Вряд ли есть среди наших читателей кто-то, кому не было бы известно имя французского режиссера Люка Бессона. «Пятый элемпент», «Никита», «Леон», «Голубая бездна» — эти фильмы смотрели, наверное, все.
Во второй половине июня Бессон побывал Москве в двояком качестве: как автор нового фильма «Невероятные приключения Адель» (выходит в украинский прокат 22 июня) и как председатель жюри 32-го Московского кинофестиваля. Также дважды он встретился с прессой. «День» воспользовался этой возможностью, чтобы задать режиссеру несколько вопросов.
— Вы уже не впервые председательствуете в жюри. Каковы ваши критерии оценки фильма?
— Сердце — вот мой единственный критерий. Дело в том, что мы все — судьи. Когда мы смотрим фильм, то так или иначе судим его. Мы идем в кино, платим пару евро за билет, и после просмотра говорим или «Ну что, куда пойдем ужинать?», или «Какой хороший фильм, я хочу его пересмотреть!». То есть, когда мы находим фильм, который говорит что-то нам, нашему сердцу, то мы становимся судьями. Но интересно здесь то, что сердце у всех разное, мы все из разных стран, представляем разные культуры, нам нравятся разные фильмы. Именно эта часть работы в жюри наиболее привлекательна для меня, когда мы обмениваемся диалогами: «Мне это понравилось!» — «А почему именно это?». Выяснение таких вещей мне кажется в нашем сотрудничестве наиболее интересным.
— В конкурсе участвует французская картина. Как вы будете разделять национальное и профессиональное?
— Есть фильм из Франции в программе? Хорошо. Мне на это наплевать все равно. Вопрос, конечно, замечательный, но вы понимаете, что на него нельзя дать корректный ответ. Обещаю, что не буду себя раскрашивать как футбольный фанат французской символикой, когда пойду на показ французского фильма. Вообще искусство хорошо прежде всего тем, что это единственная страна, в которой не нужны никакие визы. Неважно, откуда вы, неважно, какой у вас паспорт — там, где вы видите талант, происходит творчество. И когда мы встречаемся с творческим человеком, мы документы у него не спрашиваем, мы смотрим — есть ему что сказать или нет. Примерно пару недель назад в Лос-Анджелесе я встретился со своим другом и коллегой Михаэлем Ханеке, и у нас был замечательный разговор, такой обмен мнениями, который мне очень запомнился. Для меня искусство, и кинофестиваль в частности, — это встреча людей разных культур. Думаю, и на этом фестивале мы встретимся, пообщаемся, обсудим хорошие фильмы. Вы, наверно, как критики любите классифицировать вещи, раскладывать их по полочкам, а мне приятнее другой процесс — смешивать. Складывать все воедино.
— Тогда вот критический вопрос, как раз насчет раскладывания по полочкам: есть ли для вас различие между арт-хаузом и коммерческим кино?
— Я никогда не понимал разницу между кино как искусством и кино как коммерцией. Когда вы приходите в кинотеатр, разве за один фильм надо платить, а на другой можно пойти бесплатно? Нет, так не бывает. За все фильмы нужно платить. Множество малобюджетных, очень милых, интеллектуальных фильмов, арт-фильмов имели огромный успех и принесли продюсерам большую прибыль. Хорошая новость заключается в том, что независимо от того, сколько вы потратили на фильм — два миллиона евро или 200 миллионов, цена билета в кинотеатре останется одной и той же. И это, кстати, делает кинобизнес исключением из всех прочих разновидностей бизнеса. Потому что если вы, положим, продаете автомобиль, а покупатель хочет изменить цвет или получить машину в другой комплектации, он будет вынужден заплатить больше. А здесь — разные модели продаются по одной и той же цене. Я плакал, когда смотрел фильмы Михаэля Ханеке, Андрея Тарковского и Уолта Диснея. И вчера вечером я тоже плакал, когда смотрел матч Франция — Мексика. Это самый французский фильм, который я когда-либо видел.
— Давайте поговорим о вашем новом фильме. Почему вы обратились именно к этой истории?
— Это известный французский комикс, не столь знаменитый, как «Астерикс». Но я всегда любил «Приключения Адель», мне нравилась эта героиня еще с детских лет. Потрясающий характер!
— В конце фильма героиня отправляется в новое путешествие на «Титанике». Означает ли это, что будет сниматься продолжение?
— Есть два варианта завершения в кино. Первый — когда все умирают. Второй — когда заканчивается одна история и начинается другая. В целом есть девять выпусков комикса про Адель, и ни в одном из них нет закрытого финала.
— В чем специфика работы над экранизацией комикса?
— Я всегда вставлял некоторые комические моменты в мои предыдущие картины, но не позволял себе снять целиком и полностью легкий, развлекательный фильм. Сейчас, когда тяжелые времена, на дворе кризис, я считаю, что фильмы должны быть как можно легче. И без того много проблем — я не хочу становиться еще одной. Самые упрямые мои фанаты требуют, чтобы я продолжал делать кино наподобие «Никиты» или «Леона». Я обещаю им и всем вам, что как только мир станет немного лучше, я всех вокруг поубиваю.
