В газете «День» от 25.03.2011 г. была напечатана статья одесского историка Александра Музычко «Кто такие украинские историки и чего они хотят?» (перепечатанная из газеты «Чорноморські новини») – по результатам лекций в Одессе львовского историка Ярослава Грицака. Продолжением дискуссии стало интервью Ярослава Грицака: «Ярослав ГРИЦАК: Настоящий компромисс – это когда обеим сторонам больно...» («День» №62-63 за 8 апреля 2011 года). Сегодня читатели могут ознакомиться с резонансом в контексте начатой дискуссии – текстом Юрия Рубана «Либерализм в просторе нации», а также с ответом Александра Музычко на реакцию относительно его первой статьи – «Украина как аксиома и теория». Тема актуальная, поэтому ожидаем ваших отзывов.
Позволю себе воспользоваться предложением газеты «День» продолжить обсуждение статьи Александра Музычко «Кто такие украинские историки и чего они хотят?»
Сразу скажу — эмоциональная оценка автором взглядов Ярослава Грицака мне показалась неубедительной. Недаром Аристотель настаивал, что благо для общества приносит то выступление, которое содержит кроме пафоса, еще и надлежащую меру этоса и логоса. Мне кажется, что над этим пану Музычко стоит поработать. Во всяком случае, основательное изучение трудов профессора Грицака, как и личный опыт сотрудничества, позволяют мне высоко ценить и качество его интеллектуального продукта, и его патриотизм.
Поэтому мне не хотелось бы обстоятельно рассматривать все тезисы статьи. Однако кое-что в статье Александра Музычко, по моему мнению, действительно достойно более внимательного рассмотрения. Автор понимает проблему нашего национального проекта, чувствует нарастающую угрозу нашей государственности. Отсюда разочарование, ощущение несправедливости и соблазн простых радикальных решений. Украина идет неправильным путем — о распространенности таких настроений свидетельствуют и публикации в СМИ, и результаты социологических опросов.
Есть весомая доля правды в объяснении наших проблем тяжелым наследием советского колониального прошлого. Также очевидно, что украинское воплощение рыночной экономики не принесло ожидаемых результатов. Возражение у меня вызывает только объяснение наших неурядиц, которое буквально пронизывает упомянутую статью. Якобы причиной всех проблем является противостояние в Украине двух подходов к созданию государства и нации — националистического и либерального. В действительности, эти политические явления, которые определяют лицо современного мира, не отрицают, а дополняют друг друга. Вывод политического философа Йаэль Тамир о том, что большинство либералов являются либеральными националистами, на мой взгляд, достаточно обоснованный и подтвержденный.
Многие острейшие украинские проблемы вызваны нехваткой современного либерализма в украинской политике. Часто прилагательное «либеральный» прикрывает абсолютно антилиберальную практику власти. Распространенными являются и подобные манипуляции с понятием национализма. На самом деле в украинской политике образовалась смесь антилиберализма и антинационализма, пропитавшейся страхом перед модерном. Попробую на нескольких эпизодах напомнить родословную современного либерального национализма, которая принесла весомые экономические и социальные результаты. Надеюсь, это напоминание немного укрепит наш иммунитет к политическим манипуляциям в интеллектуальном пространстве.
Фридрих Ницше говорил: «Дать определение можно лишь тому, что не имеет истории». Это абсолютно справедливо для таких понятий как нация или либерализм, потому что их дефиниция является результатом длительного и открытого в будущее процесса, а не раскрытием вечной и неизменной сущности.
Украинская нация упоминается в переписке и универсалах гетманов в XVII веке. Идет речь о небольшой части шляхты и казачества, которая получила личные и имущественные права от короля и борющаяся за их сохранение, подтверждение сеймом или расширение. Эти права рассматриваются как «привилегии», то есть что-то такое, что возвышает их владельцев над массой простого люда. Следовательно, известна и главная проблема, которая помешала той украинской нации создать независимое государство. Часть ее и так немногочисленных участников изыскивала возможности защитить свои привилегии другим способом, например в проекте Русской империи.
В ту же эпоху уже существовало другое понятие нации. Нам часто приводят пример сосуществование памятников Оливеру Кромвелю и королю Карлу І. Этот факт действительно очень красноречив. Потому что напоминают эти монументы не о «примирении», а о борьбе, в которой победила новая дефиниция нации. Благодаря этой победе Англия стала одним из лидеров модерного мира.
