В настоящее время вопрос об изменении избирательной системы отошел на второй план. Тем не менее консенсуса по основным его положениям еще не достигнуто, и потому ставить точку в дискуссии по реформе выборов еще рано. Изначально выбор избирательной системы не стал окончательным решением и базовым соглашением политических сил, а является временной тактической договоренностью между сторонниками мажоритарности и пропорциональности уже на протяжении двух парламентских циклов выборов
На сегодня сложилось, по крайне мере, два взгляда на избирательную реформу. Сторонники одного из них рассматривают избирательную систему как определенный козырь в торге по политреформе. Такие есть как среди пропрезидентских сил, так и в оппозиционной среде. Другой взгляд рассматривает избирательную систему как специфический инструмент политический инженерии, с помощью которого можно влиять на результаты выборов и баланс представленности в выборных органах власти.
Однако необходимо проанализировать и иной срез проблемы. Связано это с тем, что переход от мажоритарного избирательного закона к смешанному в 1997 году не был продиктован реформами других политических институтов. По сути, новый закон стал договоренностью перед парламентскими выборами 1998 года. Схожую ситуацию можно было наблюдать и перед последними парламентскими выборами 2002 года. В настоящее время ситуация принципиально другая — изменения в избирательной системе должны стать составной частью политической реформы. И сейчас важно взглянуть на истоки и природу избирательных систем и попытаться найти ответ на вопрос — какие задачи в новых условиях и в новой политической системе должна решить избирательная система как ее органическая часть?
В политической науке понятие «избирательная система» имеет несколько значений. В основании двух главных типов избирательной системы — мажоритарного и пропорционального — лежат разные формы политического представительства, которые определяют разные координаты и параметры демократического правления. Одна форма представительства имеет в своей основе принцип, часто называемый — «начальник-агент», когда происходит делегирование или передача функций представительства и защиты интересов некоему посреднику, который становится агентом и профессионально должен решать проблемы того, кого представляет. В электоральной политике роль «начальников» — у избирателей, а роль «агентов» — у депутатов. Кроме этого, агенты обычно прикрепляются к ограниченным территориям — округам и репрезентируют «среднего» избирателя от определенной территории. Примером такого рода представительства являются в основном англосаксонские страны — Великобритания, США и др. Именно в этих странах закрепилась мажоритарная избирательная система.
Другая теория и форма представительства, условно называемая «статистической» или социологической, является копией всего населения по определенным критериям, например, представляет каждую существенную социальную подгруппу, «порцию» общества. Однако реализация самой идеи представительства возможна только в условиях структурированных, как называет их известный американский политолог В. Даль, корпоративных обществах, которые характерны для некоторых стран континентальной Европы. В таких обществах аккумулируются отдельные группы для представительства интересов более широких социальных групп. Подобными группами, реализующими функцию политического представительства, принято считать политические партии.
Несмотря на отличие двух форм представительства, главная особенность заключается в том, что все современные демократии построены на принципе территориальной репрезентации через ограниченные округа. Причем независимо от того, как считаются голоса — в одномандатном мажоритарном округе или в многомандатных округах, — представительство всегда является территориальным. Это своего рода политологическая аксиома.
Наши демократические институты строятся в посредническом вакууме, поскольку партии не стали связующим звеном между избирателем, территорией и выборным институтом. Современные украинские партии либо являются выразителями узких корпоративных, групповых или финансовых интересов, либо создаются для обслуживания лидера, а их доминирующая функция — обеспечить проходные билеты во власть — законодательную, исполнительную и т.д. Однако необходимость территориальной репрезентации проявилась в несколько иных формах. Актуальность идеи регионального представительства получила свое воплощение в дискуссионном вопросе о верхней палате парламента, а также в строительстве Партии Регионов, продвигающей региональную идею. Появление партии, основанной на идее региональности, — весьма характерный симптом «нетерриториальности» отечественной политики.
