…С ней здорово гулять по городу: она, как ребенок, не устает всем на свете восхищаться, такое впечатление, что каждый день она рождается заново и восторженно открывает незнакомую суть вещей. Причем, не боясь показаться смешной или невеждой. Какая-то неправильная Валентина Степовая, не такая, как все. В ней нет ни грамма провинциального снобизма, которым болеет актерское большинство. На улице встретишь — ни за что не узнаешь: джинсы, курточка, туфельки на платформе, едва тронутое макияжем лицо — молодо, стильно и просто. Бежит народная артистка, размахивая непретенциозным портфельчиком, торопится…. Валентина не знает слова шопинг: магазин, этот вечный женский врачеватель от депрессий, не ее атмосфера. Вещи приобретаются по мере надобности, и к этому процессу привлекается вся семья: последнее слово за сыном. Ей повезло с кожей, поэтому равнодушно проходит мимо косметических салонов. Скажите, разве такими бывают оперные примы?
Валентина Степовая — непревзойденный мастер метаморфоз, Копперфильд отдыхает. Процесс превращения начинается медленно, за несколько дней или, в крайнем случае, за несколько часов до времени «Ч». Перед концертом, спектаклем, гастролями жизнь Валентины обретает другой ритм: четкий, отлаженный, годами педантично отшлифованный. Днем репетиции. Вечером домашние ходят на цыпочках, говорят шепотом, судорожно хватают едва вздрогнувшую телефонную трубку… Как куколка в коконе она набирается сил, растит крылья, чтобы в одно мгновенье их расправить и показаться во всей красе…
«Великолепным обманом» было начало ее сольного концерта в «Украине». Обычно артисты стараются первый номер сделать ярким, ударным, чтобы, если не сразить, то хотя бы заинтриговать зрителя. Валентина же, вместо кринолинов и парчи напялила на себя потертое платьице, подоткнула подол, взяла в руки швабру, ведро воды и давай мыть полы на сцене. Зрители опешили. А Степовая просто начала с куплетов Адели из оперы «Летучая мышь»…. Пол чистый — теперь можно и кринолины….
Это талант: быть такой, как надо, там, где надо. На сцене Валентина Степовая превращается в бесконечное счастье и сплошную любовь, в кровоточащую боль и тихую печаль: она проживает каждую партию. Ее любит публика. Не какую-то ее роль, а Степовую целиком, поскольку Валентина долго торила дорожку к сердцу слушателя, приучая себя любить. Нелегкий труд. Она решила петь то, что хотели слышать. Степовую осуждают за «вольности» — современные обработки классических шлягеров, за популяризацию оперных хитов, а по сути за то, что она в доступной для не обремененного знаниями классики слушателя форме преподносит лучшие творения этого жанра. А когда Степовая на сольном концерте запела с рок- группой «Галактика» и соединила собственное академическое сопрано с прекрасным тембром солиста Славы Сенчука, брюзжащие блюстители чистоты искусства от отчаяния заткнулись. Нечего было сказать в ответ утопающему в аплодисментах залу Дворца «Украина».
Она несколько лет назад снялась на фото в кожаном костюме а ля Шер. Не может до сих пор равнодушно смотреть на мощные мотоциклы. Любит музыку группы «Deep Perple» и вообще профессиональный рок. «Я провожу параллель между высоким уровнем классической музыки, рок- музыки и джаза» — говорит Валентина и смело берется за разножанровые произведения. Не боясь и приличной поп-музыки, в которую классические исполнители смачно плюют. Впрочем, Степовая всегда мечтала стать именно оперной певицей и мечту свою осуществила.
Она была обречена на свою профессию: все в семье пели.