Осенью 1647 года во время короткого перерыва в гражданской войне совет революционной армии во главе с Кромвелем провел дебаты о будущем своей страны и дал качественно новый ответ на вопрос «что такое быть англичанином?» В этом ответе была составляющая, которую мы бы назвали националистической. Быть англичанином — это значит подчиняться английскому закону, который базируется на «обычае этого народа».
Интересно, что ораторы в тех давних дискуссиях, как и их украинские современники, обосновывали свою революционную борьбу нарушением «древних обычаев». В английском случае говорили, что их нарушило норманнское завоевание, в украинском — притеснения магнатов. Историческая память как общественная интерпретация прошлого уже тогда была инструментом политической борьбы за консолидацию нации.
Любое «абсолютное естественное право», которое не опирается на английскую специфику, было признано пагубным для государства. Говоря современным языком, революционный совет отбросил космополитическую абстракцию «человека вообще» и стал на защиту английской идентичности. Между прочим, защитники этой абстракции использовали аргументацию Диогена и Сенеки, и с того времени к ней ничего веского не добавилось. Теперь мы можем констатировать, что почти четыре века истории доказали правильность революционного выбора. Права человека и тогда, и теперь реализуются как права гражданина национального государства.
Но Кромвель и его совет пошли дальше. Принадлежать к английской нации и иметь определенные права — это значит быть признанным всеми другими англичанами. Английская революция, казнь короля — это борьба против практики, когда права давались монархом как привилегия. В дальнейшем уже права и свободы каждого, в том числе право на собственность и свобода в реализации интересов, будут зависеть от признания всеми «свободно рожденными англичанами» в лице их избранных представителей. Так родилась либеральная составляющая ответа на вопрос о нации. Новое понятие нации принесло в мир новый принцип объединения общества над классовыми, сословными, конфессиональными и другими разделениями.
Таким был единый корень национализма и либерализма. Хроника их развития в сочетании и взаимной критике, противостоянии и синтезе с идеями консерватизма и социализма читаются как захватывающая сага о европейской политической истории. Параллельно развернулся драматичный поиск ответа на вопрос: принадлежат ли к нации, а значит — имеют ли право избирать парламент те, кто лишен собственности, женщины, представители религиозных меньшинств? То есть произошло соединение либерализма и демократии, что завершилось появлением модерной массовой политики. В итоге современный британский обозреватель, характеризуя государственный строй своей страны, сказал: «Мы являемся социалистической монархией, которая есть консервативным оплотом либерализма».
Александр Музычко вспоминает и о немецких памятниках. Там тоже консерватор и националист Отто фон Бисмарк реализовал либеральную программу объединения страны, положил начало социально-либеральным программам государственного страхования и пенсионного обеспечения, чтобы противостоять влиянию идей Карла Маркса на немецкий рабочий класс. Памятники этим двум историческим фигурам напоминают о том, как от провозглашения прав перешли к их реализации. Конфликт «нации богатых» и «нации бедных», что питал марксистский радикализм, был снят не пролетарской революцией и тотальной национализацией, а доступом всех к определенной общественной собственности в виде получения разных благ, таких как здравоохранение, образование, государственные социальные гарантии.
Такой либеральный подход укрепил единство национальных государств. В начале ХХ века Владимир Ленин уже не надеялся на то, что коммунистическая революция начнется в Европе, где тогда был самым численным и организованным пролетариат. Зато он видел шанс на ее осуществление в Российской империи, где в государственной политике вместо модерного либерального национализма доминировал архаичный концепт «православие, самодержавие, народность».
На события 1917—1921 гг. в Украине тоже можно взглянуть как на соревнование разных понятий нации. Украинская нация, о которой говорил Михаил Грушевский, это «люди, которые говорят на украинском языке, держатся своей жизни, своей истории». Во времена Центрального Совета это означало в первую очередь крестьянство и очень немногочисленную группу представителей интеллигенции. На момент рождения проекта нации у украинцев не было государства, которое бы с помощью своих политик формировало и расширяло нацию, включало в нее новые общественные группы. Поэтому такое понятие политически мобилизовало сторонников, главным образом, на этнической основе.
