Лауреаты последнего, по многим меркам сенсационного Каннского фестиваля объявлены. Вот список победителей в наиболее важных категориях:
Золотая пальма — «Белая лента» (режиссер — Михаэль Ханеке, Австрия).
Гран-при — «Пророк» (Жак Одьяр, Франция).
Почетный приз за вклад в кинематограф — Ален Рене (Франция).
Лучший режиссер — Брийанте Мендоза (Филиппины) за «Резню».
Спецприз жюри — «Аквариум» (Андреа Арнольд, Британия), «Жажда» (Пак Чан-Вук, Южная Корея).
Лучший актер — Кристоф Вальтц («Безславные ублюдки», режиссер — Квентин Тарантино, США).
Лучшая актриса — Шарлотта Генсбур («Антихрист», режиссер — Ларс фон Триер, Дания).
Лучший сценарий — Мей Фен («Весенняя лихорадка», режиссер — Лу Е, Китай).
«Золотая пальма» в коротком метре — «Арена» (режиссер — Жоао Салавиза, Португалия).
Золотая камера за лучший полнометражный дебют — «Самсон и Далила» (Уорвик Торнтон, Австралия).
«Неужели пресс времени выдавил всю жизнь из западного кино? Неужели западноевропейский кинематограф выдохся, испугавшись тени своей собственной долгой истории?»
Эти слова из послания многолетнего президента Каннского фестиваля Жиля Жакоба можно в некотором роде считать программными для 62-х Канн. Жакоб, при котором кинофорум упрочил свой статус наиболее авторитетной институции в кинематографе, не жалел иронии в заочном споре с апологетами идеи смерти авторского кино: «С разных сторон, особенно от англосаксов, раздаются голоса, что авторское кино уже умерло, и что существует только предметное кино... Они утверждают, что наше кино никто не смотрит, а значит, оно находится на грани вымирания, и что сегодня в авторском кино выживают только несколько второстепенных, зависящих от госфинансирования имитаторов. Если бы Абель Ганс был сегодня в живых, он бы занялся комиксами. Фриц Ланг, Пабст и Дрейер делали бы компьютерные игры, а Орсон Уэллс вновь взялся бы за радиопостановку «Войны миров».
Однако, по мнению президента, авторское кино вовсе не умирает, но просто вступает в следующую фазу развития и обживает новые территории, и теперь, чтобы посмотреть кино новой волны или почувствовать на экране «дух Росселини», нужно ехать не в Париж и Рим, а в Бухарест или Пекин.
Декларации получили практическое подтверждение. 62 каннский кинофестиваль стал настоящим парадом гордости европейской режиссуры: из 20 картин, приглашенных в главный конкурс, 12 сняты режиссерами Старого Света, но, что важнее, по подбору имен этот конкурс еще до своего начала был провозглашен историческим. Ведь в конкурсную программу вошли новые работы режиссеров, давно признанных культовыми, каждого их фильма ждут годами с неослабевающим интересом критики, пресса, многочисленные поклонники. От перечня действительно захватывает дух: «Безславные ублютки» (так и следует переводить намеренно искаженное название) Квентина Тарантино, «Антихрист» Ларса фон Триера, «Разорванные объятия» Педро Альмодовара, «Белая лента» Михаэля Ханеке, «В поисках Эрика» британского классика социальной драмы Кена Лоуча, «Вход в пустоту» француза Гаспара Ноэ (в свое время шокировавшего всех своей «Необратимостью», а теперь снявшего визионерскую драму об убитом токийском драгдилере, который с того света присматривает за любимой сестрой), «Лица» тайваньского мастера изысканных киномедитаций Цая Мин Ляна (на сей раз — про тайваньского же режиссера, снимающего в Лувре фильм про Саломею), «Дикие травы» 87-летнего патриарха Алена Рене, а также «Сияющая звезда» новозеландки Джейн Кэмпион, «Взятие Вудстока» Энга Ли, «Остающееся время» палестинца Элиа Сулеймана, «Победить» Марко Беллоккьо. Практически все — первоклассные, талантливейшие художники, добрая половина — обладатели тех или иных каннских наград, в том числе «Золотых пальмовых ветвей» (Триер, Тарантино, Кемпион, Лоуч). Неудивительно, в таком списке просто не хватило места, например, замечательному кинофантазеру Терри Гилльяму — на набережной Круазетт вне конкурса показали его «Имаджинариум доктора Парнаса», в котором сыграл свою последнюю роль Хит Леджер, а «Тетро» Френсиса Форда Копполы оказался в параллельном «Двухнедельнике режиссеров».