В этой связи возникает ряд вопросов. Какой тип связи между властью и избирателем эффективен в отечественных условиях? Являются ли политические партии теми посредниками между обществом и государством, которыми их принято считать в теории? На каких основаниях строится или должно строиться государство — на представительстве территорий или корпораций (партий)? В ходе политреформы и обсуждения избирательной системы сложились устойчивые мифы, которые мешают выстраиванию системы представительной демократии. Стоит указать, по крайне мере, на две концептуальные ошибки. Во-первых, некорректным является рассмотрение мажоритарной системы как системы лишь территориального представительства, а пропорциональной — лишь как партийного. Демократическое представительство территориально по своей сути и содержанию. Отсюда следует второе: ошибочно считать, что лишь пропорциональная система стимулирует развитие партийной системы. Мажоритарная система также способствует партийности, причем более централизованной, в частности, двухпартийной системе (Великобритания). Равно как и то, что пропорциональная формула может применяться и в непартийных условиях. Потому, чтобы развязать узел политической мифологии, характерный для молодых демократий, необходимо четко ответить на вопросы представительства.
В Украине бесспорным является факт утверждения технологической функции партий на выборах как избирательных машин. Они не выполняют миссию посредника между избирателем и властью, не являются поставщиками идеологии и не участвуют в строительстве государства. Парадоксален тот факт, что в парламенте представители политических партий больше тяготеют к образованию фракций по региональному признаку, нежели по партийному. Партийные фракции в основном у партий, идентифицирующих себя как левые/правые, а вот центристские партии более группируются по региональному признаку («Деминициативы», «Регионы Украины», «Европейский выбор»).
Кроме того, политика в последнее время приобретает более усложненный характер. Это связано в основном с тем, что влиятельные промышленно-финансовые группы — киевская, донецкая, днепропетровская, и «вторая лига» — харьковская, львовская, привязанные к определенным регионам, в то же время активно занимаются партийным строительством. Видимо, вопрос о приоритете какой-либо одной формы представительства на сегодняшний день уже несколько архаичен. В то же время, как показывает опыт, в том числе зарубежный, две формы представительства — мажоритарная и пропорциональная — могут эффективно сосуществовать в том случае, если будет решена проблема эффективной избирательной формулы. Другими словами, проблема определения победителя на выборах, легитимность которого не может быть оспорена поствыборными рокировками. Вспомним выборы 2002 года, когда возник феномен двух победителей по списочному и мажоритарному голосованию. Блоки «Наша Украина» и «За единую Украину» оказались в споре за ядро парламентского большинства, которое было сформировано по результатам фракционных торгов. Поэтому решение проблемы следует искать в оптимизации формулы подсчета голосов и распределения мест в парламенте.
Не один раз в качестве примера эффективной формулы определения победителя ссылались на германскую избирательную систему, которая отличается от отечественной, по крайней мере, в главных трех позициях. Во-первых, в Германии списки избирательных объединений и блоков формируются на уровне федеральных земель, то есть не носят общенационального характера, как у нас; во вторых, распределение мест между пропорциональной и мажоритарной частями электоральной формулы связано, чего нет в Украине; и, в-третьих, 5% барьер в Германии не исключает представительства малых партий, если они добились не менее четырех мандатов в одномандатных округах. Учитывая отечественную практику, это могло бы не допустить перекосов, которые у нас были. Вспомним выборы 1998 года: Партия зеленых, которая имела только списочных депутатов, блок «Вперед, Украина!», который провалился на выборах, но провел девять депутатов от мажоритарных округов.
Предлагаемая вторая палата — палата Регионов — лишь усложнит систему выборов и удвоит представительство. Сможет ли заполнить вакуум территориального представительства вторая палата? Если обратиться к опыту двухпалатных систем, то вторая палата, как правило, решает две проблемы: в федеративных государствах — проблему представленности не территорий, а единицы федерации (американский Сенат представляет штаты, германский Бундесрат — земли), а в унитарных — проблему компромисса между старыми и новыми элитами (классический пример английской Верхней палаты лордов).
Расширению регионального представительства могут способствовать региональные партийные списки, а не один общенациональный. Такие списки уже будут составляться из кандидатур, которые близки данному округу и избирателям этого округа.
В связи с этим, выбирая избирательную систему, следует помнить о том, что вопрос — мажоритарная или пропорциональная? — в большей мере ограничивает взгляд на избирательную реформу, оставляя за скобками важные концептуальные моменты. В то время как институт выборов должен быть логически вписан в общий новый дизайн «постреформенной» политсистемы.