Но это поставило вопрос о соотношении нации и модерна. Какое место в нации и в ее государстве принадлежат русскоязычному или польськоязычному городу? Где в ней интерес университета, промышленности, бюрократии? Хочет ли действительно украинское село «держаться своей жизни», или, может, стремится радикально изменить ее путем аграрной реформы и закреплением помещицкой земли за новыми владельцами? На эти вопросы дефиниция нации в понимании великого историка не дала привлекательного ответа тогда, когда он был критически необходим.
Поражение национальной революции превратило украинцев в меньшинство, которое якобы имело коллективные права, защищенные Лигой наций. Но нарастающее банкротство Версальской системы, глобальный экономический кризис на фоне громких успехов тоталитарных СССР и Германии привели к драматичным изменениям в политике Польши, Румынии, Венгрии и многих других государств. Либерализм казался вчерашним днем, существование наций все более связывалось с этнической унификацией, нетерпимостью к меньшинствам, преимуществом коллективных интересов над личными правами и свободами.
Украинское понятие нации тоже испытало влияние в это время. Оттуда разделение наций на «этнические» и «политические», понимание национального возрождения как «дарвинистской борьбы за выживание между этносами», которое присутствует в статье Александра Музычко. Оттуда примат «воли» над рациональным обоснованием прав и свобод. А в политике это слово очень часто означает принуждение и насилие.
Стоит четко дать себе отчет, что национализм без либерализма повлек глубокий кризис во всех государствах, где он осуществлялся как государственная политика. Нынешняя этническая однородность Польши, Чехии, Словакии, собрание всех этнических немцев в одном государстве — это не история успеха, а результат страшных потерь в ходе Второй мировой войны, Холокоста, а также послевоенных этнических чисток и «обменов» населением, таких как операция «Висла».
После войны либерализм вернулся с новой теорией и практикой экономической и социальной политики.
Группа экономистов сформулировала в журнале «Ордо» новое кредо либерализма. Их представитель Людвиг Эрхарт, первый министр экономики ФРГ, имел мужество его реализовать. Главное задание государства — обеспечить честную конкуренцию, для этого нужна ограниченная экономическая политика, в сердцевине которой стабильность денег. А государство должно сосредоточиться на мощной общественной политике, которая обеспечивает конкурентоспособность каждого гражданина. Эта идея сработала!
Именно «ордолиберальная» политика Германии сотворила «экономическое чудо». Заимствованная и развитая другими государствами Западной Европы она обеспечила быстрое послевоенное восстановление и создание той безопасной, демократической и процветающей Европы, которая нас так привлекает. Социальное государство (welfare state) стало высоким достижением либерального национализма и главным механизмом демократического единства модерной нации.
Давайте посмотрим, отвечают ли принципам современного либерализма несколько последних правительственных новаций.
В гробах переворачиваются его теоретики, когда слышат сегодняшние заявления украинских должностных лиц об очередной «либеральной» реформе — введении накопительной пенсионной системы! Ими давно доказано, что такая система может работать лишь при очень стабильной денежной единице. Тогда работники могут честно конкурировать на рынке труда и экономить на пенсию. Почему в кризисной ситуации Германия и Франция готовы сделать все, чтобы удержать стабильность евро? Потому что на эту стабильность опирается все их пенсионное и социальное страхование. Если же гривня за десять лет обесценилась в пять-шесть раз, то государство ведет политику не стабильных денег, а стабильной занятости. Значит, у нас неконкурентный рынок труда и ответственность за это несет государство, потому оно должна выплачивать солидарную пенсию из бюджета или из суррогатного «пенсионного фонда».
Немало ошеломлены были бы эти либералы, если бы услышали о том, что в одном университете могут учить на украинском языке, а в другом — на русском! Это значит, что государство разрывает единое конкурентное образовательное пространство, появляются два поля для «деформированной заполитизированной квазиконкуренции», то есть для политизации и деградации образования.
«Ордолибералы» при формировании принципов государственной политики часто ссылались на христианского либерала Карла Поланьи, который определил три «ненастоящих товара» — деньги, землю, человеческую жизнь. На это определение опираются их предложения о жесткой регуляции деятельности банков, рынка земли, рынка услуг по здравоохранению. Для современного либерализма вообще неприемлемыми являются толки о свободном рынке земли. Так же, кстати, как и избыточная «свобода» для банкиров, которая оборачивается глубокими потрясениями.
