Личность это легендарная для экспериментаторов всех мастей. Ему приписывают инициацию панк-движения в СССР. Так называемый параллельный кинематограф 70—80-х годов немыслим без хаотичных черно-белых короткометражек Юфита. Пройдя стажировку у Сокурова, главный некрореалист утвердился в статусе чуть ли не центрального киноподпольщика России. Его полнометражные работы столь же шокирующие и подчеркнуто дилетантские, как и ранние фильмы. «Убитые молнией» в этом ряду занимают особое место. Часовая лента — нечто вроде философского манифеста, предлагающего, ни много ни мало, новый взгляд на эволюцию и происхождение человека. По содержанию «Убитые молнией» — монолог девочки, ставшей антропологом, о странностях своего детства, о таинственно исчезнувшем папе-подводнике и его подвигах, наконец, о новой теории эволюции. Теория эта способна довести до кондрашки любого биолога. Оказывается, теория Дарвина ошибочна, дерево и камень могут быть как потомками, так и предками человека, а половые различия — лишь досадная мутация, сбой, не предусмотренный природой. Инфантильную феерию обрамляют тягучие эпизоды с обнаженными зверолюдьми, блуждающими по среднерусским лесам. В финале становится ясным, что безумная гипотеза подтвердилась. Человек стал неотличим от окружающей среды, двуногий оглаживает березу с полным ощущением родства. По сути, некрореализм достиг логического завершения — грань между разумом и природой, живым и неживым стерта.
Я отвел столь много места маргинальному опусу отнюдь не по причине его мощного эстетического потенциала. «Убитые молнией» — это замкнутый на самом себе, мизантропический авангард, бледная тень иных экспериментов. Но само наличие фильма и его странноватого режиссера в теле российского кинематографа — как раз свидетельство его, кинематографа, хорошего самочувствия. Ибо только полноправное сосуществование «дна» и вершины, темной, злой обочины и самоуверенного «центра» — тех же Юфита и Рогожкина — и обеспечивает развитие кино в отдельной стране как такового. Другое дело, что российских фильмов, подобных Юфитовому, должно было действительно набраться на отдельную программу. Но и того, что есть — немало.
Наверное, удельный вес бунтарей в любой стране примерно одинаков. Подозреваю, что Ким Ки Дук в Южной Корее занимает то же место, что Юфит в России. Его фильмы, полные психологических надрывов и шокирующего насилия, наверняка контрастируют с остальным корейским кино. При общем восторге критиков Ки Дук так и не стяжал серьезных наград на фестивалях — международные ареопаги просто не знают, что с ним делать. В Москве два фильма неугомонного корейца разнесли по двум разным программам — «Экзотике» («Плохой парень») и респектабельной «АиФории» («Адрес неизвестен»). Однако и там и там любимец киноведов выглядел чужаком. Отличительная черта его произведений — испытание на разрыв всех и всяческих моральных устоев. В «Плохом парне» любовь между барышней и бандитом реализуется в форме превращения девицы в проститутку, а ее парня — в ее сутенера. «Адрес неизвестен» и вовсе напоминает вывернутых наизнанку российских классиков. Тоска жизни в провинциальном городке обращается фонтаном кровавого абсурда. Причем убивают и калечат друг друга не только от большой ненависти, но и от не меньшей любви...
Испанец Педро Альмадовар — уже бывший подпольщик, добывший недавно «Оскара». Потому его свежая мелодрама «Поговори с ней» обоснованно оказалась в «АиФории». Двое чувствительных мужчин выхаживают впавших в кому возлюбленных. Как всегда у Альмадовара, все красиво снято, много бурных чувств, одухотворенных лиц и обильно смоченный слезами хэппи- энд, пускай даже ценою жизни двух из четырех главных героев. Все это потрясающе смотрелось бы еще в конце прошлого десятилетия. Но ныне, несмотря на все порывы, на весь режиссерский темперамент, такое кино оказывается чем-то вроде сложной, отменно сделанной безделушки. Спору нет, яркая «картинка» в фильме, уснащенная постмодернистскими завитушками, — это очень немало. Но, достигнув изощренности в царстве иронии и цитаты, кинематограф 80—90-х ныне оказывается не у дел, его бутафорским истинам грозит невостребованность. По-своему точно ощутил это другой метатель визуального бисера, Франсуа Озон. Его «Восемь женщин», открывшие ММКФ, — чистое развлечение, элегантная помесь мюзикла, детектива и комедии, укрепленная небывалой концентрацией звезд. Никому еще не удавалось собрать в одном фильме Изабель Юппер, Катрин Денев, Фанни Ардан и Эмманюэль Беар. Но и особых сверхзадач здесь нет. «8 женщин» — сувенир начала века, написанный дорогостоящими красками. Его приятно смотреть, не более.
В данном обзоре отмечены лишь наиболее значительные ленты как вне конкурса ММКФ, так и его состязательной части. Стоило упомянуть, к примеру, полистилистический «Отель» Майкла Фиггиса, созданный разными способами съемки, либо некоторые работы из той же «Экзотики». Так что и эта, и предыдущая статья («Новый горький стиль: забавные игры») — нечто вроде эскиза, надеюсь, достаточно адекватного общей картине.
Итак, в русло поиска возвращается реалистическая фактура, бесхитростные образы, переживания обыденного (необязательно «маленького») человека. Именно такой сосредоточенностью на неустроенных, повседневных жизнеописаниях замечательны «Человек без прошлого» Аки Каурисмяки, «Сын» братьев Дарденн, с некоторыми оговорками — драмы Ким Ки Дука и исследования быта «второстепенных людей» Киры Муратовой. То, что складывается усилиями этих замечательных и очень разных режиссеров, рискну назвать новым горьким стилем. Горечь здесь не от разочарования в человеке — от веры в него. В его, пусть нелепые и смешные, но искренние порывы. В его хромую — на грани выживания — судьбу.
Это вкус наступившего века.
