Уже несколько лет нет с нами замечательного актера (которого теперь можно смело называть великим, ибо равных ему по таланту — у нас единицы) — Олега Ивановича Борисова, художника яростного гражданского темперамента, поднимавшегося в своих работах до постижения высот человеческого духа. Фильмы «Крах инженера Гарина», «Женитьба», «Виринея», «Живой труп», «Рафферти», «Парад планет», «Гамлет Щигровского уезда» сохранили нам лишь крупицы этого большого таланта.
Настоящее его имя Альберт. Но оно, похоже, ему ужасно не нравилось своей мнимой изысканностью, манерностью, так что осталось только в паспорте. Называли же его все Олегом — так он и значился в театральных афишах и титрах фильмов. Говорят, он был настолько интересен и многогранен еще в студенческие годы, что после окончания Школы-студии МХАТ получил приглашение не только в драматические театры, но в оперетту и даже в ансамбль пляски — считали, что из него получится классный танцор.
Недавно мне попала в руки украинская газета середины 50-х, где я обнаружил статью об одной из первых сценических удач начинающего тогда Борисова — спектакле киевского Театра им. Леси Украинки «Комедия ошибок», где молодой артист, судя по отзыву, блестяще сыграл братьев- близнецов, Эфесского и Сиракузского. Причем, перевоплощался он из одного в другого тут же, на глазах публики, меняя не только головной убор и темперамент, но мгновенно «перепрыгивая» из одного характера в другой. Один из братьев был умным, жизнерадостным, чертовски ловким, другой — неучем, явным пессимистом, тугодумом. Образы менялись мгновенно. И зритель, зная, что перед ним один исполнитель, охотно верил, что это два разных человека, настолько блестящей была актерская техника Борисова. Тогда, в Киеве, он проявил себя как великолепный комедийный актер (в кино тоже, если помните, начинал с комедий — «За двумя зайцами», «Дайте жалобную книгу», «Похитители велосипедов»), имел поклонников. Но кое-кто, например, режиссер Михаил Романов, чувствовал его драматический потенциал. Романов мечтал, чтобы Олег сыграл царя Федора, трагического простака, но постановка не состоялась. И по-настоящему эта сторона дарования Борисова проявилась лишь в ленинградском Большом драматическом театре у Георгия Товстоногова, куда он перешел в 1964-м. Тут он сыграл свои знаменитые роли — Гарри в «Короле Генрихе IV», инвалида войны Кистерева в «Трех мешках сорной пшеницы», трагически безысходного Суслова в «Дачниках», Войницкого в «Дяде Ване». Это был актер огромного диапазона, перевоплощающийся из устрашающего анархиста Сиплого («Оптимистическая трагедия»), в подверженного комплексам князя из «Кроткой» Достоевского, из горячего казака Григория Мелехова («Тихий Дон») в загнанного, скованного страхом императора Павла I в спектакле Театра Российской Армии, где Борисов работал последние годы.
Кстати, с Достоевским Олег Иванович был почти на «ты» (говорил: «У меня с ним большой контакт»), настолько вошел в образный мир его героев, принял его взгляд на мир и стольких его героев воплотил, включая Ганю Иволгина в спектакле «Идиот» и Версилова в 6-серийном «Подростке». Но когда в картине «26 дней из жизни Достоевского» ему предложили сыграть самого Федора Михайловича, Борисов вошел в дикий творческий конфликт с режиссером. У него было свое представление об этой глыбе русской литературы, а изображать хрестоматийный портрет бородатого классика, как ему предлагали на «Мосфильме», было неинтересно. И Борисов, сыграв несколько сцен, отказался от роли, хотя в гриме был удивительно похож на Достоевского. Роль вместо него сыграл Анатолий Солоницын.
Борисов был человеком непростым, обидчивым, абсолютно закрытым. Свою личную жизнь он приоткрывал журналистам, лишь рассказывая об успехах своего сына Юрия, который стал режиссером (Олег Иванович вместе с ним организовывал театральную антрепризу и снялся у сына в фильме «Вальс Мефисто» по мотивам «Фауста»). Когда спрашивали, откуда так хорошо знает героев войны (в свое время он сыграл летчика Титаренко в «Балтийском небе», танкиста Домешева в «На войне как на войне», ослепшего солдата Плещеева в «Рабочем поселке» отвечал, что в них отразилась его память о военном детстве, о людях, что не щадили себя. «Не знаю, откуда во мне вдруг берутся их голоса, привычки, лица», — пожимал актер плечами.
«Он не копировал свое время, он составил его художественный портрет», — написал о Борисове кто-то из критиков. «Он всегда знает, зачем сегодня выходит на сцену», — говорил о нем Товстоногов. Действительно, работа Борисова в фильмах «Луна-парк», «Остановился поезд», «Слуга» и многих других — на первый взгляд, скромных, неброских — словно набат, который взывал, бередя наши души, к правде, добру, свету, любви. Недаром этот актер с наибольшей силой выразил себя в исповедальном искусстве 60-х годов. Мы чувствовали его внутреннее борение, биение мысли, бешеный напор страстей. Он обладал способностью принять на себя чужую боль, был нетерпим к любому унижению человека. И фанатично предан искусству. Своего ущербного деспота Павла I и другого деспота — Ивана Грозного в картине «Гроза над Русью» он играл уже тяжело больным, превозмогая недуг.
«Постепенно прихожу к тому, что мы на этой земле все связаны, — признавал Олег Борисов в одном из последних интервью, и дальше, размышляя о герое, необходимом нашему времени, говорил. — Вот посмотрите американские фильмы. Там всегда герой-одиночка, личность, борющаяся за свои интересы, отстаивающая свои взгляды — нужные или ненужные, это уже нюансы. Без лидера, личности, не может быть ничего — ни благополучного государства, ни кино».
Герои Борисова много знают, а потому вечно грустен их взгляд. Этот взгляд актера-мыслителя еще долго будет нас тревожить. И символично, что ролью, неожиданно символизирующей завершение карьеры и земного пути прекрасного артиста, стал трагический Фирс в спектакле Льва Додина. Да, и у этого незаурядного артиста, случались годы простоя, проходные работы. И хотя он успел сыграть много, имел звания и премии, не покидает ощущение, что талант, данный ему, был шире выпавшей на его долю судьбы .
