Многие представители московской арт-тусовки Музей Церетели обходят стороной, выказывая ему свое презрительное «фе»: дескать, каков хозяин, таковы и экспонаты — салонщина, попса… Но артистическо- олигархический бомонд музей жалует и на вернисажи ходит исправно. Причина, конечно, не в том, чтобы подобрать себе что- нибудь в коллекцию, — с выставок работы обыкновенно не покупают. Пресытившись антиквариатом и классическим реализмом, а также дорогостоящим современным модернизмом рубежа 90-х, почитатели искусства теперь спокойно ищут что-нибудь новое, не тривиальное и, безусловно, добротное. Можно сколько угодно шипеть в сторону бронзовых творений Зураба Церетели, но как музейщик он что попало не выставляет, факт, и ему верят. Поэтому экспозиция художников, работающих в жанре эдакого неофигуратива, весьма заинтересовала москвичей.
Впрочем, имена Пояркова, Пинчука и Горбачева в российской столице, равно как и в других странах Европы и Америке, хорошо известны: список их основных выставок вызывает уважение. Хотя к тому, что они делают, да и к ним самим можно относиться по-разному. Но нельзя не отдать должное редкому дару, которым художники обладают: равных им в искусстве самопрезентации и умении себя продавать у нас нет. Когда большинство гордо провозглашает себя «некоммерческими» и сетуют на «некультурное» общество, потому что их творения не покупают, Пинчук, Поярков и Горбачев — удачливые и богатые. Удача — не дура, она абы к кому не приходит. Трое ежедневно вкалывают не только на ниве искусства. Они возделывают поля мощного самопиара и не менее гордо именуют себя художниками «коммерческими», ведь если есть товар, то должен быть и покупатель, его нужно найти и убедить, что ты — лучший. Иначе — сиди и рисуй в тумбочку. В отличие от тех, кто считает, что искусство — это не профессия, а призвание, эти художники убеждены в обратном. Если на картине или скульптуре стоит цена, следовательно, это профессия. Ну, а если работы не пользуются спросом, значит, с профессионализмом не сложилось...
Когда нужно объясниться по поводу концепции выставки, Олег и Юрий дружно указывают на Сергея Пояркова — ему лучше всех удается жанр мистификации, поскольку смысл экспозиции еще ни один художник не смог вразумительно передать.
— Концепция нашего проекта в том, что мы, три эгоцентрика, можем друг с другом сработаться, а в нашей среде самовлюбленных художников это редкость редкостная. В принципе, все трое делают вещи, которые можно узнать. Вот, к примеру, приходит ребенок на выставку и спрашивает, мол, дяденька, почему у вас тут ручки нарисованы кривые, а что это за пятнышки, а куда эти полоски ведут? Художник отвечает, мол, я так вижу. Ну, если вы так видите, чего в художники шли? Как говорил Курт Воннегут: «Если ученый не может объяснить в течение пяти минут пятилетнему ребенку, чем он занимается, — он не ученый, а шарлатан». У нас же и ребенок, и взрослый видят, что лошадь — это лошадь, рыба — это рыба. На Западе время нефигуратива закончилось.
— Бытует мнение, что профессионализм художника определяется тем, какие у него есть выставки, в каких музеях есть его работы, какова их цена. Но, согласитесь, это все — результат пиара: что угодно, любой товар, в принципе, можно продать за доллар, а, можно за миллион — как удастся провернуть сделку. Думаю, выставки нужны лишь для эдакого представления, «арт-театра», в котором можно сыграть главную роль, и удовлетворенно отметить: ага, поприходили, хорошие мои, имея ввиду «зрителей», помогающим вам безбедно жить.
— Работы надо показывать потребителю искусства. Выставки — это вехи художника, то есть отчет перед самим собой. В общем-то, мои клиенты купят у меня картины и без выставки. Вернисаж — это повод пообщаться. Одни клиенты знакомятся с другими, третьи приятно удивляются месту встречи с коллегами. Но многие художники совершают ошибку, думая, что сделают выставку — и попрет клиент. Нет, нужна большая предварительная работа. Рояль в кустах появится только тогда, когда вы взяли на себя труд туда его закатить. Вот у нас открылась выставка в Москве, пришли известные люди, хорошие отзывы. Нам говорят: повезло. Дудки, в нашей профессии никому не везет! Мы всех «заманивали», проводили колоссальную работу, чтобы эти люди собрались. Ничего не падает с неба. Особенно для людей искусства. Нам ставят в вину то, что мы занимаемся пиаром. Ну, я, к примеру, с удовольствием сидел бы и рисовал. И что? Я ненавижу пиар, но научился и этим заниматься профессионально, потому что нет пока у нас нормальных арт-агентов. Потому что ни я, ни мои друзья не хотим ради искусства жить на помойке и на такую же жизнь обрекать семью. Почему ради искусства нужно страдать, а не радоваться от того, на нем заработал приличную сумму, а? Если любишь искусство, значит, нужно не опускаться, не плакаться и спиваться, а, напротив, добиваться успеха. Вы научились рисовать — хорошо, но есть еще масса вещей, которые вы обязаны уметь делать. «Некоммерческий» художник видит мои результаты, но не видит, что я вскакиваю в семь утра и мотаюсь весь день, поскольку у меня есть список на полсотни дел, и мне нужно везде успеть. Не тянете на жизнь в таком ритме — откажитесь от мысли стать успешным.