— Папа был моим первым учителем музыки: рассказал, что есть семь нот, принес домой тубу, трубу, тромбон, аккордеон, гитару, пытался что-то на них изобразить, дал мне потерзать инструменты... Однажды отец привел меня к своему другу, у которого было старинное фортепьяно… Ночь провела в бреду. Мама утром пришла меня будить, а я плачу и рассказываю сон: играла на фортепьяно... В это время был набор в музыкалку. Сердобольные родители за руку — и туда. Меня на экзамене попросили, мол, деточка, спой песенку. А я с мамой пела украинские дуэтом, детских не знаю... И как завела народную «Била мене мати...» Было смешно... Но учиться пришлось на скрипке. Хотя я раньше не знала, что это за такой инструмент. Расстроилась. А тут как раз у меня день рождения, просыпаюсь, а мне преподносят малюсенькую скрипочку. Я увидела, воскликнула: «Ой, какая хорошенькая, ладно, буду на ней играть...»
Бабушка Вали всю жизнь пела в церковном хоре. Внучка выросла, и стала сама солировать в храмах. Особенно запомнился певице концерты в Вене, в Троицком храме.
— Несколько лет назад в День Пасхи пастырь храма падре Марио пригласил меня после службы Божьей спеть «Алилуйя» Моцарта. Я стою на хорах с органистом, смотрю на эту махину и думаю, Боже, как наполню звуком такой огромный храм? Казалось, надо много звука давать, чтобы тебя услышали. Оказалось, наоборот. На следующий день у меня был концерт в этом же храме, я исполнила духовную программу и классический шлягер Марка Кропивницького «Соловейко». Изумительная акустика: когда пела «Соловейко», помните — тьо-ох, тьо-о-х — эхо шло по всему храму. И я молчала, пока эхо не обойдет все здание. Потом опять — тьо-ох и опять эхо. После этой песни публика буквально плакала от восторга... Вообще, я бы хотела проехать с туром по храмам, потому что там звучание не сравнить ни с одним залом.
Знакомство с будущим педагогом — знаменитой Евгенией Мирошниченко состоялось еще в детстве... Ей было лет 11 — 12, а Мирошниченко уже была звездой и пела по телевизору. Например, хит — «Соловья» Алябьева. Та-акая красавица — брюнетка, в черном длинном платье, девочка онемела от восторга: именно такой она себе представляла настоящую певицу... Такой она видела и себя…
— По окончании хмельницкого училища я себе дала слово, что буду учиться в консерватории, причем, только в киевской, поскольку мечтала жить в столице. Но то, что учиться буду у Евгении Семеновны, — этого даже не было в мечтах. Более того, мне никто не говорил, что важно учиться у какого-то конкретного преподавателя, что это имеет большое значение. И, когда я уже поступила, мне объявили, что буду учиться у Мирошниченко... Это была эйфория. Вот он, кумир, недостижимая высота, а я у подножья стою букашка-букашкой. Было страшно. Мне сказали, что Мирошниченко любит хорошеньких учениц, красивых. Ну, я не думала, что она меня испугается. Это я сейчас я более смелая, а раньше, когда я с неизвестным человеком старше меня общалась — так меня воспитали — испытывала к нему чувство глубочайшего почтения, уважения независимо от того, знаю я его или нет. Я робела перед этим человеком, у меня немели мышцы вокруг рта, язык. Когда я хотела что-то сказать, губы не слушались, язык не поворачивался, и я не могла связать двух слов. Я ждала Мирошниченко в классе. Заходит Евгения Семеновна... И сразу — на меня: «Так, значит, новенькая. Валечка Стельмах (я тогда еще не была замужем). Хорошо, деточка, расскажи кто ты, откуда». А у меня язык не ворочается... «Та-ак. Деточка, — сказала Евгения Семеновна, — надо следить за тем, как ты разговариваешь. Должна быть четкая дикция». Все годы учебы у оперной звезды, когда хотела что-то спросить, я не думала о том, что хочу спросить, а думала, как это сделать правильно. Потому что она тотчас же остановит и отчеканит: «Повтори это слово». В первый раз слушать она меня не стала. Ни песню, ни романс, она сразу стала заниматься, давать упражнения, мы стали работать над звуком. У меня, конечно, не все получалось, и я стала комплексовать, поскольку не смогла показать, что умею... Но она была моим кумиром и я внимала и вторила всему. Потом Евгения Семеновна мне сказала, мол, ты как обезьяна, все слизываешь, но это правильно. Я действительно, как губка, все впитывала. Но потом поняла, что надо быть Валентиной Степовой, а не ученицей Евгении Мирошниченко.