— Каков ваш метод работы с актерами?
— Самый главный секрет работы с актерами — это хлыст. Шучу... Я думаю, что главное — это проводить с актерами как можно больше времени. Потому что на них лежит огромная ответственность, они работают лицом. Поэтому стараюсь как можно больше разговаривать, общаться с актерами, максимально устраняю технические вопросы из процесса работы, даю им больше свободы в творчестве. Когда они понимают, что и зачем нужно делать, работать с ними намного проще. Самое главное — правильно их выбрать в начале работы. Все будет в порядке, если вы работаете с такими талантливыми и умными людьми, как Луиза Бургуэн (исполнительница главной роли в фильме. — Д.Д.), — она значительно облегчила мою работу.
— А как вы нашли эту замечательную актрису?
— У нее было свое шоу на телевидении. Всего несколько минут в вечернем эфире. Но за это время Луиза успевала несколько раз переодеться, поменять несколько образов: она перевоплощалась в мужчин, в политиков, в монашенок. Кроме того, она сама писала тексты для шоу. Я смотрел эту программу каждый вечер несколько лет и думал: «Если она так замечательно перевоплощается, то надо бы с ней поработать». А потом она сыграла в небольшом фильме, и мне опять понравилось, и я понял, что эту девушку надо снять. Но прежде всего мне надо было убедиться, что она хороший человек. Талантливый человек — это одно, но я слишком стар, чтобы работать с идиотами. И она действительно оказалась хорошим человеком, я в этом убедился. Я попробовал еще несколько вариантов на эту роль, но все-таки решил остановиться на ней.
— Что значит это требование — чтобы актер был хорошим человеком? Одного таланта недостаточно?
— Думаю, актер должен иметь некие моральные устои. Должен уважать себя и уважать вас как режиссера. А в случае с актрисой — она должна всегда вовремя приходить на съемки, с уважением относиться к своей работе, у нее должны быть веские причины, чтобы прийти на площадку. Она должна отстаивать свой фильм, своего персонажа. Актеры в большинстве случаев очень эгоцентричны. И очень часто они приходят на съемки, руководствуясь неправильными причинами. Они могут согласиться играть из-за наживы или погони за славой. И если что-то в их жизни не складывается, если они не руководствуются подобающими причинами, то они не могут нормально играть, становятся очень скандальными, непредсказуемыми, кричат на всех — начинаются скандалы и неприятности на съемках. Очень часто это происходит из-за того, что им что-то не нравится в характере персонажа либо в диалогах. Умный актер в таких случаях садится и разговаривает с режиссером, а не скандалит по пустякам. Именно этого я и жду от актеров: чтобы им хватило ума поговорить с режиссером о материале.
— За что вы любите свою работу?
— Честно говоря, у меня чудесная профессия, я так счастлив с ней, ведь так много других, трудных профессий. Каждое утро, просыпаясь, я говорю: «Спасибо за эту работу!». Я занимаюсь ей уже... Боже мой, 30 лет, не пора ли остановиться? Еще хороший момент в том, что ты путешествуешь вокруг света со своим фильмом.
— Ваши картины обожают дети и подростки. Вы ориентируетесь на них? Или ваш зритель — это просто подросший Люк Бессон?
— Этого я не могу вам сказать. Никогда не знаешь с точностью, с кем ты разговариваешь. Один и тот же фильм может понравиться 70-летнему корейцу и 16-летней испанке, иногда по совершенно разным причинам. Все мы очень разные. У каждого из нас свое прошлое, свой опыт, свои раны. И мы совершенно по-разному реагируем на один и тот же фильм. Есть люди, которым фильм может понравиться, кто-то будет плакать во время сеанса, и есть те, кого фильм может взбесить. Есть те, кто его никогда не посмотрит. Фильм — это как соблазнительное предложение от меня. Кстати, у меня был шпион, который находился в зале во время показа, и мой шпион сказал, что вы все время смеялись. Это правда? Мы всегда нервничаем, когда показываем фильм такой аудитории, как журналисты. Иногда бывает, что приходишь на пресс-конференцию, где все сидят с каменными лицами... Поэтому большое спасибо моему шпиону. Я счастлив, что мы рассмешили вас!
— В одной статье о вас написали, что вы воплощаете инфантилизм и практицизм эпохи. Вы согласны с этим?
— Я не знаю... Одновременно? Что-то здесь не так, потому что одно с другим не вяжется. Один философ сказал, что ребенок — это отец мужчины. И он-то уж точно не был инфантильным, когда говорил это. Взрослый, который пытается стереть воспоминание о своем детстве, поступает ошибочно. Я взрослый человек, могу вам точно это сказать. Я выпускаю по 12 фильмов в год, у меня работает много людей, но я не рву связь со своим детством. Я очень хорошо помню себя в десятилетнем возрасте. Это очень хороший мальчик, я с ним дружу. Быть инфантильным — это когда ты ведешь себя, как будто тебе семь лет. Поверьте мне, я давно не вел себя как семилетний мальчишка.