— Понятно, почему вы и ваши удачливые соплеменники вызывают, мягко говоря, отрицательное отношение большинства коллег по цеху. Но вам это, скорее всего, безразлично: в любом террариуме единомышленников выживает сильнейший?
— Более того, я не премину сказать слова благодарности коллегам за их нежелание учиться, за их ежедневное самолюбование, за то, что они ежедневно взращивают свою лень. У нас в среде художников — как у манекенщиц: 90% гниют на помойке, а 1,5% купаются в лучах прожекторов. Я, как и мои коллеги по выставке, — представители этих 1,5 %. Что думают обо мне другие? А вы спросите, что думает о Майе Плисецкой кордебалет. Ох они ее и распекут! Но успешные танцоры скажут, что она талантливая. Именно благодаря нежеланию других работать над собой мы тут так хорошо устроились. Мне нужен кордебалет. Человек, который утратил способность критически относиться к себе, обречен на прозябание. Нищие художники ненавидят богатых. Не потому, что нищие более талантливы. 95% тех художников, чьи работы находятся в ведущих музеях мира, были богатейшими людьми. Нищие — ленивые. Они прощают себе лень. Я — нет. После развала советской системы учусь ежедневно. А они — плачутся. Результат налицо. В Украине сейчас я себя так хорошо чувствую только потому, что окружен толпой художников- лентяев. Я вкалываю, как вол, потому что хочу, чтобы серьезные западные агенты узнали обо мне и стали со мной сотрудничать, но пока я не заработаю свои сто пятьдесят-двести тысяч долларов в год самостоятельно, я там никому не буду нужен — таковы правила игры. Когда художник зашел в пять мест и получил пять отказов — это нормально. Значит, надо зайти в сто пятьдесят пять мест. В профессии художника сама мысль о скромности должна умереть, не родившись.
— Ясно, почему вы решили сделать выставку в Музее у Церетели: уважение к художнику, многократно обруганному завистниками?
— Это музей, который был создан человеком, которого я, например, глубоко уважаю. Считаю, что Церетели — фигура в истории искусства России. Он сумел выразить эпоху в реальности, в которой она существует. А других жаба задавила. Вспомните, Эйфелева башня вызвала жуткое негодование французов — ее отстояли военные, мол, хорошая антенна. Памятник Петру в Москве — то же самое. С советских времен Зураб знал, как добиться успеха. Его не любят, потому что он трудяга. Нелюбовь тусовки к Церетели очень подвигала нас сделать у него выставку. На Манхэттене возле здания ООН стоит его скульптура, которую взяли бесплатно, а Шемякин за эту честь платил деньги. Есть объективные показатели тому, кто выше по рейтингу, кто — ниже. Поэтому нам захотелось сделать проект у Церетели с Юрой Горбачевым. С тем и у того, кто круче нас. По ценам, по известности есть художники, у которых работы стоят миллионы. Вот чего интересно добиться. А быть крутым в Украине сегодня, к сожалению, просто… ***
Позиция, высказанная Сергеем Поярковым, вполне справедливо вызывает споры. Но не менее справедливо будет сказать, что и он, и Пинчук, и Горбачев, и многие другие отечественные мастера, уверенно позиционирующие себя в контексте мирового изобразительного искусства, мыслящие отнюдь не категориями вчерашнего дня, вызывают уважение. Это, с одной стороны, настоящий патриотизм. С другой — развитие прибыльного бизнеса. В нашей стране уже появляются грамотные люди, которые умеют зарабатывать на искусстве, и им гораздо сподручнее сотрудничать с теми, кто отваживается выползти на яркий свет из душного, затхлого андерграунда.
В московском Музее современного искусства демонстрируется проект известного украинского скульптора Олега Пинчука, графика Сергея Пояркова и живописца Юрия Горбачева под названием «Фигуративный мост».
