Если азиатское кино до сих пор для нашего зрителя является в определенной степени экзотикой — которая, однако, постепенно превращается в моду, — то южнокорейский режиссер Ким Ки Дук даже в таком контексте выглядит особенно.
Другое дело, что с того времени (2000 год), когда его «Остров» сенсационно прошел по мировым экранам, изменилось и кино, и сам Ким — заметно утратив ту острую, обжигающую новизну, которую так ценили европейские синефилы.
Это подтверждает его последний — и, кстати, первый, вышедший в наш прокат, — фильм «Натянутая тетива».
Опять экстремальные условия: место действия — старый корабль посреди моря. Так все, от первого до последнего кадра, и происходит на воде, которая, кстати, является излюбленной стихией режиссера; достаточно вспомнить тот же «Остров», где живут, любят и умирают на озере. Еще одна устойчивая примета стиля — режим полного молчания главных героев. Ими являются 16-летняя девчонка и строгий 60-летний старик. Оба, что бы ни произошло, — молчат как воды в рот набрали. Хотя много говорят клиенты, которых старый привозит порыбачить. Впрочем, речь этой странной паре заменяет музыцирование. Старик в свободные минуты в роли виолончели использует лук, с которым никогда не расстается. А девочка приспосабливает у себя во рту рыбацкие крючки, и здесь уже поневоле напрягаешься, поскольку в том же «Острове» эту снасть загоняли в такие места, что смотреть было больно. Здесь, хотя и все обходится без крови — за крючки зацеплена леска, которая в девичьих пальцах превращается в струну.
Этот странный, как всегда у Кима Ки Дука, неторопливый и будто немного примороженный фильм так и течет к финалу — со сладко-сентиментальной музыкой, сплошным операторским маринизмом и свистом стрел, которые и отпугивают, и ранят, и служат для гадания. Все красиво, понятно, и в то же время немного отстраненно. Градус эмоций снижен настолько, что даже когда между стариком, девушкой и ее молодым кавалером, приплывшим с берега, вспыхивают соответствующие страсти любви-ревности, все это не переживается как драма. Есть пластика тел и цветов — но не страдание людей, пусть даже показанных специфическим «дальневосточным» способом.
Более того, кажется, что ближе к развязке герои постепенно просто начинают развоплощаться, превращаться на символические фигуры. Особенно это заметно во время ритуала свадьбы, которую старик устраивает со всевозможными церемониями и торжествами. Все очень ярко, преисполнено визуально продуманного пафоса, и сам старик превращается под конец в кого-то наподобие незримого морского духа… А для героини все заканчивается вообще сплошным гламуром — она лежит на палубе в белом платье, покрывающемся целомудренной кровью от пущенной стариком стрелы, которая попала новобрачной почти между ног.
Все меньше жестокости, неадекватности и кровавых экспериментов. Все больше внешней красоты, подчеркнуто театральных сюжетов, прохладной, почти бесплотной чувственности. Ни добра, ни зла, ни ненависти, ни любви. Только ритм, молчание, орнамент движений и красок. Именно таким становится кино Ким Ки Дука. Когда-то предмет и его внешняя характеристика сольются здесь в единый неразличимый узор, вытеснив то, что в европейской традиции принято называть смыслом.
Но тогда уже не будет режиссера Ким Ки Дука.
Но — парадокс — именно таким путем он сможет избежать волны самоповторов, которая неминуемо надвигается на него.