Организаторы осознавали беспрецедентность происходящего: официальным постером фестиваля стал кадр из фильма Микеланджело Антониони «Приключение»: легендарная актриса итальянского неореализма Моника Витти, повернувшись к камере спиной, открывает окно. Тогда, в 1960 году, каннский конкурс обозначил наступление новой эры в кино: за «Ветвь», кроме «Приключения», состязались «Сладкая жизнь» Федерико Феллини, «Источник» Ингмара Бергмана, «Девушка» Луиса Бунюэля и «Баллада о солдате» Григория Чухрая.
Одним из наиболее ожидаемых конкурсантов в этом году был «Антихрист». Неудивительно, однако, и то, что премьера нового фильма Триера обернулась громким скандалом.
Шарлотта Генсбур и Вильям Дефо играют семейную пару, чей ребенок выбросился из окна во время их соития. В поисках утешения осиротевшая чета бежит в глухой лес, селится в уединенном коттедже. Но лекарство оказывается страшнее болезни: вскоре и вокруг них, и в их душах воцаряется воистину дьявольский хаос. Триер, известный своей склонностью к жестоким провокациям, на сей раз, похоже, превзошел самого себя. В «Антихристе» в замедленном кадре показывают смерть ребенка, на крупном плане увечат половые органы, мастурбируют с брызгами крови; стоит также добавить говорящих животных, которые потом пытаются съесть самих себя, но одним из наиболее вызывающих жестов является финальный титр: «Посвящается Андрею Тарковскому». Похоже, что фестивальной аудитории все это показалось явным перебором: многие покинули зал еще до завершения показа, те, кто остались, свистели и улюлюкали; накануне официального объявления лауреатов возмущенное экуменическое жюри даже объявило «Антихриста» обладателем «антиприза» Канн. Впрочем, как показывает опыт, негативная реакция даже искушенной каннской аудитории далеко не всегда адекватна относительно истинного качества того или иного фильма. Вердикт главного жюри кажется более точным: такой фильм — уже сам по себе четкое заявление режиссера-радикала, не ищущего ничьего признания; оценили же в первую очередь самоотверженность Генсбур, необычной и одаренной актрисы, с блеском исполнившей без преувеличения тяжелейшую роль.
Похожую обструкцию в Каннах когда-то пережил и австрийский режиссер Михаэль Ханеке: его «Забавные игры» в 1997 году распугали даже самых закаленных киноведов задолго до финальных титров; однако за прошедшее десятилетие стало ясно, что именно эта картина явила миру один из наиболее глубоких взглядов на природу насилия как такового. В этом году Ханеке практически сразу оказался среди фаворитов конкурса с драмой «Белая лента» (Das Weisse Band). Иначе как приятным сюрпризом это не назовешь: ведь после «Пианистки» (2001), в которой главную роль сыграла председатель жюри в Каннах-62 Изабель Юппер, у режиссера вышло три откровенно слабых фильма.
«Белая лента» выпадает из наработанного стиля Ханеке благодаря черно-белому изображению и присутствию фигуры рассказчика, молодого школьного учителя, ведущего повествование спустя много лет: обычно режиссер выбирает отстраненную, объективистскую интонацию, обходясь без посредников. Нетипичны также время и место: протестантская немецкая деревня, 1914 год, канун Первой мировой — ранее Ханеке был равнодушен к историческому материалу. В драматургии, однако, чувствуется знакомая жесткость: жителей безмятежной на первый взгляд местности кто-то планомерно калечит и убивает. Чужаки исключаются, так что подозрения падают на многодетную семью пастора, который воспитывает своих чад с почти садистской строгостью. Кстати, название картины происходит от традиции в ряде районов Германии повязывать подросткам на предплечья белые повязки в знак их обязательств строго придерживаться христианских норм поведения.
Впрочем, озверевшие дети — это лишь одна из версий, которую сообщает рассказчик; окончательного ответа мы так и не узнаем, и это принципиальная позиция автора.
На фестивальной пресс-конференции Михаэль Ханеке подчеркнул: «Задача искусства — задавать вопросы, а не предлагать решения. Если вы хотите услышать от меня ясные ответы, то я не смогу выполнить ваше желание». Что до замысла «Белой ленты», то режиссер сообщил, что «задумал фильм около десяти лет назад, пытаясь понять причины тоталитарного общества, фашизма, фанатизма и международного терроризма. Корни этого зла находятся в одном — возведении в догму, в абсолют принципов, которые первоначально могли иметь позитивные стороны для общества».
Ханеке давно желанный гость на Круазетт: «Белая лента» — его девятая картина, демонстрируемая здесь, и шестая, включенная в основной конкурс, но «Золотую ветвь» он получил только сейчас, что делает этот приз и для него, и для австрийского кино особо ценным.
