Только политическая доктрина сделала для населения Советского Союза лучшим французским писателем Анри Барбюса, а китайским Лу Синя. Похоже, она же не сделала 150-летие со дня рождения великого Чехова хоть сколько-нибудь значимым событием в Украине. И все же, хоть не в январе, а весной, при повсеместном отказе в финансовой поддержке, но за личные средства, осуществили торжественный и чинный, забавный и сентиментальный, озорной и глубокомысленный акт художественного почтения гения театра его преданные, талантливые и бескорыстные служители.
«Студия Парис» и художественная антреприза тезоименинница пьесы «Вишневый сад» одноименным спектаклем подтвердили живое присутствие классика в дне сегодняшнем. Постановщик спектакля, автор костюмов, интерьеров, соавтор фоно-видеограмм (вместе с С.Высоцким), исполнительница роли Раневской Лариса Парис, до этого осуществившая в трех киевских театрах постановки по драматургии абсурдистов, вполне успешно, порою неожиданно, применила этот опыт для распознания комедийного в чеховских трагедиях, часто непонятно почему автором декларируемых, как комедии. Представьте все персонажи мужчины в чеховских бородках, а некоторые еще и в пенсне. Барышни и дамы в кружевах, Дуняша (С.Штанько) в кокошнике и сарафане. Замысел режиссера проявляется достаточно быстро и доказательно.
Победоносное наступления хамства на сознательно беззащитную интеллигентность в течение сценического действия и в аккомпанирующем ему видеоряде набирает скорость как в отзываемых японцами «Toyоta-x» с залипающими педалями газа. Вот уже кадры Октябрьской революции переходят в видеоотчеты с зашкаливающе оптимистичными физкультурниками, еще чуть-чуть — и начались бы хроники Майдана... Но чувство меры укрепляет полет фантазии и от постановочных приемов переходит к поискам в игре актеров. Тут расцветает импровизация, тонкий аромат точных интонаций, неожиданных оценок щекочет обаяние театралов. Возникающий в зрительном зале смех актеры поощряют паузами, наполненными личностным профессиональным удовольствием.
Для меня вот эта радость взаимного восхищения, благодарная фиксация удачи коллеги, полетность сценического существования составляют формулу успеха антрепризы. В спектакле, словно аматоры-неофиты играют профессиональные востребованные артисты из 5 театров Киева.
Помню, когда 23 года назад Мастерская театрального искусства «Сузір’я» была первым ангажементным театром в Киеве, как часто возникали недоразумения с ревнивыми руководителями театров по поводу права артистов работать на какой-нибудь другой сцене. Сегодня артист свободен, крепостное право в театре низвергнуто и на театральных подмостках все чаще прорезаются лучи любительства как свет для профилактики профессионализма.
Пять финалов спектакля абсолютно не мотивированных ни текстом пьесы, ни его режиссерской трактовкой именно об этом. К забытому в брошенном доме старому слуге Фирсу (В.Кузнецов) сочувственно и словно прося прощения за содеянное — в образах персонажей пьесы приникают все артисты. Мизансценой, взглядом, жестом, словно выговорив в унисон «Прости!», они с грустинкой благодарят друг друга за радость совместной игры, потом бросаются в безудержный перепляс освобождения от ставших собственными страданий своих героев, выстраиваются в линию, похоже, для поклона, но вдруг начинают петь хором «Чубчик, чубчик кучерявый» и, наконец, опять жмутся в уютную кучку, из которой, словно чтобы избежать щемящего сердце прощания со спектаклем, обаятельно улыбаясь, прощаются со зрителем.
После наполненного тонким юмором и громким смехом первого акта, трагичного, а порой слезливого второго, пятикратный финал вполне читается третьим и юбилейным, ибо оказывается выражением благодарности за подаренное чеховской драматургией осознание призванности и посвященности в профессию.
Обычно, важные для выражения режиссерской трактовки, треугольники взаимоотношений Раневская — Гаев (С.Петько) — Лопахин (Ю.Яценко), Трофимов (В.Поликарпов) — Варя (К.Синяльник) — Лопахин, Варя — Аня (А.Соболевская) — Раневская в данном случае имеют в своих вершинах такое подвижное крепление, что от изменения остроты углов до складывания всех линий в одну прямую смысл движения взаимоотношений поймать, порой не удается. Вовсе одинокими показались Симеонов-Пищик (А.Кочубей) и Яша (А.Комаренко). Впрочем, может быть именно в этом суть замысла.
В этом, безусловно, необычном «Вишневом саде» играют молодые, зрелые, маститые артисты. Каждая из работ достойна подробного описания, в пределах газетной статьи могу заявить ответственно — все состоялись, и не в очередной раз, а победительно и ярко.
Спектакль играется в одном из офисных помещений в доме по ул. Гарматная, 4. Лампы дневного света прикрыты тканевыми фильтрами, фрагменты интерьера барского дома исполнены цветными баннерами, соломенная плетеная мебель и окно во всю сцену, за которым все время течет видео-жизнь. Порой она иллюстрирует происходящее на сцене, порой не имеет к нему никакого отношения, очень часто на одно изображение накладывается еще одно. И так же конфликтно, гармонично, не смешиваясь с воспринимаемым, наслаиваются смыслы, как будто оказавшиеся вместе люди, звуки, дома, краски сконцентрировались в одной точке — точке координации течения жизни. Жизни моей, человечества, жизни всего живущего. Смысл этот невыразим. Радость дарит сознание того, что он есть. Вопрошаю: «Что делать?» Чехов отвечает: «Надо жить!»