Понятно, что этот вариант либерализма тоже не идеален, за что его много и справедливо критикуют. Однако его развитие на украинской почве нужно именно потому, что он многое дает для понимания «человека экономического». Ведь если вспомнить высказывание о том, что история начинается с экономики, то мы сейчас находимся на низкой точке нашего пути. Украинский ВВП на душу населения составляет 6,7 тыс. долларов США. Это приблизительно вдвое меньше, чем в самых бедных странах ЕС — Румынии и Болгарии, или в Беларуси и Казахстане. Это втрое меньше, чем в Польше или Венгрии. Сухая цифра ставит под вопрос наши национальные амбиции.
Думаю, что наше сегодняшнее состояние побуждает к критическому осмыслению нашей действительности, а не к повторению мантры о «этнических» и «политических» нациях. Нам нужна смелость, чтобы дать ответы на многие вопросы, в том числе и о нашей истории. Критический взгляд на нее раскрывает немало возможностей для понимания нынешнего.
Гегель считал, что кризисное состояние, исчерпанность какой-то стадии развития чрезвычайно благоприятно для осмысления будущего. «Только когда начинают спускаться сумерки, сова Минервы расправляет крылья», — писал он. Давайте отправим ее в полет, чтобы она могла указать, откуда придет рассвет.
Украина как аксиома и теория
Вот вся прогрессивная общественность и дождалась ответов Я. Грицака в «Черноморских новостях» (7 апреля 2011 г. http://www.chornomorka.сom/ node/3755, также в блоге Я. Грицака: http://spas.zaxid. net/blogentry/89675/) и газете «День» (8 апреля 2011 г.) мне, провинциальному непрогрессивному украинскому историку. Ответ в «ЧН» даже сопровождался комментарием одесской журналистки и претендента на должность одного из лидеров украинцев Одессы З. Казанжи, что заставляет вспомнить о традициях советской коллективной травли инакомыслящих исключительно по инициативе трудящихся.
Довольно странно выглядят следующие строки из заметки З. Казанжи: «дискуссия была и на лекции, и на «круглом столе» — и все присутствующие могли задавать вопросы или высказать собственную точку зрения. Так как полемика «после того как» мне напоминает один прием: открыл двери, прокричал что-то, а потом быстро их закрыл. Чтобы никто не успел тебе ответить...» Итак, оказывается, опубликовать за собственной подписью, открыто, собственный отклик на мысли определенного человека, в данном случае Я. Грицака, — это кричалка с тайным желанием не получить ответ? По моему мнению, именно господин Я. Грицак мог бы первым высмеять этот упрек. Разоблачительную энергию З. Казанжи выпустить бы на головы инициаторов установления памятника Екатерине ІІ, авторов проекта о всестороннем развитии русского языка в Одессе, только что принятого Одесским городским советом, оккупационного решения о вывешивании красных тоталитарных тряпок на улицах современного украинского города, отмены названия улицы Ивана и Юрия Лип или направить в поддержку единственной украиноязычной и украинской газеты Одессы.
В общем, интересно было наблюдать за реакцией одесситов и жителей других городов на мою статью. Искренне говоря, не ожидал такого резонанса, а тем более перепечатывания (наверное, впервые в истории «Дня») статьи из провинциального издания во всеукраинской газете, издаваемой на трех языках. Вместе с критикой я получил поддержку от таких людей, которых не назовешь «отсталыми», «пещерными» и прочими нелестными определениями. Возможно, такой резонанс и является одним из проявлений или средств выхода Одессы из интеллектуальной болота, о котором так убедительно говорил Л. Штекель на пресс-конференции с участием Я. Грицака?