В целом, складывается впечатление, что насилие стало центральной темой фестиваля, а фильмы, изобилующие жестокими сценами, не только вышли в фавориты, но и получили львиную долю наград. При этом некоторые решения жюри для большинства наблюдателей оказались полнейшей неожиданностью.
Например, весомый приз за режиссуру филиппинцу Брийанте Мендозе. В его «Резне» студент школы криминалистики, будущий полицейский нуждается в деньгах для содержания молодой жены и младенца. Он подрабатывает, выбивая долги, а в один прекрасный день становится соучастником зверского убийства проститутки — с пытками, насилием и расчленением трупа, части которого бандиты в знак устрашения разбрасывают по всему городу. В течение всего фильма герой пытается вырваться из этого ада и спасти если не жертву, то себя — в моральном смысле, но пути назад нет. Критики почти единодушно поместили «Резню» среди аутсайдеров, но, судя по всему, Мендозе удалось угадать мотивы насилия и кризиса морали, царящие в конкурсе.
Не меньшее количество крови проливается и в «Жажде» корейца Пак Чан-Вука. Католический священник, добровольно давший испытать на себе вакцину от смертельной болезни, превращается в вампира, и далее главной проблемой для него и его девушки становится поиск пропитания: пара пьет кровь не только традиционно вампирическим способом, но также крадет ее у коматозных больных и носит с собой в медицинских пакетах. По утверждениям видевших фильм критиков, «Жажда» представляет собой виртуозную игру с разными жанрами, взрывчатую смесь высокой трагедии, хоррора, вампирской мелодрамы и трэша, приправленную отсылками к столь эстетичным первоисточникам, как живопись Редона и фильмы Вернера Херцога, одним словом — настоящее удовольствие для синефилов, потому и спецприз жри вполне закономерен.
Для корейского режиссера это не первый успех в Каннах: в 2004 году жюри, возглавляемое Квентином Тарантино, дало Гран-при жюри столь же эффектной драме Чан-Вука «Олдбой». Сам Тарантино на сей раз также принимал участие в каннском состязании, похоже, скорее ради удовольствия; тем весомее приз для Вальтца, однако среди «ублютков», думается, приза были достойны все — Тарантино славится умением подбирать нужных актеров на нужные роли. Про эту картину уже написано немало, напишут в десятки раз больше, но, прежде всего, стоит отметить, что кровопролитная комедия про элитный отряд евреев, снимающий скальпы с нацистов, является не менее киноманским произведением, нежели «Жажда». Каждый из эпизодов «Ублютков» снят в своем стиле, отсылающем к тому или иному периоду развития кинематографии, один из героев — бывший кинокритик, одна из героинь — звезда Третьего рейха, другая — владелица кинотеатра в Париже, где разыгрывается «операция «Кино» и фактически завершается война.
Что же до упомянутого Гран-при жюри, то здесь тот редкий случай, когда мнения жюри, публики и прессы совпали. «Пророк» Жака Одьяра — тюремная сага про маленького человека, преодолевающего нечеловеческие обстоятельства: Малик, молодой араб, приговоренный к длительному заключению, оказывается в самом центре конфликта между корсиканской, итальянской и арабской мафиями, и не просто умудряется выжить, но еще и поднимается вверх в негласной тюремной иерархии, не потеряв при этом своего «я». В «Пророке», со всей очевидностью, сошлись все необходимые составляющие для успеха: сильный сценарий (Одьяр в 1996 году уже завоевывал первенство в Каннах как сценарист), крепкая режиссура, прекрасная игра Тахара Рахима в роли Малика и более-менее благополучная развязка...
Этот комментарий не претендует на полноту. Список фильмов, обойденных вниманием жюри, не менее показателен, чем перечень лауреатов. В любом случае, Канны признаны наиболее авторитетным фестивалем в силу того, что именно здесь определяется тенденция для всего авторского кино на следующий сезон. 62 фестиваль не зафиксировал рождения богатой талантами и идеями «новой волны», как полвека назад, его программу составили работы уже признанных мастеров, — но очень ярко показал состояние многих умов, отразил пиковую фазу кризиса, которую проходят и кинематограф, и современная цивилизация в целом. Жесточайшее противостояние человеческих страстей и традиционной морали, тело как объект и субъект беспредельного насилия, зыбкость границы между благими намерениями и многорядным шоссе, ведущим в ад — все это позволяет говорить о неком новом декадансе, темном постиндустриальном барокко, настигшем европейскую гуманитарную (кино)мысль в начале нового века. И в то же время талантливо сотворенные кошмары Каннского конкурса парадоксальным образом манифестируют те ценности, которые из них на первый взгляд исключены — любовь, человеческое достоинство, свободу. Просто, очевидно, такое сейчас время, что заставить зрителя задуматься о подобных вещах можно лишь со всего размаху ударив его по глазам.
