На прошлой неделе в Национальной опере Украины зрители познакомились с обновленной постановкой комической оперы-буфф Доменико Чимароза «Тайный брак». На афише Герман Макаренко значится ассистентом дирижера этой премьеры. Примечательно, что тринадцать лет назад, еще будучи студентом Киевской консерватории, именно в этом спектакле он делал свои первые шаги на профессиональной сцене.
— Несмотря на всю легкость и изысканность музыки, это очень непростой спектакль, — считает Герман Георгиевич. — Чимароза отошел от традиционной неаполитанской оперы-буфф, отвергнув важнейшее наследие этого стиля — колоратуру как самоцель. Композитор очень интересно использовал прием сопоставления голосов в ансамблях. У него речитативы гораздо ближе к человеческой речи. Спектакль эмоциональный, яркий, искрометный и веселый. На сцене Национальной оперы Украины «Тайный брак» впервые поставила Ирина Александровна Молостова в середине 80-х годов. Она, как большой мастер, умела зажечь коллектив, дать пищу для творческих размышлений и поисков. Мне вместе с ней посчастливилось работать в спектаклях «Дон Жуан» и «Мадам Баттерфляй».
С оперным театром у Макаренко связана вся жизнь. По его словам, он вырос за кулисами. Мама была балериной, а отец — оперным певцом. Они работали сначала в Тбилиси, а потом в Минске. «Даже мое имя навеяно «Пиковой дамой» Чайковского — любимой оперой папы, — улыбается Герман Георгиевич. — Говорят, что имя предопределяет судьбу. Но я, в отличие от главного героя «Пиковой дамы», стараюсь не искушать себя «тремя картами» и в азартные игры не играю. Кроме театра не представлял себе иного пути. Поэтому, когда пришло время выбирать профессию, для меня были две дороги: либо петь, как папа, либо дирижировать, как дядя. Я выбрал второе».
Макаренко с отличием окончил музыкальную школу им. Лысенко, Национальную музыкальную академию Украины, аспирантуру.
— У меня были замечательные учителя. И прежде всего Роман Кофман. Роман Исаакович — строгий, но справедливый педагог. Он всегда необычайно требовательный к себе и к студентам, — говорит Герман Георгиевич. — Я считаю, что в профессии дирижера это просто необходимо. Ведь приходится работать с огромным коллективом — солистами оперы и балета, хором, музыкантами оркестра. Нужно быть всегда в творческой форме. Но не забывать, что у артистов очень тонкая душевная организация. Их легко ранить. У каждого дирижера свой почерк. Я, например, предпочитаю знать партитуру на память. Тем более, что во время спектакля бывают самые разные ситуации. Высокие ноты у солистов украшают арию, но ария — это не цельный спектакль, и задача дирижера сделать постановку органичной, не нарушающей ткань и гармонию всего произведения. Кроме того, сцена — не место для выяснения отношений. Мы должны творить совместно. А неожиданности бывают практически на каждом спектакле. Другой вопрос — заметны ли они зрителю? Так на последнем «Севильском цирюльнике» в первом акте граф Альмавива поет серенаду под балконом у Розины. В партитуре у Дж. Россини в этом месте написано, что аккомпанирует арфа, которая находится за кулисами. Эта сцена всегда проходила гладко. А тут: под окном граф, Фигаро бросает ему гитару, звучит арфа, но вместо стройной мелодии слышна лишь какофония. И я ничего не могу сделать, арфистка меня не видит. Я не могу ей дать сигнал остановиться. Тогда солист мог бы исполнить эту партию без музыкального сопровождения: а капельно. Граф (Александр Дяченко) с трудом удержал тональность. Позже оказалось, что у арфы лопнула педаль.
— Долгие годы у нас в стране не могут прийти к согласию: на каком языке исполнять оперу — оригинала или украинском. Ваше мнение?
— Дело в том, что язык оригинала — это своеобразная музыка. Хорошо, что Максим Рыльский сумел очень красиво и точно перевести Пушкина. Но это, скорее, исключение из правила. При переводе произведения Александра Сергеевича теряют свою легкость и образность. Именно поэтому великого российского поэта в мире по-настоящему не знают. Я — за исполнение оперы на том языке, на котором она написана автором. Будь то «Кармен» — на французском, «Лоэнгрин» — на немецком, «Евгений Онегин» — на русском или «Наталка Полтавка» — на украинском. Ведь даже при самом замечательном переводе теряются нюансы, которые так важны в опере.
— В 1997 году вы несколько месяцев работали за границей в «Маленькой опере большого Нью- Йорка». Чем отличается американский театр от нашего?
— Работать в Нью-Йорке было очень интересно. Ведь новый коллектив дает свежий импульс к творчеству, мобилизует силы. Вместе с тем должен отметить, что таких солистов, какие есть у нас, в Америке мне не доводилось встречать. Они работают профессионально, но без порыва и горения, которое присуще нашим исполнителям. В США я выступал с концертами и провел несколько мастер-классов для оркестрантов, а также дирижировал операми «Кармен» и «Мадам Баттерфляй». Наша дирижерская школа пользуется успехом за рубежом. Последние гастроли у меня были в Хорватии. Я выступал с симфоническим оркестром на новогодних концертах. Мы исполняли произведения Штрауса. Публика тепло приняла нас. Там впервые в жизни после концерта я получил сувенир от оркестрантов — куклу в национальном убранстве. Это было очень трогательно.