Степовая, если чего захочет, — остановок по требованию не будет. Она бескомпромиссна с самой собой, если касается дела. И до работы жадная.
— Я стала работать над голосом, петь произведения более крепкие, более низкие по регистру, то есть пробовать возможности своего голоса. Даже по силе звука иногда специально форсировала, недолго, конечно, ради эксперимента. Потом я стала слушать всемирно известных исполнителей, которые мне нравились. И каждый период моего становления увлекалась то одной, то другой певицей. Мне это многое дало. Все певцы — ненормальные, фанаты. Впрочем, я считаю, что достичь чего-то можно только будучи фанатом. Я пела, не замечая того. В метро, в троллейбусе, в трамвае, по дороге руладу напеваешь, думаешь над ней и вдруг видишь, что на тебя люди обращают внимание. Дома на кухне — поешь, в ванной — поешь. Мы с мужем после женитьбы жили в общежитии метростроя, и там душ был общий, в подвале. Когда с Игорем туда ходили, я все арии перепевала. Вода льется, я пробую ноты, выпеваю крайний верх... Игорь, спасибо ему, всегда понимал меня. В машине едем — я распеваюсь, потом спрашиваю, не очень ли мешает. Он отвечает, дескать, Валечка, я отключаюсь, не реагирую. То есть он понимает, что это мне надо и едет, думает о своем. Понимаешь, есть певицы, которым Бог от рождения дал способность выпевать крайний верх сразу, как только открывают рот. У меня диапазон был не на сто процентов развит, и я техникой дорабатывала каждые полтона, сделала свой нормальный диапазон до «фа-диеза» третьей октавы. Я понимала, что если этих нот у меня не будет, я не буду полноценным высоким сопрано. Конечно, говорить об ультраколоратуре, как у Евгении Семеновны — невозможно, недостижимо, это уникальный случай, она в своем роде единственная. Мирошниченко, кстати, рассказывала, что в молодости на распевках она брала «до» четвертой октавы! А мне приходилось очень много работать над собой. Приходила в консерваторию в воскресенье — я будние дни стеснялась, когда люди слышат. Брала класс, закрывалась и поначалу эти ноты просто выкрикивала с силой, главное, чтобы связки сомкнулись там, где мне надо. Запоминала. Потом искала место, чтобы нота была не кричащая, а поющая, легкая. Одно дело в классе нарабатывать, а другое дело, когда ты выходишь в зал и тебе эту ноту надо спеть перед народом. Тут уже срабатывает сила воли. Ведь часто бывает, что на сцене пугается исполнитель, например, думает: ладно, я сегодня эту ноту не возьму, я еще не готов, а в следующий раз... Мне кажется, что если человек себе позволяет один раз так подумать, то он будет и дальше так думать — нельзя давать себе поблажки. Я шла и говорила себе: обязана спеть, пусть получится плохая нота, но я должна. Открывала рот и пела. Первый раз получилось не идеально, но получилось ведь! Я взяла, продержала ноту и, главное, что я сама себя победила! Страх пережила, и во второй раз я уже знаю, что нужно сделать, чтобы было лучше.
Сегодня сама Степовая, не впадая в ложную скромность, считает, что состоялась как певица.
— Люди, знающие меня как певицу, слушают, никогда не ошибутся, потому что у меня есть «свой» голос, своя манера. Сейчас я стараюсь разнообразить репертуар, находить те произведения, которые органичны со мной, а не только с голосом. Хотя, конечно, всю жизнь надо учиться, ведь у каждого певца свои темные пятна...
— У вас с Таисией Повалий получился замечательный концертный дуэт. Особенно запомнились милые мяукающие «Кошки». Как вроде сошлись две звезды с разных небосклонов?
