс и теперь не будут допускать халатности по отношению к своим ходатайствам.
— Профильная реформа ускорится?
— Вероятно, это будет содействовать реализации реформы, но это вторичное. Она является организационной по сути и связана прежде всего с изменениями в структуре судебных органов. Сделано больше: укреплена вера граждан в справедливость, поднят авторитет судейства.
— Ваши оппоненты допускают, что, если бы не Майдан, не сотни тысяч людей на улицах и тому подобное, вердикты ВС могли бы быть другими. А также выражают опасение, что отныне подобные методы обжалования результатов народного волеизъявления могут стать своеобразной избирательной технологией...
— Подобное случалось и раньше. В гонках 1998, 1999 и 2002 годов судьба отдельных кандидатов решалась именно в таком порядке. Но отныне юридическая поддержка кампаний вышла на первый план. Так, если на предыдущих президентских выборах ведущую роль отводили агитации, то теперь «первую скрипку» играло именно качество правового сопровождения. Роль и нагрузка на команду юристов значительно повысились. Явление, которое наши оппоненты называли юридической войной, на самом деле таковым не было, речь шла о защите законных прав и интересов.
— Традиционно суд руководствовался принципом верховенства закона, но на этот раз отошел от него к принципу верховенства права. Что, по вашему мнению, должно доминировать?
— Вспомните масштабную парламентскую дискуссию времен принятия Конституции. Тогда впервые говорилось, что в стране классической демократии право является выше писаного закона. Это своеобразная коллизия, но закон теоретически может быть неправовым, ведь создают его живые люди, политики, которые во всем имеют собственный интерес. Уместным является пример пресловутого закона о «трех колосках». Утвержденный в Советском Союзе в 30-е годы прошлого века, он прописывал расстреливать крестьянина, который подобрал на вспаханном поле более трех колосков. Можно ли подобный акт считать правовым, и не скрывается ли за его положениями чей- то злой произвол? Ответ однозначный: право выше закона.
В практической плоскости эта противоречивость наиболее ярко проявилась во время первого процесса. Представители господина Януковича, просмотрев статью, скажем, 80 Закона «О выборах Президента Украины», заявляли, что, согласно ее, суд неполномочен принимать то или иное решение. В то же время они почему-то не учитывали то, что в документе данной статье предшествуют другие 80 статей, и еще — Конституция. Профильный документ действительно не предусматривает возможности отмены результатов кампании, но давайте выясним, то, что происходило 31 октября и 21 ноября, было ли избирательным процессом, описанным в законодательстве? Ведь подчеркивается: все должно проходить в соответствии с основами равного избирательного права, при свободном волеизъявлении и тайном голосовании! Значит, могла речь идти не об отмене итогов второго тура, а о непризнании выборами их имитации. Постановка вопроса таким образом базируется не на букве закона, а на понимании верховенства права. Собственно, в этом и состоит разница подходов. Я горд, что Верховный Суд встал именно на такую позицию.
— Почему же ранее судебная власть действовала согласно другим принципам?
— Тогдашняя практика была, слава Богу, не абсолютизирована. Еще в начале осени, задолго до первого тура, произошел один очень «симптоматичный» случай. Верховный Суд обратился в Конституционный с просьбой истолковать некоторые положения Уголовного кодекса. Речь шла о возможности установления наказаний меньших от минимальных при вынесении приговора по уголовным преступлениям не только «тяжких» и «средней тяжести», как бывает обычно, но и «легких». При этом соответствующим кодексом предусмотрена только первая возможность. КС справедливо решил, что, в соответствии с основами верховенства права, такая норма должна действовать в полном объеме, распространяясь не только на исключения. Это показывает, что Верховный Суд не является механическим исполнителем положений закона, иначе не было бы подобных обращений в Конституционный Суд.
Существует англо-саксонская или, как ее еще называют, британская система права. В таком формате суд может создавать прецеденты, которые потом применяются коллегами. Трудно судить, насколько это является целесообразным, но эта практика действует на протяжении нескольких веков. Украина находится в формате континентальной правовой системы, которая позволяет по-разному применять нормы, но не создавать их. Впрочем, верховенство права не нивелирует влияние буквы закона, это взаимодополняющие, а не взаимоисключающие понятия. Так, суды низших инстанций должны работать в строгом соответствии с законодательными нормами, иначе это угрожает серьезным беспорядком. В то же время должны существовать высшие органы, где решение можно обжаловать, апеллируя к другой системе ценностей. Специально для этого функционируют механизмы апелляционного и кассационного опровержения, с которыми от районного можно дойти вплоть до Верховного Суда.
На обоих процессах, хотя между ними и были значительные отличия, столкнулись две философии: авторитаризма и демократии. Первая базируется исключительно на букве закона, поскольку для такой модели его суровость является приоритетом, власть навязывает свою волю. Другая — на правовых основах, поскольку демократия как таковая основана на верховенстве права. Важным является и то, и другое, нельзя допускать, чтобы неудачно написанный закон нарушал права граждан.
— В чем, по вашему мнению, разница между двумя процессами?
— Второй был плохой имитацией первого. Заявители не скрывали, что будут работать по «обкатанному» сценарию, надеясь получить такой вердикт, как и предыдущий. Так оно и произошло, но решение было не в их пользу.