Не сподобившись на традиционные обвинения в нацизме, экстремизме и других смертных грехах, которые как желтая звезда прикреплены в современной псевдо-Украине к каждому украинцу-немалороссу, основные критики не нашли ничего остроумнее, чем перевести весь разговор в другую плоскость: дескать, я исказил слова Я. Грицака, приписал ему то, что он не думал и не говорил. Хорошо, что записи всех лекций есть в интернете, так что пусть каждый делает выводы сам. Кстати, некоторые комментаторы «не заметили», что я использовал не только материалы лекции и пресс-конференции Я. Грицака, но также его интервью и статей. Так, наверное, было удобнее, ведь в данном случае было трудно обвинить меня в манипулировании или выдумывании фактов. Что написано пером... Непонятно также то, почему мои полемические заметки были трактованы как «обвинения» в адрес Я. Грицака. Неужели каждое альтернативное мнение с определенным флером эмоциональности, непременным в публицистике, обязательно является обвинениями? А что касается того, что критика Я. Грицака прозвучала из Одессы, то, по моему мнению, это должно было бы дать повод Я. Грицаку и его слушателям и читателям задуматься над истинностью тезисов об украиноязычной и русскоязычной Украине, Галицкой украинской национальной идее Пьемонта (почему-то Я. Грицак продолжает настаивать на том, что эта идея развилась в Галичине, не упоминая о ее приднепровских корнях и резонансе), компромиссе между «Двумя Украинами», поиске «Третьей Украины» и т. д.
Что удивляет больше всего: в интервью газете «День» Я. Грицак, отрицая правдивость интерпретации его слов с моей стороны, повторил некоторые свои тезисы слово в слово: 1) «когда я говорил о втором государственном языке, то имел в виду, что это должно быть лишь в результате компромисса между украинским западом и востоком. Если, скажем, на Донбассе или в Крыму хотят второй государственный язык, то пусть соглашаются на вступление Украины в НАТО»; 2) «может, если четко обусловить, что «центральная Украина» — это не географическое понятие, а политическое. Украина, которая находится между двумя полюсами — львовским и донецким. Ведь Украина никак не делится на «восток» и «запад» без остатка. И этот остаток очень велик. Так может ли эта «третья Украина» иметь собственный голос? Теоретически это возможно, но вопрос в том, будет ли над этим кто-то работать как с политическим проектом» (ответ на вопрос о вероятности появления «Третьей Украины» как компромиссной идеи на определенной территории). Кроме того, Я. Грицак не отрицал в принципе целесообразность федерализации Украины. Но, по его мнению, общество должно созреть до этого, то есть самостоятельно, по собственной воле прийти к этой мысли. Также, ссылаясь на опыт Германии и некоторых других западноевропейских стран, в очередной раз призвал к компромиссу всех и вся, что следует понимать как компромисс и с созданными российскими спецслужбами политическими проектами?
Вот это и кое-что другое — это то, с чем я принципиально не согласился как тогда, так и не соглашаюсь теперь. В Украине живет большинство этнических украинцев, огромная часть из которых искусственно маргинализирована и денационализирована. Даже удобные для многих идеи о какой-то мистически-тотальной многонациональности Украины созданы совершенно искусственно. В любом городе или государстве можно насчитать и 500 национальностей и одновременно перессорить их между собой. Эту ситуацию можно изменить не циничным обменом «язык на НАТО», а классической политикой Реконструкции (вспомним также исторический опыт США, а не только Европы), постколониализма, что и было начато, но впоследствии заболтано при В. Ющенко.
И когда уважаемый Я. Грицак, который раньше говорил лишь о катастрофичности исторической политики В. Ющенко, теперь заявляет «к тому же, за последние годы у нас появились новые островки согласия — такие, как признание Голодомора, распространение правды о нем. Это единственная вещь, которая реально удалась Ющенко. Даже Донбасс воспринял правду о Голодоморе — об этом говорят результаты опросов в прошлом году», то не признает ли он таким образом рациональности этой мысли? Ведь память о Голодоморе объединила, прежде всего, этнических украинцев Галичины, где даже не было Голодомора, Одесщины (северные, украинские районы Одесщины недаром меньше всего голосуют за украинофобские силы), Донбасса и других наших областей. Любой поиск «Третьей» или «Двадцать третьей» Украины в условиях тотального наступления на все украинское — страшный удар по этим росткам модерной Украины без комплекса национальной неполноценности среди титульной нации.
На месте сторонников позиции Я. Грицака я бы задумался об использовании его мыслей украинофобами, например, из одесской «Родины». Наверное, все-таки есть в них что-то такое, что делает их пригодными для этого. Есть и другой вариант: открыто признать, что в идеях «Родины» и подобных украинские либералы видят рациональные зерна, принципиально не противоречащие либеральному кодексу. Правда, в таком случае они рискуют потерять много сторонников. Но чего не сделаешь ради большей искренности, истины!
