Матери нашей — Ирине Афанасьевне Дидовец посвящается
Все чаще и чаще вспоминается все, что хранит моя память о самом дорогом человеке. За окном — зимняя прохлада, кисти припорошеной снегом калины. На стенах комнаты пучки бархаток — точно воспоминания о короткой ранней осени. А у моей мамы она уже не ранняя...
...Детство приходит к Тебе тихим плеском речки в конце огорода, малиновым звоном, который долетал до казацкого хутора, где с давних пор жила большая семья Тищенко, а по-уличному Чобитко. А еще той удивительной картиной, когда весной выходили в поле сеятели, засевая землю зерном и надеждой.
Помню, как появились эти непонятные слова: комбед, коллективизация, которые принесли тревогу и беспокойство в крестьянские души, и тот страшный день, когда выводили из конюшни ухоженных коней, выносили сбрую и инвентарь, вышитые рубашки и рушники. С весельем и рвением выносили и вывозили со двора все, до последнего зернышка, те, кого еще вчера крестьяне унизительно называли «бездельниками». А сегодня они вершили суд. Не один день стоял над хутором плач и причитание, и этот страшный вопрос: «За что?.. Оно же нажито трудом семьи». Но ответа не было.
На глазах разрушалась фантастическая красота Патриархального крестьянского Космоса. Страшное лихолетье раскулачивания и лишений в чужих краях, где осталось разорванное от надругательства и боли сердце деда, а потом смерть настигла и бабушку, как молния, изуродовала, растерзала семью.
С тех пор началась черная сиротская жизнь, остро приправленная бедностью, несправедливостью и слезами, которые обжигали ночами твою душу...
В неполные четырнадцать лет осталась ты за отца и мать для трех меньших сестер и брата. Чтобы спасти их от голодной смерти, прибавив себе два года, пошла на торфоразработку, грузила вагонетки, так как здесь давали самый большой паек хлебом.
Я и сегодня не могу постичь, откуда брались силы у измученной, голодной девочки, когда по шатким ступенькам в течение смены поднималась ты на вагонетки, сбрасывая вниз торф. Только мгновение отдыхали твои руки, которые звенели от усталости, словно струны, — и снова за работу.
А еще нужно было в дождь и метель в старенькой одежде пройти десять бесконечных километров, чтобы принести домой по куску хлеба. Иногда казалось, что больше нет сил ни идти, ни работать, но пронзительная мысль: «А как же они?» — поддерживала тебя.
Своим страданием, болью, своей утраченной юностью, бессонными ночами поднимала младших, берегла их, как колос свое зерно... И уже пришло твое совершеннолетие, пошли в подпаски и наем младшие, стало немного легче...
А судьба готовила для тебя еще одно испытание. Как-то вечером зашел сосед, который недавно потерял жену, и, стесняясь, сказал: «Ирина, прошу тебя, помоги детям, выходи за меня замуж». Собрав узелок, пошла Ты в чужую хату, пошла, чтобы стать матерью трем малолетним детям, взвалив на свои плечи непомерно тяжелую ношу...
Но вдруг грянула, ударила набатом в душу война. Через неколько дней провожала Ты с детьми на призывной пункт своего мужа, с которым так и не успела зарегистрировать брак.
Потом были страшные дни оккупации, расстрелы односельчан и черные головешки от сожженной карателями хаты. Днепровские острова прятали Тебя с детьми, прикрывая зеленой одеждой от холода и кормя щавелем, корнями, рыбой, а иногда, если посчастливится, и мясом расстрелянных с самолетов одичалых коней. «А чего ты хочешь от мачехи?» Всю жизнь, как огня, Ты боялась этого слова.
Друг за другом приходили к тебе похоронки на старших братьев — «погиб смертью храбрых», пока война не забрала последнего, самого младшего, семнадцатилетнего Семена. Его вместе с сотнями сверстников уже через неделю после призыва, необученных, невооруженных, бросили на высоту в Белоруссии. И последним вздохом срывалось с их окровавленных уст: «За что?» А от мужа весточки все не было...
Злые люди советовали: «Брось детей. У тебя вся жизнь еще впереди». Но Ты выплакала, вымолила у саперов колоды с плавучего моста и начала строить хату. Когда пришел отец, глазам своим не поверил: на месте пепелища стоял сруб новой хаты. Позже отец вспоминал: «Разживались мы с мамой с трех алюминиевых мисок, подаренных соседом, и армейского котелка...»
В первые послевоенные годы родила Ты своего первенца, меня, а спустя несколько лет среди маковок в грядках родился наш самый младшенький — Василько. Когда Ты спала, когда Ты ела — никто этого не знал, так как надо было напрясть и наткать, обшить и накормить, дать совет каждому из пятерых детей. А еще нужно было обрабатывать эти бесконечные колхозные поля без праздников и выходных, чтобы выработать тот минимум — 300-320 трудодней, чтобы за них в конце года получить мешок хлеба. И не было равных Тебе в работе, и не было для Тебя работы, которая была бы Тебе не под силу. Нужно было пахать — пахала, косить — косила. А сколько перевернула своими руками земли, черпая от нее силу, доброту, духовную красоту и любовь к людям.
Все, что Ты делала, все, чего касались Твои руки, было пронизано теплом, любовью и Божьей благодатью. Ты была красива в самой тяжелой работе: пекла на дубовом листе самый вкусный на всю улицу хлеб, аромат которого снится мне до сих пор; Твои выкупанные солнцем и водой полотна вызывали зависть у соседок; стога сена, которые делала Ты, вызывали удивление и восторг у мужчин... Мама, Ты учила нас видеть и лелеять красоту, а прежде всего — уважать и любить людей, неутихающими колоколами своей души звала нас творить добро.
А еще любила Ты цветы, и горячие бархатки опоясывали дом, как Млечный Путь в звездном небе. Не было для нас большего удовольствия, чем слушать, как пела Ты с отцом любимую «Ой, при лужку, при лужку...». В эти минуты вы были самые счастливые во всем мире. Но улетела душа отца за небосклон, и уже десять лет не слышим мы больше вашей песни.
Как бы нам, Твоим детям, хотелось забрать из Твоего обожженного горячим дыханием Чернобыля сердца боль, тревогу и тоску, чтобы в нем поселилась только наша любовь, разгладить морщины на лбу, прильнуть к уставшим, покалеченным рукам, которые болят днем и ночью, и сказать: «Спасибо Вам, мама, простите и благословите нас своей любовью». Пусть хранит Вас Пресвятая Богородица, в день Рождества которой Вы родились.
Долгих лет, человеческой благодарности и Божьей благодати Вам, мама».