— Мы познакомились на концертах. Мне нравится Тая, особенно, как она лелеет в себе женщину. Я так не умею. Повалий могла бы состояться как прекрасная академическая певица, у нее богатый голос, она очень талантливая, легко включается в образ. Мне кажется, она состоялась бы и как великолепная джазовая певица. Но у каждого свой путь.
— А как тебе удалось безболезненно втиснуться в террариум театра?
— Я заставила своим фанатизмом поверить в меня. Трижды слушалась в Нацоперу. То, что я ученица Мирошниченко, мне, конечно, помогало. Но только сильная вера человека в себя может пробить стену. Первый раз слушалась, работая в оперной студии солисткой под рояль — мне сказали «хорошо, нравитесь, вот еще три арии выучите, подготовьте, через полгода послушаем...» Во второй раз меня слушали с симфоническим оркестром. Опять тот же ответ. В это время пришел в театр Анатолий Мокренко. Был какой-то концерт, в котором участвовали и он, и Мирошниченко, и я пела как «молодое поколение». За кулисами Мокренко говорит Мирошниченко, мол, какая у вас ученица хорошая... Чувствую — мой момент, место и время. Подхожу и говорю, мол, позвольте прослушаться, я хочу работать у вас. Анатолий Викторович и говорит, что прослушиваться нет смысла, и так все Степовую знают. Приходите петь спектакль, который вы поете в Оперной студии — то есть «Севильский цирюльник». Была всего одна спевка. Я, конечно, дрожала, технически спела хорошо, на тот момент мне, может, не хватало артистизма. Жду ответа месяц — тихо. Евгении Семеновне позвонила — та сказала «жди», а муж посмотрел на мои страдания и говорит, мол, я так не думаю, действуй. Послушала мужа, набралась смелости и стала настырно обзванивать комиссию. Помогло. Приняли. Сегодня у меня в театре всего четыре партии, поскольку много гастролей и концертов. Но я готова работать.
…Когда Валя еще училась в Хмельницком, друг познакомил ее со своим другом. Оказалось, это судьба. Он смотрел на Валентину пристальными, внимательными глазами: юноша совсем забыл о концерте, на котором увидел красивую девушку, не мог оторваться. Девушка смилостивилась, ответила взаимностью. Так и прикипели…
— Год мы с Игорем встречались, потом он ушел в армию, я поступила в консерваторию, мы писали друг другу письма, я ждала... За полгода до дембеля он написал, мол, все, не могу, хочу жениться. Я ему поставила условие: если хочешь быть со мной — приезжай в Киев, поступай на работу куда-нибудь. Иногородних принимали или на стройку, или в метрострой. В метрострое Игорь оттрубил десяток лет. Сын родился через год — я взяла академотпуск после первого курса — очень хотела ребенка, и он не был в тягость, только в радость. Потом, спасибо, мама помогла — надо было учиться…. Мне жаль, что в силу своей профессии я не могла быть ближе к сыну, к семье. Когда Артему было лет десять, он мне сказал: «Мама, хорошо тебе, у тебя есть родной брат, а у меня нет никого»…
Сегодня сын — парень взрослый, учится в эстрадно-цирковом училище. Игорь — как это модно говорить, Валин продюсер, помогает во всем. Очень приятно наблюдать эту пару. Игорь взял все бытовые вопросы исключительно на себя и совсем не сетует на то, что жена не любит готовить и ужинают они то, «что Валечка хочет»… Он оберегает жену, заботится о ней, и, если подсмотреть, то можно заметить, что взгляд у Игоря со времен хмельницкой молодости совсем не изменился: те же теплые, светлые глаза Судьбы. Валя без Игоря жизни не представляет. «Что я, что он — это одно и то же. Мои успехи — это его успехи». Прекрасная пара. Говорят, что идеальная семья может быть только там, где женщина — талантливая актриса, играющая главную роль в столь сложном спектакле. У Степовых наоборот: славный дом потому, что в нем есть талантливая женщина. А на сцене — актриса.
Сегодня у Валентины Степовой День рождения. Хорошей погоды в доме и несмолкающих оваций в театре желает певице наша газета.