Первый же процесс стал переломным этапом кризиса. Важное значение имело также его полномасштабное транслирование. С точки зрения процессуального права, подобная открытость граничит с допустимой. В частности, это делает невозможным полноценный допрос свидетелей, которые не должны быть «в курсе» рассмотрения ходатайства. Но ведь весь процесс они смотрели по телевизору! В то же время в этом случае норма не является принципиальной, поскольку ход дела не мог отразиться на их позиции.
Отмечу, что во второй раз уровень наших оппонентов был заметно ниже. Речь идет как о юридической поддержке, так и о качестве аргументации, фактажности доказательств.
— Можно ли связать это с переформатированием команды Виктора Януковича после 21 ноября?
— Трудно однозначно толковать слово «команда». До 21 ноября Янукович был премьером, на него работал весь государственный аппарат, президент Кучма и даже лидеры некоторых иностранных государств. После второго тура уровень поддержки уменьшился, от него отошли наиболее яркие и профессиональные члены команды. Например, представление ряда предварительных жалоб перед так называемой «генеральной» жалобой было их принципиальной ошибкой и значительно облегчило нам жизнь.
— Кстати, второй процесс транслировали далеко не в полном объеме...
— Он имел не такое большое значение, как первый. К тому же, человеку неподготовленному просмотреть все от начала до конца непросто. Вынесение решения в совещательной комнате могло затянуться до утра, но суд вложился в отведенное ему законом время — пять дней, разве что пересекши черту полночи. Впрочем, на этот раз вердикт сформулировали за четыре часа, а не за семь, как в первом случае.
— Какие погрешности сделала ваша команда?
— Сложно судить самих себя. Лично мне кажется, что, благодаря чудодейственному стечению обстоятельств, от ноября до января для «оранжевых» все происходило максимально благоприятно. Даже трудности, которые иногда пугали, впоследствии обращались в нашу пользу. Парадоксально, но фальсификация выборов от 22 ноября имела в целом позитивные последствия. Разве наша победа уже во втором туре вызвала бы такой грандиозный сдвиг в сознании народа, который породила революция? Когда бы еще люди осознали, что демократия, верховенство права и свобода — не пустой звук, а ценности, которые стоит защищать?
Только сегодня, оглядываясь назад, понимаешь, насколько сложными были препятствия. Если бы в конце октября сказали, что отмены фальсифицированных, еще и официально признанных ЦИК результатов, нам придется добиваться через Майдан, через судебные процессы, вряд ли нашелся даже один член команды, который бы не растерялся и предложил именно такой план действий.
— Ваши оппоненты также утверждают, что во время оранжевой революции нарушался целый ряд других законодательных норм, в частности, блокировались правительственные здания и автодороги. Как, по вашему мнению, следует предотвратить развитие подобных неконтролируемых процессов в будущем? Ведь правовая оценка тех событий до сего времени отсутствует...
— Согласно Конституции, источником власти в Украине является народ, и это не подлежит обжалованию. Вспомните историю. Руководствуясь буквой тогдашних советских законов, депутаты Верховной Рады УССР не могли принимать акт Независимости. Но, это не помешало им провозгласить суверенность нашего государства, а украинцам — впоследствии поддержать решение на референдуме. Таким образом отстояли фундаментальное право.
Пока правовые аспекты также можно разделить на первичные и вторичные. Почему перекрыли Крещатик, перегородили входы в АП и Кабмин? Конечно, от этого страдали водители, но не страдали ли все мы от грубого нарушения наших избирательных и гражданских свобод? Что из этого является приоритетным? Интересный факт: когда пикетчики закрыли узкий проход на улице Садовой, между комитетами Рады и Кабмином, по парламентским удостоверениями внутрь пропускали, а по правительственным — нет. Не потому ли, что народ безошибочно определил, какой из двух органов власти является не просто законным, а легитимным, заслуживает доверия? Утрата общественного признания — факт, против которого формальная законность не имеет веса.
— Если Виктор Янукович действительно обратится в Европейский суд по правам человека, — повлияет ли это на внутриполитическую ситуацию в Украине, по вашему мнению?
— Давайте выясним, в чем был притиснен Виктор Янукович как гражданин? Разве ему мешали выдвигаться, вести кампанию, впоследствии — спорить за результат? Он утверждает, что будет представлять интересы 15 миллионов граждан... Ну, во-первых, их было не 15, а 12—13 миллионов, что подтвердил «третий» тур, во-вторых, ни один из «обиженных» его на это не уполномачивал. Как не уполномачивали избиратели членов бело-голубой команды писать «правдивые» жалобы и телеграммы с фамилиями граждан, которые о том даже не подозревали...
С точки зрения юридической практики, было бы интересно посмотреть, как Европейский суд отреагирует на подобное представление. Но, учитывая, что рассмотрение действительно затянется не на один год, не думаю, что это будет иметь для Украины роковые последствия. За это время многое может измениться.
— Как далее будут складываться отношения судебной с другими ветвями власти? Существует ли в обществе запрос на действительно объективное судопроизводство?
— Запрос был и раньше, но теперь он основывается, так сказать, на более прочном фундаменте. Люди убедились, что добиться правды возможно даже по наиболее громкому делу. Утопия превратилась в реальность. Опыт работы в команде Ющенко подсказывает, что новая власть будет придерживаться как буквы закона, так и принципов верховенства права. Есть все основания для оптимизма.