В своем ответе Я. Грицак цитирует Гете и других классиков. Я же в данном случае советую всем заинтересованным лицам прочитать статью одессита В. Жаботинского «Мракобес», в которой еще в начале ХХ в. выдающийся сионист точно определил тактику захихикивания и затравливания всего подлинно национального, национально-освободительного движения, посягательства на привычную для всех иерархию отношений между нациями-париями и нациями-господами.
К сожалению, в ответах уважаемого профессора я также увидел вырывание моих мыслей из контекста и не нашел ответа на главный вопрос, ради которого я писал свою полемическую заметку (а не обвинение!): как могут прижатые к стенке этнические украинцы, тем более Одессы и Крыма, искать компромисс с теми, кто не ради этого когда-то начал свою деятельность далеко не в пользу Украины? Кстати, странно, что господин профессор узрел на Майдане 2004 г. даже сторонников коммунистов? («А потому в Украине был возможен оранжевый Майдан, где плечом к плечу стояли и коммунисты, и националисты, и украиноязычные, и русскоязычные».) Я. Грицак сожалеет, что «усилиями Кремля, просчетами «оранжевых», агрессивностью регионалов этот союз был разрушен». А мне, как и многим украинцам, такой союз волка с ягненком решительно не нужен. Ответственные за геноцид коммунисты и их современные соучастники должны сойти с исторической сцены, и к тому же покаявшись за тяжкие преступления против Украины. Именно последствия превращения Украины в общежитие для всех и ни для кого мы пожинали все последние 20 лет.
Я. Грицак безосновательно причисляет меня к лицам, которые «хотят чего-то другого: быстрой и легкой победы-реванша». Наоборот, я готов к компромиссу со всеми, кто на самом деле толерантен, кто готов воспринять ценности этнических украинцев как свои собственные, при этом не отрекаясь и от собственной культуры. Полностью согласен с Я. Грицаком, что эти силы есть в Украине, хотя их и еще очень мало. Но для объединения с ними надо четче расставить акценты, определить платформу единения, чтобы к этому празднику единения не приобщились те, кто его потопит в крови и слезах украинцев. А прежде всего, следует объединить этнических украинцев между собой на основе собственной этнической культуры и ценностей.
Поэтому мне не представляется полностью правильным настойчивый призыв Я. Грицака к одесситам знать и изучать фигуру экономиста Александра Гершенкрона, который как только родился, так и навсегда покинул Одессу. По моему мнению, украинцы должны начинать не с этого. К сожалению, они до сих пор не знают о собственных этнических украинских выдающихся земляках и, более того, находясь в плену мифов, даже считают их «предателями», «фашистами», врагами. Поэтому популяризация деятельности И. Луценко, К. Литвиненко, Ивана и Юрия Липы, М. Комарова является главной задачей местных украинских историков (уверен, что такие «забытые» украинцы остались по всей Украине). А что касается других, то в наших условиях значительно важнее усвоение наследия В. Жаботинского, В. Данилова, С. Борового, А. Медушевского, А. Озенбашли и других друзей нашего народа. И это тоже трудный путь. И потому весьма парадоксально считать меня человеком, который ищет легких путей. Гораздо легче в Одессе быть новороссом, малороссом, советским человеком. Зато что значит быть в Одессе украинцем и легко ли это, можно ответить, лишь живя долгое время в этом «толерантном» городе. Да и вообще легче было бы присоединиться к тотальному одобрямсу в адрес Я. Грицака. Но получилось иначе. Вышла полемика, а это всегда лучше, чем анонимки на форумах, разговоры за спиной и т. д.
Поэтому я благодарю господину Ярославу за потраченное им время на полемику со мной, желаю ему крепкого здоровья и вдохновения и призываю всех украинцев (из числа которых я никогда и не думал вычеркивать Я. Грицака) к органичной, ежедневной, конструктивной работе. Однако без критического мышления, откровенного высказывания сомнений, дискуссии украинцы в любом варианте — либеральном, националистическом или еще каком-либо — останутся безмолвным большинством без позитивной перспективы. С признательностью воспринимаю советы и пожелания Я. Грицака и благодарю за возможность интеллектуального развития в полемике с ним.
